Лени моргает от неожиданной яркости, а потом комната погружается в сумрак, когда затемняются линзы.
– Боже мой! – орет Баллард. – Ты уже и спишь в этом гребаном костюме?
Об этом Кларк тоже не думала. Просто так ходить гораздо легче.
– И все это время, пока я тут тебе душу изливала, ты стояла с этим поганым лицом робота! У тебя даже не хватило порядочности показать мне свои треклятые глаза!
Кларк отступает, изумленная. Баллард поднимается с кровати и делает один шаг в ее сторону.
– Только подумать, а ведь прежде, чем тебе дали этот сраный костюм, ты даже могла за человека сойти! А теперь не пойти ли тебе и не поиграть с чем-нибудь в своем разлюбезном океане!
И она с грохотом захлопывает люк прямо перед лицом Лени.
Та какое-то время смотрит на задраенную переборку. Знает – ее лицо сейчас совершенно спокойно. На нем почти никогда не отражаются эмоции. Но она стоит здесь и не двигается, ждет, пока съежившееся существо внутри чуть расслабится.
– Хорошо, – наконец очень тихо произносит Лени. – Думаю, я пойду.
* * *
Когда она появляется из воздушного шлюза, ее уже ждет Баллард и тихо произносит:
– Лени, нам нужно поговорить. Это очень важно.
Кларк наклоняется и снимает ласты.
– Выкладывай.
– Не здесь. В моей каюте.
Кларк смотрит на нее.
– Пожалуйста.
Та поднимается по лестнице.
– А ты не собираешься снять… – Дженет останавливается, когда Кларк переводит на нее взгляд. – Неважно. Все в порядке.
Они заходят в кают-компанию. Баллард впереди. Кларк следует за ней по коридору в ее комнату. Напарница закрывает люк и садится на койку, оставляя место для Лени.
Та осматривает тесное пространство. Хозяйка завесила зеркало на переборке простыней.
Дженет хлопает по кровати рядом с собой.
– Иди сюда, Лени. Садись.
Кларк неохотно садится. Неожиданная доброта напарницы смущает ее. Она так себя не вела с тех пор…
«…с тех пор, как перестала чувствовать себя главной».
– …это может показаться тебе нелегким, – начинает Баллард, – но мы должны вытащить тебя с рифта. Они вообще не должны были посылать тебя сюда.
Кларк не отвечает.
– Помнишь тесты, которые мы проходили? Они измеряли нашу толерантность к стрессу; к заточению, длительной изоляции, постоянной физической опасности – к такого рода вещам.
Лени едва заметно кивает:
– И?..
– И ты думаешь, они проверяли эти качества, не понимая, какие люди будут ими обладать? Или как они такими стали?
Внутри Кларк что-то замирает. Снаружи ничего не меняется.
Баллард слегка наклоняется к ней:
– Помнишь, что ты сказала? Про скалолазов, парашютистов и почему люди намеренно подвергают себя опасности? Я читала про это, Лени. Мне нужно было понять тебя, я много читала…
«Нужно было понять меня?»
– …и знаешь, что общего есть у всех любителей острых ощущений? Они все говорят, что ты не знаешь жизни, пока не почувствовал приближение смерти, пока почти не умер. Им нужна опасность. Они кайфуют с нее.
«Ты совсем меня не знаешь…»
– Среди них есть ветераны войны, другие долго были заложниками, некоторые провели много времени в опасных зонах по той или иной причине. А настоящие маньяки…
«Меня никто не знает».
– …те, которую могут жить счастливо, только постоянно находясь на грани… большинство из них начали рано, Лени. Еще детьми. А ты, держу пари… ты даже не любишь, когда к тебе прикасаются…
«Уходи. Уйди».
Баллард кладет руку на плечо Кларк.
– Как долго ты терпела надругательства над собой, Лени? – тихо спрашивает она. – Сколько лет?
Кларк дергает плечом, сбрасывает ее ладонь и молчит. Чуть перемещается на койке, отворачиваясь. «Она не хочет причинить тебе зла».
– Все так, да? Ты не просто выработала стойкость к травмам, Лени. У тебя теперь зависимость от них. Не так ли?
Кларк понадобилась всего лишь секунда, чтобы восстановить равновесие. Костюм и линзы делают все проще. Она спокойно поворачивается к Баллард. Даже слегка улыбается.
– Надругательства? Какой необычный термин. Я думала, он уже вышел из употребления после охоты на ведьм. Любишь историю, Дженет?
– Существует механизм, – начинает рассказывать ей та. – Я читала о нем. Ты знаешь, как мозг справляется со стрессом, Лени? Он качает в кровь различные стимуляторы, вызывающие привыкание. Бета-эндорфины, опиоиды. Если это происходит достаточно часто и долго, то ты подсаживаешься. И никак иначе.
Кларк чувствует какой-то звук, разрастающийся в горле, иззубренный кашляющий шум, похожий на скрип рвущегося металла. Только спустя мгновение она понимает, что смеется.
– Я не вру! – настаивает Баллард. – Можешь посмотреть сама, если не веришь мне! Разве не знаешь, сколько детей, подвергавшихся насилию, всю жизнь проводят с мужьями, которые их бьют, или они сами себя увечат, или начинают заниматься прыжками со свободным падением…