Сыны Каина: история серийных убийц от каменного века до наших дней
По большому счету, травма небольшая, но с того момента туфли на высоком каблуке превратились для Джерри в предмет постыдного сексуального желания, и Брудос обзавелся тайным фетишем, который сформировался из детского инстинктивного порыва, смешанного с отвращением, гневом, чувством унижения и покорности материнскому наказанию. Всю оставшуюся жизнь Брудос пытался примирить живую женскую ногу с ее неодушевленным заменителем: туфлями на высоком каблуке{99}. Его путь к убийству и некрофилии начался с рано назревшей потребности как-то совместить сакрально-сексуальное сознание с профанно-сексуальным неодушевленным предметом, и под силу это было только смерти.
Брудос стал убивать не только из-за эпизода с туфлями на высоком каблуке. У него было много других проблем, типичных для детства серийных убийц, включая дисфункциональную семью, постоянное отторжение и жестокое обращение со стороны матери. Также он страдал оттого, что его покидали другие женщины – что опять-таки типично для детства серийных убийц. Нежеланный ребенок привязался к соседке, которая относилась к нему доброжелательно, и представлял, что она – его настоящая мать, находя утешение в ее присутствии, но женщина умерла от диабета. Завязал Брудос близкую дружбу и с девушкой своего возраста, о которой позже отзывался с большим теплом и нежностью, но она умерла от туберкулеза. Чувство покинутости и потеря близких серьезно отразились на психике Брудоса.
В первом классе его поймали за кражей туфель из ящика учительского стола и за это унизили перед всем классом. Его отвергла мать, бросили другие женщины, и это разожгло в нем ярость по отношению к женщинам в целом, пробудило потребность контролировать их, заставлять быть с ним. Подчинять своей воле.
Когда Брудос достиг половой зрелости, сексуальный фетиш на ноги и обувь распространился и на другие части женского тела – тела тех, что стыдили его так, что вызывали гнев, бросали в одиночестве и приводили в отчаяние. Брудос начал красть женское белье, облегающие юбки и обтягивающие свитеры.
В семнадцать лет Джерри впервые переступил черту. Его арестовали за вовлечение девушки против ее воли в свои фетишистские фантазии. Он заставил соседку позировать и совершать действия сексуального характера перед камерой, а когда другая знакомая отказалась делать то же самое, Джерри ее избил. Брудос был направлен на принудительное лечение, после чего ему разрешили закончить старшую школу. К преступлениям он вернулся не сразу, а сначала нашел хорошо оплачиваемую работу на радиостанции. Когда ему было уже за двадцать, Джерри женился, и у него родилось двое детей. Казалось, он остепенился. Исцелился. Спасся. Искупил грехи.
Позднее его жена рассказывала, что Брудос был в постели нежным и внимательным, но настаивал, чтобы она надевала кружевное белье и туфли на высоком каблуке, иначе он не мог возбудиться. Ей нравилось ему подыгрывать, но после рождения первого ребенка некогда покладистой жене стало не до сексуальных игр. Она была слишком занята и очень уставала, поэтому перестала наряжаться и удовлетворять его парафилию. Брудос быстро вернулся в мир своих фантазий, наполненных детской болью и чувством отторжения, так как его вновь отвергла и унизила еще одна важная в его жизни женщина.
В подвале и гараже их дома он устроил берлогу, куда никого не пускал и где размещалась его постоянно пополняющаяся коллекция белья и туфель на высоких каблуках. Иногда Брудос надевал их и позировал перед зеркалом, фотографировался или непроизвольно мастурбировал на фантазии, в которых овладевал полуодетыми женщинами в туфлях на высоких каблуках (точно так же себя вели серийные убийцы Деннис Рейдер и Рассел Уильямс).
Чтобы парафилия перешла на новую стадию и привела к убийству, нужен был лишь толчок.
Прежде чем Брудос совершил первое тяжкое преступление, произошло два события. Несчастный случай на радиостанции: от удара током он потерял сознание и был так серьезно ранен, что чуть не умер. Те, кто хорошо знал Джерри, говорили, что после этого Брудос уже никогда не был прежним. Стало ли это последней каплей и причиной, из-за которой Брудос начал убивать, мы точно не знаем. Но, вне всяких сомнений, Джерри получил очень сильный удар током по голове.
Вскоре после этого инцидента на свет должен был появиться его второй ребенок. Брудос хотел присутствовать при родах, держать жену за руку, протирать ей лоб, но в последнюю минуту она отказалась. И вновь Джерри почувствовал себя отвергнутым и брошенным женщиной, играющей большую роль в его жизни. Вскоре после этого последовали убийства.
В двадцать девять лет (а серийные убийцы в среднем начинают совершать преступления в двадцать восемь) Брудос стал похищать женщин и привозить в свой гараж или подвал, где лишал их жизни, а трупы хранил в морозильнике. Пока его жена и дети беззаботно жили и играли наверху, он доставал тела, давал им оттаять и использовал в качестве разодетых секс-кукол, после чего отрезал определенные части, а остальное сбрасывал в реку. Одной жертве Брудос ампутировал грудь, другой же – отрубил стопу.
Безобидный фетиш на высокие каблуки обернулся для кого-то смертью, когда социально неадаптированному Джерри понадобилась нога для примерки туфель из коллекции и он почувствовал, что ради этого вынужден убивать. Таким образом, с виду безобидный фетиш может оказаться эпицентром урагана из преступных парафилийных маний.
Современная дестигматизация «хороших» парафилий
Социально-психологическая дискриминация парафилий, с которой столкнулся Брудос, чьи детство и юность пришлись на 40–50-е годы, – весьма неприятное явление, ведь сегодня на Западе столь многие парафилии стали приемлемы для пар, согласных насладиться игрой. В последнем, пятом издании «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам» (DSM-5) многие парафилии были официально исключены из списка расстройств, требующих лечения.
Согласно DSM-5, если парафилия «не вызывает стрессовых переживаний или не приводит к ухудшению состояния» у пациента, а также не заставляет его принуждать к чему-либо других людей, наносить им травмы или причинять вред, то она не считается расстройством, требующим врачебного вмешательства. В DSM-5 указывается, что «парафилия является необходимым, но недостаточным условием для наличия парафилийного расстройства и сама по себе не служит основанием для клинического вмешательства и не требует его проведения»{100}. Таков взгляд современной психиатрии на новооткрывшуюся широту диапазонов человеческой сексуальности, реализуемой в рамках согласия обеих сторон, в контексте нормы и патологии (или, говоря языком DSM, нормофилии).
В своем отношении к парафилиям психиатрия продвинулась до признания гендерной неконформности и половой вариативности, исключив из списка расстройств все «хорошие» и не вызывающие стресса парафилии. Переоценка признаков «ненормальной» сексуальности началась в 1973 году – именно тогда во втором издании DSM из списка психических расстройств изъяли гомосексуальность{101}.
Если бы Джерри Брудосу сказали, что в фут-фетише и любви к туфлям нет ничего такого и этого не нужно стыдиться, возможно, ему бы не пришлось доводить реализацию своего позорного и секретного желания до убийства.
Таким образом, парафилии могут быть социально сконструированы в детстве в результате нарушения связи между рептильным мозгом и лимбической системой, вызванного культурным опытом, получаемым из окружающей среды, а не изменениями в естественном состоянии сексуальности, предназначение которой сегодня уже не сводится лишь к репродуктивной функции{102}.
Здесь возникает вопрос: что, если бы туфель на высоком каблуке не существовало? Стал бы тогда Джерри Брудос серийным убийцей?
Когда мы в следующих главах будем рассматривать серийные убийства с точки зрения истории, то увидим, как некоторые парафилии в самом деле изменяются с течением времени вместе с психосоциальными, социальными и культурными нормами, стадиями технологического развития и тенденциями в области моды и эстетики.
Нарушенные «карты любви»: от любви к страсти, из ребенка в парафилийные серийные убийцы
Джон Уильям Мани (1921–2006), профессор медицинской психологии и педиатрии в Университете Джона Хопкинса, предложил для описания парафилий теорию «испорченных карт любви». Он сосредоточился на том, как западная христианская культура противопоставляет понятия любви и страсти, на том, как мужское восприятие женщины колеблется между полюсами «мадонны» и «блудницы» – таков социально-культурный конструкт, созданный архаическим богословием. Мани считал, что «карта любви» – это путь, по которому человек ориентируется, перемещаясь между двумя половинами одного целого: страстью и любовью. Он писал: «Определяющей характеристикой сексософии христианского мира является учение о разделении священной любви и греховной страсти. Оно пронизывает все сферы, проникает во все структуры современного христианства… Разрыв между священной любовью и греховной страстью наблюдается во всем сексуально-эротическом наследии нашей культуры. Любовь непорочна и священна. Страсть оскверняюща и греховна. Всё, что выше пояса, – любовь, ниже – страсть. Страсть похотлива. Любовь лирична. Страсть хранят в тайне. О любви возвещают публично. Нет ничего плохого в том, чтобы отстаивать свою любовь, но борьба за страсть порицается. Любовь искренна и не скрывается под другими именами. Страсть замалчивается и заменяется пристойными словами. В той или иной степени раскол между любовью и страстью закладывается в планировке карт любви всех подрастающих мальчиков и девочек»{103}.
Это объясняет существование серийных убийц среди хороших мужей/отцов/друзей, способных сочетать в себе лиричную, священную любовь к жене и детям, в то время как в душе у них кипит оскверняющая, греховная, смертельная страсть к другим женщинам, как было с Ричардом Коттингемом, отделявшим любовь к супруге и двум любовницам от садистской страсти к женщинам, которых он похищал, мучил, насиловал и убивал. То же и с Деннисом Рейдером, по прозвищу Убийца СПУ: на всем протяжении того времени, как он преследовал и убивал женщин, – у него была семья и пост старосты в лютеранском храме. Или Гэри Риджуэй, Убийца с Грин-Ривер, – уважаемый автомаляр с хорошим заработком, который добросовестно обеспечивал семью и в то же время совершал половые акты с трупами как минимум сорока девяти убитых женщин.
Джон Мани описывал возникновение парафилий как процесс превращения трагедии или травмы в торжество. Под травмой понимается искажение конвенциональной гетеросексуальной (нормофильной) карты любви ребенка из-за насилия, отвержения, чувства покинутости, унижения или любого из множества других травматичных событий, которые могут произойти в детстве. Торжество – это высвобождение страсти из-под гнета сексуально-психологических обломков, оставленных после травмы, и ее направление по новой, измененной карте любви в сторону парафилии или фетишей. Мани утверждал, что «новая карта дарит второй шанс, но не просто так. Ценой станет окончательное разделение понятий святого и греховного, страсти и любви. Мадонна и блудница расходятся навеки, как и образы примерного семьянина и распутника. Страсть относится лишь к блуднице и распутнику, а любовь – только к Мадонне и кормильцу семьи. Мадонна и кормилец, словно добропорядочный доктор Джекилл, отрезаются от блудницы и распутника, как было со злым «я» доктора – мистером Хайдом»{104}.
В модели «торжества выживания» Мани сравнивает тех, кто имеет сексуальные парафилийные зависимости, с людьми, которые пристрастились к экстремальным видам спорта, или марафонцами, преодолевающими боль и измождение, чтобы получить наслаждение, которое испытывает тело от вырабатываемых гормонов, призванных заглушить неприятные ощущения.
Модель «выживания» дополняет модель «контроля травмы», широко известную в психопатологии серийных убийц. Многие считают, что серийные убийства связаны не столько с сексом и похотью, сколько с чрезвычайно высокой потребностью во власти и контроле, необходимой для возмещения отсутствия контроля в детстве, когда убийцы переживали травмы или жестокое обращение.
Подобно Крафт-Эбингу и Ломброзо, на данный момент Джон Мани впал в немилость. В его противоречивых убеждениях звучало утверждение, что гендерная идентичность обладает не врожденным, а приобретенным характером и что педофилия может в некоторых случаях быть безобидным способом проявления ласковых чувств{105}.
Несмотря на то, что над вопросом, почему и как мощный сексуальный репродуктивный инстинкт сливается с агрессивным инстинктом убийства или голода, бьются целые легионы судебно-медицинских психиатров, психологов, нейробиологов, врачей, криминалистов и социологов, мы все еще не до конца поняли его механизм. Хотя у нас есть некоторое представление о процессе парестезии, главные причины его возникновения все еще остаются в тайне.
В целом существует устоявшееся мнение, что травмы в раннем детстве могут спровоцировать аномальное слияние сексуально-репродуктивного импульса с совершенно посторонним на первый взгляд чувством или импульсом, что и приводит к возникновению парафилий{106}. Причина может крыться в поведении, факторах окружающей среды, генетической обусловленности, биохимических процессах – или во всем сразу. Мы просто еще не знаем или не совсем понимаем, как появляются серийные убийцы (за более подробным обзором нюансов психопатологии серийных убийц я предлагаю читателю обратиться к моей первой работе: «Серийные убийцы: классификация безумных монстров» и другим замечательным источникам, список которых есть в конце этой книги).
Проблема со всеми теориями и моделями состоит в том, что миллионы людей переживают в детстве такие же травмы, проблемы в семье или повреждения головы, что и серийные убийцы, испытывают точно такие же мрачные фантазии, но лишь немногие действительно пытаются воплотить их в жизнь и становятся серийными маньяками-извергами.
Тот самый решающий фактор, который и определяет преступника, все еще остается неизвестным, и, пока мы его не нашли, не стоит торопиться сбрасывать со счетов старое доброе библейское Зло (о принципе «бритва Оккама» читайте в главе 10).
От воображения к реальности: цикл воплощения навязчивых фантазий о серийных убийствах
Хоть парафилии и придают концептуальную структуру фантазиям серийного убийцы – создают «почерк», согласно терминологии профилирования, – сами по себе фантазии не могут толкнуть на совершение тяжкого преступления. Многие воображают себе что-нибудь незаконное, но никогда не пытаются воплотить это в жизнь и не становятся от этого зависимыми. Опрос здоровых учащихся молодых людей, не имеющих судимостей, показал, что 62 % из них фантазировали о сексе с несовершеннолетней девочкой, а 33 % признались, что изнасиловали бы женщину, «если бы об этом никто никогда не узнал» и «не будь потом последствий»{107}.
Многих мужчин возбуждает женщина в туфлях на высоких каблуках, но они даже представить не могут, что убьют ее и отрежут ногу, как это сделал Джерри Брудос. Влюбленные пары могут заниматься «жестким сексом» в разных его проявлениях: облапывать друг друга, покусывать, царапать, дергать за волосы, даже вгрызаться в плоть от переизбытка любви и тому подобное. Как говорил Шекспир: «Та сладостная боль, когда целует до крови любимый»[8] («Антоний и Клеопатра», акт 5, сцена 2). Подобная сексуальная игра с долей агрессии, происходящая по взаимному согласию партнеров, может содержать отголоски первобытных брачных игр, похожих на игры животных, но в ней нет цели причинить любимому настоящий вред.
Серийный убийца тем и отличается, что готов переместить проявления агрессии с «карты» игривых фантазий на путь реальности и осуществить их уже по-настоящему, даже если это приведет к ранениям и убийству объекта мечтаний.
Согласно модели серийных убийств под названием «контроль над травмой», в процессе слияния у ребенка развивается не только парафилия, но также и некоторое эмоциональное дистанцирование, направленное на то, чтобы пережить травму и попытаться ее контролировать. У ребенка появляется эмоциональный шрам и развивается защитная реакция, которую мы обычно считаем проявлением психопатии: эмоциональная пустота. Она избавляет жертву от психологической боли после травмы, но и приводит к полному отсутствию эмоций, относимых к лимбической системе, в частности эмпатии, чувства совести, вины, ответственности или раскаяния. В сочетании с фантазиями о мести и потребности во власти, сексуализируемой с приходом пубертата, во взрослом возрасте психопатия может сотворить из такого ребенка неистового серийного убийцу.
Некоторые считают, что психопатия может начаться еще в младенчестве, когда ребенок теряет физическую связь с матерью. Например, Дэвид Берковиц (Сын Сэма, как он называл себя в письме полиции) был усыновлен во младенчестве и воспитывался родителями, которые его вроде бы любили и лелеяли, но все же мальчика снедала необъяснимая ярость, уже тогда толкавшая его на преступления – еще в детстве он убил канарейку приемной матери.
Сразу же переданный после рождения на усыновление и брошенный своей биологической матерью, Дэвид в возрасте всего нескольких часов лишился физического контакта с ней, что, возможно, заставило пугливого младенца озлобиться и укрыться под защитой мрачной, но эмоционально безопасной для него норки психопатии, выхода откуда он так и не нашел. Предохранитель сгорел, провода оплавились, и в нейронных связях ребенка случился кратковременный, но необратимый перерыв питания.
Двадцать три года спустя, найдя свою биологическую мать и снова почувствовав себя отвергнутым, Берковиц в ярости начал стрелять в женщин и счастливые пары на свиданиях и одновременно отправлять в газету издевательские письма.
Проблема с моделью контроля над травмами заключается в том, что, хоть некоторые профессиональные убийцы и получают высокие баллы по тестам на психопатию, лишь незначительное меньшинство психопатов начинает совершать преступления. Многие из них становятся успешными и продуктивными бизнесменами, предпринимателями из Кремниевой долины, финансовыми менеджерами с Уолл-стрит, застройщиками, адвокатами, актерами, голливудскими агентами, экранными проповедниками или политиками, то есть преуспевают в таких карьерах, где отсутствие эмпатии и заботы о чувствах других людей является преимуществом. Некоторые используют свои деструктивные «сверхталанты», чтобы избавиться от соперников, получить прибавку к зарплате и похвалу за хорошую работу. Другие же крушат и уничтожают все вокруг, разрушая свои жизни и жизни близких людей своей ложью, безответственными рисками, секретами двойной жизни, преступлениями и проступками – но никого при этом не убивают.
Исследование сексуальных убийств, проведенное ФБР, показало, что в формировании серийного маньяка психопатия выступает лишь одним из многих факторов. Наиболее распространенными отличительными чертами детской биографии серийных убийц являются травмы и нестабильная семейная ситуация. В подростковом возрасте целый ряд сексуальных парафилий сливается с вызванной травмой психопатией или чем-то вроде социопатии, антисоциального расстройства личности либо же другим поведенческим расстройством (самое простое объяснение разницы между психопатией и социопатией, которое я слышал, заключается в том, что социопат определяется тем, что он делает, а психопат – тем, кто он есть). Разница во мнениях о природе одного и того же явления между разными группами психиатров – вопрос диагностики.
Изнасилование – это не единственный тип травмы, которую серийные убийцы переживают в детстве; так же часто чувство покинутости может быть вызвано распадом семьи. Они вынуждены погружаться в мир воображаемого, в котором ищут мести и контроля. Зачастую посттравматическая психопатия или дистанцирование приводят к тому, что их поведение вызывает дальнейшее отторжение или даже издевательства со стороны сверстников, что лишь разжигает усиливающееся чувство брошенности, одиночества и изоляции, и в итоге дети отступают в область жестоких фантазий о мести, в которых находят успокоение и контроль. А контроль серийный убийца ценит превыше всего.
Все это происходит одновременно с развитием сексуальности ребенка. В то время как большинство детей развивают «нормальные» отношения с понятными границами, одинокий ребенок – «серийный убийца» исключается из такого рода взаимодействия и становится замкнутым и изолированным в мире своих фантазий.
В этой мрачной вселенной развиваются гормональные половые импульсы, и подросток начинает психологическое самолечение с навязчивой мастурбации на возбуждающие, приятные, примитивные и агрессивные фантазии о мести и контроле: это мощный процесс адаптации, в котором зачастую присутствует болезненное чувственное взаимодействие с крайне фетишизированными куклами, эротическими картинками или предметами, особенно вещами из женского гардероба, олицетворяющими тех, кто их носит, – объектами инфантильных желаний и обид формирующегося серийного убийцы, подвергаемыми им символическому наказанию или отторжению. Такие предметы или заменители ребенок зачастую портит или ломает, вымещая свою ярость, которая продолжает пульсировать и расти в подростковом возрасте, пока окончательно не созреет во взрослом преступнике. Тогда злость и тяга к разрушению могут представлять опасность, смещаясь с неживых предметов на настоящую женщину, которая их носит.
В детстве серийные убийцы иногда подвергают себя ритуальному сексуальному насилию, а потом пробуют повторить это во взрослом возрасте, но уже на других людях. Харви Глатмен по прозвищу Убийца одиноких сердец связывал своих жертв в замысловатых позах, схожих с теми, что были на обложках детективных журналов, фотографировал, потом насиловал и душил (подробнее о Глатмене читайте в главе 14). Когда ему было три года, мать застала его за привязыванием пениса к ящику комода. В подростковые годы родители нашли его в ванне практикующим эротическое удушение: он привязал себя за шею и половой член к смесителю. В четырнадцать лет родители отвели его к психиатру, заметив на шее ожоги от трения о веревку. В исследовании ФБР о сексуальных убийствах упоминается, что некоторые преступники сообщили, будто в возрасте шести лет у них проснулась тяга к туфлям на высоком каблуке, женскому нижнему белью и веревкам – все это во взрослом возрасте они включили в ритуальные процедуры убийства.
Постепенно, в подростковом возрасте, они начнут «тестировать» свои фантазии в реальном мире. Прежде чем начать убивать, Тед Банди без каких-либо конкретных мотивов выводил из строя автомобили, принадлежащие женщинам: ему просто было интересно, что будут делать жертвы. Так он удовлетворял потребность держать под контролем объекты своего желания. До того как Эд Кемпер дорос до вуайеризма, он уродовал кукол своей сестры. Однажды она дразнила его тем, что Эд якобы влюблен в свою учительницу и хочет ее поцеловать. На что Кемпер ответил: «Чтобы поцеловать, мне пришлось бы сначала ее убить».
Иногда юные преступники воплощают свои фантазии, совершая более мелкие злодеяния: например, устраивают поджоги, мучают животных (чаще всего – кошек) или подглядывают за кем-то, иногда утаскивают женское белье или врываются в чужой дом и просто наблюдают за жертвой, пока она спит, без каких-либо дальнейших действий, что дает ощущение контроля над объектом. Определив границы своего возбуждения, преступники идут дальше: например, вламываются в дом и стоят над спящей жертвой, но уже с ножом в руке. Когда Банди было три года, его пятнадцатилетняя тетя однажды проснулась оттого, что маленький Тед пытался засунуть ей под одеяло три ножа для разделки мяса{108}. В конце концов преступнику становится недостаточно ощущения контроля, который он испытывает, наблюдая за спящей, ничего не подозревающей жертвой, и тогда он повышает планку: вонзает в нее нож и убивает. На многих женщин Банди нападал, когда они спали в своих постелях, и наносил им увечья. Высшая степень контроля – это некрофилия, власть над трупом. Хоть Тед Банди и совершил похищение нескольких жертв, это было лишь средством «заполучения» жертвы, которую он убьет и позднее полностью возьмет под свой контроль где-нибудь в отдаленном потайном месте, где впоследствии окажутся целые скопления трупов (точно так же, как и у Убийцы с Грин-Ривер). Другие же серийные убийцы могут получать необходимую дозу контроля именно в процессе похищения. Мнения профайлеров часто начинают разделяться в попытках понять, являются ли конкретные действия серийного убийцы инструментальными (M. O. – modus operandi, или образ действия) или чисто патологическими («почерк») (подробнее о почерке читайте в главе 10).
Так называемые «катализаторы» вроде алкоголя, наркотиков и порнографии также используются для совершенствования и более глубокой проработки фантазийных сценариев, а также для снятия внутренних запретов на развитие этих фантазий. В качестве наркотика серийные убийцы предпочитают алкоголь. Одно недавнее исследование сексуальных убийц показало, что 64 % пили во время совершения преступления{109}. Другие вещества, которые принимают преступники, – это амфетамины, кокаин, галлюциногены и каннабис.
