То, что растет

– Знаешь, я тоже хочу это увидеть. Покажи. Не бойся, я больше не буду отнимать у тебя телефон. Просто держи его передо мной, а я посмотрю.

Я пытаюсь подойти к Дарлин поближе, только она не может стоять на месте неподвижно, вечно болтается из стороны в сторону, как китайские колокольчики в грозу. На телефоне воспроизводится видео, но она с маниакальной одержимостью отдаляет от меня экран телефона, а когда я заставляю ее стоять смирно, чтобы не дергалась, Дарлин принимается кудахтать и хлопать меня по руке, так что я почти ничего не могу разглядеть. Мне удается только увидеть небольшой репортаж, снятый для кабельного телевидения. Внизу по экрану ползет строка. Но слов не разобрать. Кажется, я вижу, как нечто, напоминающее огромную волну, обрушивается на стоящие на берегу дома, а затем какая-то темная фигура, похожая на кляксу или тень, поднимается над водой, и, возможно, у нее есть руки, которые она вытягивает вперед, пытаясь что-нибудь схватить.

– О боже, вот оно! – верещит Дарлин и начинает наворачивать круги на пустом месте.

– Слушай, дорогуша, я не думаю, что это был настоящий репортаж. Какой-то фейк. Понимаешь, это вымысел? Наверняка трейлер к новому фильму. Скоро ведь должен выйти фильм про какого-то монстра, верно? Летом. Летом всегда выходят фильмы про больших монстров.

– Нет. Нет, нет, нет! Это настоящие новости! Это правда случилось! Все об этом только и говорят. Разве с тобой никто об этом не говорил?

– Что ты там делаешь? – кричит мне Тони.

Этого достаточно, чтобы сдвинуть меня с места. Я машу ему пачкой сигарет, в которой спрятана небольшая доза ябы[1 - Наркотик, содержащий метамфетамин. – Прим. пер.].

– Не ждите меня! – говорю я достаточно громко и выхожу на улицу через раздвижные двери. До конца смены еще четыре часа. Когда я закончу, уже стемнеет. Ну и что с того? Я по-прежнему напеваю мелодию.

Идет снег, он заметает парковку. Я достаю таблетку ябы, завернутую в клочок туалетной бумаги, и глотаю ее без воды, представляю себе, как она падает в желудок, словно астероид. Потом закуриваю сигарету. Вдыхаю запах паленой бумаги. Закрываю глаза, просто потому что мне так хочется, а когда открываю их, то боюсь увидеть тренера Джули, ожидающего меня на заснеженной парковке. Боюсь, как бы он не сказал мне, чтобы я держалась подальше от футбольного поля. Боюсь, что ему и всему городу известно о запрете приближаться к дому Джули на расстояние меньше двухсот ярдов, запрете, который я постоянно нарушаю. Я не боюсь монстров Дарлин. По крайней мере, пока. Я боюсь, что буду вечно стоять перед «Биг Уай», но и уйти я тоже боюсь. Я боюсь, что остановку уже всю замело. Я боюсь, что надела неподходящую обувь. Боюсь, что не знаю, поедет ли Джули из школы домой на автобусе. Я боюсь дома. Моего и ее. Теперь это разные дома. Но когда-то ее дом был и моим тоже. Джули называет мою мать «Бабуля». Бабуля больше не отоваривается в «Биг Уай».

Я все еще напеваю про себя песню, теперь она звучит через окурок сигареты.

Боже, ты ведь знаешь, как это нелегко.

Пой песню, девочка.

После «Биг Уай» я не еду домой. Вместо этого сажусь в автобус и отправляюсь к Тони. Этот тупица дал мне ключи. Я надеваю его ботинки, но они мне слишком велики. Выпиваю пиво из его холодильника и пробую кое-что из его еды. Захожу в его спальню и ищу в тумбочке наличку. Нахожу пистолет размером с кулак, которым он мне не раз тыкал в лицо, и скомканные тридцать шесть долларов, но этого недостаточно.

Долго я тут не задержусь. Сегодня вечером я должна вернуться домой. У меня нет выбора. Жить, когда у тебя нет выбора, намного проще.

Сперва я сажусь за компьютер Тони и захожу на «Форум пользователей». Есть такой форум. Анонимный и бесплатный. Знаете, и то и другое – очень здорово, там я чувствую себя в безопасности, он помогает мне не сдохнуть. У меня там ник – «несовсемздесь», и вчера я запостила вопрос.

несовсемздесь

употребление мета

некто хочет знать: если проглотить ябу, не навредит ли это желудку? Некто и его знакомые иногда глотают ее, в том числе на голодный желудок, и это, наверное, нехорошо. или просто некто так считает, поэтому и хочет выяснить, так ли это плохо, как он думает. помогает ли использование туалетной бумаги? вызывает ли это боли?

Я называла себя «некто», хотя это и было запрещено правилами форума. Но другие тоже пользовались этим словом, оно стало чем-то вроде местной шутки. Первый же ответ сбил меня с толку.

ДокБраунстоун

Re: употребление мета

НЕКТО пробовал так делать и туалетную бумагу тоже использовал. От малых доз особого вреда не будет, разве что может случиться небольшой запор. А вот от больших будет совсем хреново… НЕКТО как-то проблевал так несколько часов, а его приятелю даже промывали желудок. Так и до передоза недалеко. Жестокая штука, особенно для желудка. Ты ешь ее, она ест тебя. Так что играй с метом аккуратно. Лучше не глотать его и не засовывать себе в задницу. В любом случае, результат можеттебе не понравиться.

Я не могу понять, из-за чего именно, по мнению пользователя «ДокБраунстоун», у меня может возникнуть запор: из-за небольшого количества мета или туалетной бумаги? Запоры меня не пугают. Если такая проблема возникнет, решу ее с помощью слабительного. Все равно питаюсь я плохо. Меня волнует только боль в животе, из-за которой ты сгибаешься пополам, как лист бумаги. Тут еще три ответа.

черепнаякоробка

Re: употребление мета

В интересах здоровья лучше принимать перорально, в таком случае уровень сыворотки крови и нейротоксичности будет невысоким. О да, некто именно этого недостает. Добавь немного кокса в апельсиновый сок или кофе утром и весь день будешь как заведенный. Друзья не говорили некто, что эффект будет не таким убойным?

усовершенствовательб9

Re: употребление мета

Некто слышал, что если глотать мет, то кайф будет просто сногсшибательным. Некто глотает его, и даже при маленьких дозах кайф сильный и длится долго.

снитидикал

Re: употребление мета

эй вы, маленькие нектоши, вылезайте. вам ясно? похоже, тут небезопасно.

Ответ «черепнойкоробки» меня особенно задевает. Он много писал на форуме и постоянно выводил меня из себя, я психовала из-за него, и мой желудок болел еще сильнее. Он ведь понятия не имеет, о чем говорит, но делает вид, будто такой всезнайка, притворяется, что ему все известно. Что он может взять и измерить сыворотку крови или нейротоксичность так же легко, как взвесить ингредиенты для приготовления капкейков. Сквозь боль я вдруг чувствую легкий приступ голода. Может, все-таки стоит что-нибудь съесть? Или просто представить себе, как ем капкейки, и тогда мне станет легче? Затем на смену мукам голода, порожденным старыми рождественскими воспоминаниями, приходит резкая боль, словно мачете врезается мне в кишки, я вскакиваю и кричу: «Да пошел ты!», обращаясь к монитору компьютера и к пользователю «черепнаякоробка». Я оступаюсь и переворачиваю дурацкое компьютерное кресло Тони, топчу его ботинками Тони, чтобы доломать окончательно, сбрасываю на пол клавиатуру, мышку и все эти дурацкие дерьмовые безделушки, которыми заставлен его системный блок, и топчу их тоже. Я никогда еще не была такой худой, но я все равно давлю и ломаю все своим могучим весом, и предметы хрустят у меня под подошвами, и вдруг весь мир вокруг меня погружается в темноту.

Я говорю Джули, что сломался трансформатор, поэтому в городе отключилось электричество и я приехала к ней.

Я говорю Джули, что ей нечего бояться.

Я спрашиваю у Джули, помнит ли она Юингов и их крошечный красный домик. Он был даже меньше, чем дом Бабули, но более ухоженный. Он стоял на том самом месте, где мы сейчас находимся. Их дом располагался посередине большого холмистого, покрытого лесом участка, как раз напротив дома Бабули. Мистер Юинг умер лет шесть назад, может, семь. А миссис Юинг отправили в дом престарелых. У нее была болезнь Альцгеймера. Их дети продали дом и участок местному подрядчику. Он снес маленький красный домик, выкорчевал все деревья, выровнял землю на участке и сделал террасы, а на вершине холма строит теперь здоровенный особняк в колониальном стиле. Я уже несколько месяцев слежу, как продвигается стройка. Мне так жаль Юингов. Подрядчик прячет ключи от дома рядом с гаражом в пластиковой коробке, за которой находятся уличные розетки. Я показываю Джули ярко-голубой футляр для ключей.

Я говорю Джули, что, когда была в ее возрасте, вечно сбегала из дома Бабули. Я просто переходила через дорогу, сворачивала за угол на Пайнвуд-роуд и шла к дому Юингов. У Юингов было пятеро детей, но они все уже выросли и жили отдельно. Я толком и не видела их. Я пряталась от Бабули, забравшись на одно из деревьев в саду Юингов, сидела там, пока миссис Юинг не приглашала меня в дом, и играла с их кошкой по кличке Булавка. Дом был совсем маленьким: один этаж и всего три спальни. Детские двухъярусные кровати вдоль стен, напоминающие полки в купе. Простыни были туго натянуты на взбитые подушки. У меня там возникало такое чувство, будто я очутилась в огромном кукольном доме.

Я говорю Джули, что кошка Булавка любила, когда я бегала за ней из комнаты в комнату, а она взбиралась по стенам и спрыгивала вниз. У нее была черно-белая шерстка, а из-под верхней губы торчал один зуб. Булавка позволяла мне трогать этот зуб, он был острым, но не таким острым, как иголка, понимаешь? Я рассказываю ей, как иногда нажимала на зуб слишком сильно, и мы обе кричали, а потом я извинялась, пыталась успокоить себя и ее и говорила, что все будет хорошо.

Я рассказываю Джули, что мне кажется, будто мистер Юинг не доверял мне и подозревал в том, что я украла его копилку с мелочью, которая стояла на комоде, и при первой же возможности старался отослать меня домой, но миссис Юинг была такой милой и говорила ему певучим голосом: «Билл». И она так говорила «Билл», что у меня краснели уши и щеки, ведь на самом деле она говорила что-то обо мне, или обо мне и твоей Бабуле. Тогда я не понимала, что именно. Затем миссис Юинг готовила мне сэндвичи с арахисовой пастой и джемом. Вероятно, она покупала яблочный джем специально для меня, ведь ее дети давно уехали.

Я говорю Джули, что мы потом раздобудем немного еды. Миссис Юинг всегда повторяла, что я должна чаще улыбаться, потому что я такая хорошенькая, и ее голос звучал так же напевно, как и при обращении к мужу, хотя я опять-таки не понимала скрытого смысла в ее словах. У меня хватает ума не говорить Джули, чтобы она сейчас улыбнулась. Ей уже восемь лет, и она слишком большая, чтобы слушать такую ерунду, правда ведь?

Не удивлюсь, если мои слова кажутся Джули полной бессмыслицей. Но я просто счастлива быть вместе с ней. Вот недостроенный дом. Стены и окна уже на месте. На полу пока еще нет паркета, только листы фанеры, а повсюду – опилки и штукатурка. Мы находимся в огромной комнате, которую построили над гаражом на две машины. На потолке в двадцать футов высотой столько углов, что в них можно заблудиться. Шорох наших ног отдается глухим эхом. Такое чувство, словно мы вдвоем – последние люди, уцелевшие на Земле.

За окном – сильная метель. Здесь слишком темно и холодно, поэтому остается только закутаться в одеяло, говорить, смотреть и слушать. Мои руки чешутся и дрожат, но не от холода. Джули уже достаточно большая, чтобы расположиться на мне, как на старом скрипучем кресле. Вместо того, чтобы почесать руки, я обнимаю ее. Я напеваю знакомую песню, пока она не засыпает. Но я не могу уснуть. Я больше не могу уснуть.

Налетает сильный ветер, и каркас дома стонет и трещит. Сквозь завывания ветра слышится грохот такой сильный, что у меня дрожат замерзшие пальцы на ногах. Я прижимаюсь спиной к стене, обхватываю Джули руками и ногами. Я говорю Джули, что это вовсе не взрывы, что иногда и зимой бывают грозы. Я несу всякую чушь, но что еще может сказать мама своей дочери?

Мы поднимаемся с пола. Джули делает это быстрее меня. Мои кости словно окаменели, а суставы проржавели, мне опять ужасно хочется курить. А может быть, и не только курить. Впрочем, какое там «может быть»?

Джули стоит у окна, прижавшись носом к стеклу. Мы находимся выше остальных домов в округе и видим дом Бабули внизу, у холма. Он кажется таким маленьким и как будто сделанным из мятого картона, скрепленного скотчем. Дом исчезает из вида, когда Джули дышит на стекло, и все покрывается туманом, пеленой, за которой исчезают снег и тьма за окном.

Грохот становится все сильнее, и по звучанию он ниже, чем гром. То есть кажется, что он ближе к земле. И он не прекращается, не исчезает, не становится эхом или воспоминанием. Он превращает фанерный пол в поверхность барабана. Электропила с острыми злобными зубьями вибрирует и гремит на самодельном рабочем столе посреди комнаты. Потом что-то с шумом ударяется в окно позади нас, Джули кричит и ныряет в одеяла. Я прошу ее успокоиться и посидеть там, а я сейчас вернусь.

Я медленно иду по темному дому. Мне уже много раз приходилось здесь бывать, и я хорошо запомнила расположение комнат. Практика, детка, практика. Тренер Джули по футболу тоже, наверное, поощряет практику? Надо пройти через большую комнату, спуститься на десять ступеней вниз, затем – через столовую, там свернуть на кухню. Здесь нет еще никаких мраморных столешниц, но этот идиот оставил медные трубы, которые я могу забрать и продать. Потом я быстро сворачиваю направо, спускаюсь на одиннадцать ступенек вниз, в подвал, поворачиваю налево, прохожу через дверь в гараж, рассчитанный на две машины, снова налево и через боковую дверь выхожу навстречу ревущему ветру, от которого у меня перехватывает дыхание.

На земле – снег глубиной около четырех или пяти дюймов, этого достаточно, чтобы закрыть носки ботинок Тони. Мои ноги тонут в ботинках, и я не могу согреться. Неудачница. Дрожащими руками я вытаскиваю пачку сигарет. У меня осталась только одна, только одна. Мир вздыхает и дышит громко, как кит у меня над головой. Вокруг скрипят и падают деревья, такое чувство, словно над нашим новым домом на холме разверзлись небеса. Вдали, возможно, в городе, слышен вой сирен. Снова грохот, опять что-то падает, все дрожит, и земля точно раскалывается. И мир опять вздыхает, и нет, мне это не кажется. Вдохи, а затем шумные выдохи становятся все громче. И такое чувство, будто дышит не один кит. У него есть компания. Высоко-высоко над домом Бабули, почти растворяясь во мраке, виднеются густые облака белого цвета, и появляются они в такт дыханию. Три, нет, четыре отдельных облачка, которые выпускают эти ходячие дымовые трубы. Господи Иисусе! Видео Дарлин! Они были там, они ходили и дышали высоко над всем. У дома Бабули спереди исчез кусок крыши. Большая часть крыши покрыта белым, но один из ее фрагментов превратился в черную дыру. Затем те ходячие дымовые трубы начинают двигаться и продолжают разламывать крышу дома Бабули, куски кровли разлетаются по двору, как мертвые черные дрозды, которые всегда падают с неба где-то на юге, но это происходит на юге, и, кажется, я понимаю, что чувствуют люди, когда видят это. Монстры – гигантские тени с огромными булыжниками на концах огромных рук и ног, хотя я не уверена, где у них руки, а где – ноги. Они начинают громить дом, ломать трубу и стены. Звенит разбитое стекло, трещит дерево, и надо всем повисают белые клубы пара – они дышат медленно, но громко и непрерывно, не останавливаясь ни на минуту.

Джули открывает окно надо мной и начинает кричать, звать Бабулю. Я просовываю голову в темный гараж и кричу ей как можно громче, чтобы не слышать это чертово дыхание и шум от разрушаемого дома Бабули. Я кричу, ору ей, чтобы она замолчала, чтобы перестала вести себя, как маленькая. Почему ты такая дурочка, они же тебя услышат!

Некто хочет знать, так ли все плохо, как он думает.