Утренняя звезда

Продолговатая луна, сформировавшаяся задолго до появления человека, когда метеорит ударился в папашу Марса и завис на орбите, напоминает выкинутый в космос труп, холодный и всеми покинутый миллиарды лет назад. Сейчас Фобос кишмя кишит паразитами, заставляющими бежать кровь по венам империи золотых. Крошечные пузатые грузовые корабли роем взлетают с поверхности Марса, а потом заходят в два огромных серых дока, вращающиеся на орбите спутника. Там они сгружают марсианские богатства на километровые космотрейлеры, которые затем перевозят эти сокровища по торговым путям Юлиев-Агосов на окраину или, чаще, в центр, где голодная Луна ожидает очередного кормления.

Голые скалы Фобоса изрезаны человеком и искалечены металлом. В самом широком месте радиус луны всего двенадцать километров, она будто взята в клещи двумя огромными судостроительными верфями, расположенными перпендикулярно по отношению друг к другу. Доки, построенные из темного металла, с белыми глифами и мерцающими сигнальными красными огнями, вместе с трамваями и грузовыми судами скользят по магнитным рельсам. Под доками и вокруг них высятся остроконечные башни гудящего Улья – города, силуэт которого сформирован не неоклассическими идеалами золотых, а грубыми требованиями экономики, не принимающей в расчет законы притяжения. Архитектура шести веков пронизывает Фобос – самую большую подушечку для иголок, когда-либо созданную человеком. Разрыв в доходах между обитателями Игл – верхних этажей башен – и Ямы, что под скалистой поверхностью, просто огромен.

– Да, отсюда Фобос кажется гораздо больше, чем с мостика флагмана, – цедит сквозь зубы Виктра. – Как же утомительно оказаться лишенной всех прав, положенных тебе по рождению!

Я понимаю боль, которую чувствует Виктра. В последний раз я видел Фобос перед Железным дождем. Тогда за моей спиной была целая армада, рядом со мной сражались Мустанг и Шакал, под моим началом находились тысячи ауреев. Наша огневая мощь могла заставить эту планету содрогнуться. Теперь же я скрываюсь на борту ветхого грузового трейлера, которому так много лет, что на нем нет даже генератора искусственной гравитации. Со мной только Виктра, команда из трех Сынов Ареса да небольшой отряд упырей в грузовом отсеке. К тому же на этот раз я не отдаю приказы, а выполняю. Время от времени касаюсь языком суицид-капсулы, которую мне имплантировали вместо одного из коренных зубов после посвящения в упыри. Такие есть у каждого члена отряда. Никто из нас не хочет достаться врагу живым, говорит Севро. Соглашаюсь с ним, но ощущение все равно странноватое.

После моего побега Шакал немедленно объявил мораторий на все полеты с орбиты Марса. Он подозревал, что Сыны совершат отчаянную попытку вывезти меня с планеты, но, к счастью, Севро не дурак, иначе я бы уже давно оказался в лапах Шакала. Однако даже лорд-губернатор Марса не способен надолго посадить на цепь коммерсантов, так что мораторий вскоре был снят. Все же рынок серьезно пошатнулся. Каждую минуту отсутствия поставок гелия-3 кредиторы теряли миллиарды, и Севро не скрывал своего удовольствия.

– Какова доля Квиксильвера на рынке? – спрашиваю я.

Виктра подлетает ко мне, паря в невесомости. Обесцвеченные волосы стоят вокруг головы, словно белая корона, на глазах – черные контактные линзы. Черным легче перемещаться в трущобах Улья, поэтому Виктре понадобился камуфляж. Да и высокий рост вряд ли позволил бы ей сойти за представителя другого цвета.

– Сложно сказать, – качает головой она. – Состояние Квиксильвера не так-то легко оценить. Он работает через огромное количество подставных корпораций и нелегальных банковских счетов… Сомневаюсь, что размеры его портфолио известны даже самой верховной правительнице.

– А с кем он связан? Если слухи о том, что все золотые у него на крючке, правда, то…

– Это правда, – пожимает плечами Виктра, и это легкое движение отбрасывает ее назад. – У него везде свои люди. Моя мать говорила: он из тех, кто слишком богат для того, чтобы пасть от руки убийцы.

– Он богаче твоей матери? Богаче, чем ты?

– Чем я была, – поправляет меня она, покачав головой. – Нет, он не такой дурак. Хотя… Вполне возможно.

Отыскиваю взглядом портрет Квиксильвера, выгравированный на самой высокой башне Фобоса – трехкилометровой двойной спирали из стали и стекла с серебряным полумесяцем сверху. Интересно, много ли ауреев смотрят на нее и завидуют? Скольких еще золотых этот тип должен закабалить или подкупить, чтобы те защитили его от себе подобных? Возможно, всего лишь одного. Будучи тайным союзником Шакала, Квиксильвер обеспечил ему успех. Не раскрывая своей личности, он помог Адриусу получить контроль над средствами массовой информации и телекоммуникациями. Долгое время я думал, что этим партнером была Виктра или ее мать, но после триумфа они оказались вне подозрений. Судя по всему, самый могущественный союзник Шакала жив-живехонек. По крайней мере, пока.

– Тридцать миллионов человек, – шепчу я, – невероятно!

– Ты ведь против плана Севро, да? – пристально смотрит на меня Виктра.

Ковыряю розовую жвачку, прилепленную к ржавой балке. Похищение Квиксильвера, конечно, даст нам доступ к разведданным и огромным оружейным заводам, но меня больше беспокоят экономические игры, в которые ввязался Севро.

– Севро смог сохранить Сынов, а мне это не удалось, поэтому я делаю, как он говорит.

– Ммм, – скептически щурится она. – А ты все никак не поймешь, что наглость – второе счастье…

– Ну, засранцы, – кричит Севро в интерком, – если вы закончили обозревать достопримечательности, сношаться или заниматься еще хрен знает чем, то пора выдвигаться!

Через полчаса мы с Виктрой и остальные упыри, скрючившись, сидим в одном из контейнеров с гелием-3, перевозимых в заднем отсеке нашего корабля. Даже внутри контейнера мы ощущаем вибрацию в тот момент, когда магнитные крепления соединяются с ребристой поверхностью доков. Под корпусом судна сейчас парят оранжевые в техкомбинезонах, готовясь принять невесомые грузовые контейнеры. Вскоре они по магнитным рельсам покатятся в космотрейлеры, затем будут доставлены на Юпитер. В этих контейнерах содержится все, что нужно флоту Рока для победы над Виргинией и губернаторами Газовых Гигантов.

Перед транспортировкой груз должны проверить медные и серые инспекторы. Наши синие дадут им взятку, и вместо пятидесяти контейнеров инспекторы насчитают сорок девять. Потом один из оранжевых, подкупленный нашим человеком из Улья, потеряет контейнер, в котором мы находимся, – к такой уловке часто прибегают контрабандисты при перевозке запрещенных наркотиков и не облагаемых налогом товаров. Оранжевый поместит контейнер на один из нижних уровней, где хранятся запчасти, там нас встретит контактное лицо Сынов Ареса и сопроводит на явочную квартиру. По крайней мере, таков план, а пока мы просто ждем.

Гравитация снова действует – значит мы уже в ангаре. Контейнер стукается о пол, мы пытаемся удержать равновесие, цепляясь за бочки с гелием-3. За металлическими стенками раздаются приглушенные голоса. Трейлер-погрузчик пищит, отсоединяясь от контейнера, и возвращается в импульсное поле. Тишина настораживает. Сжимаю кожаную рукоять лезвия внутри рукава куртки, делаю шаг вперед в сторону двери. За мной следует Виктра.

– Ждем связного! – хватает меня за плечо Севро.

– Мы его даже не знаем, – возражаю я.

– Танцор за него поручился! Ждем, я сказал! – щелкает пальцами Севро, приказывая мне вернуться на место.

Заметив, что остальные прислушиваются к нашему разговору, я коротко киваю и умолкаю. Через десять минут с палубы доносится звук шагов. Замок на контейнере со щелчком открывается, дверцы распахиваются, и перед нами предстает приятный молодой алый с козлиной бородкой. Он гоняет во рту зубочистку. Парень на полголовы ниже Севро. Он внимательно сканирует взглядом каждого из нас и при виде Рагнара пораженно вскидывает брови. Еще больше его удивляет рукоятка импульсовика за поясом у Севро, и все-таки он продолжает спокойно стоять на месте. С внутренним стержнем у парня порядок.

– Что никогда не умрет? – ревет Севро, имитируя акцент черных.

– Грибок под мошонкой Ареса, – с улыбкой отвечает алый, оглядываясь через плечо. – Не против поторопиться, великий и ужасный? Надо спешить, я этот док у парней из синдиката позаимствовал, вот только они не совсем в курсе. Так что, если не хотите разбираться с профессиональными гадами, надо сворачивать треп и двигать. – Он хлопает в ладоши. – Ноги в руки!

* * *

Нашего связного зовут Ролло. Жилистый и ироничный, со сверкающими умными глазами, охотник до женского пола, хотя в разговоре примерно два раза в минуту упоминает жену – «самую красивую женщину, когда-либо ступавшую по марсианской земле». Они не виделись восемь лет. Все это время он работал в Улье сварщиком на космических башнях. Теоретически он не совсем раб, как алые в шахтах, работает с товарищами по контракту, но на самом деле это та же кабала: четырнадцатичасовой рабочий день, шестидневка, все время находишься в пространстве между башнями-мегалитами, пронизывающими Улей, варишь металл и молишься о том, чтобы не получить травму на работе. Случись что – не сможешь зарабатывать, не заработаешь – не поешь.

Севро и Виктра идут в середине нашей группы под предводительством Ролло, и я случайно слышу их разговор.

– Что-то он возомнил о себе, – шепчет Севро.

– Зато бородка у него что надо, – отзывается Виктра.

– Синие называют это место Ульем, – рассказывает Ролло по пути к изрисованному граффити трамваю, которому уже не поможет никакой ремонт.

Здесь пахнет жиром, ржавчиной и мочой. Бездомные бродяги спят на полу металлических коридоров. Ролло не глядя перешагивает через тела, завернутые в одеяла и прочую ветошь, но руки? с потертой пластиковой рукоятки импульсовика не убирает.

– Для синих это и правда улей. Тут их дом, дети ходят здесь в школу. Живут в небольших свободолюбивых коммунах, на самом деле – практически сектах, где их учат летать и синхронизироваться с компьютерами. Но я вам скажу вот что: это место – настоящая мясорубка. Сюда попадают люди. Потом вырастают башни. А потом отсюда вываливается мясо, – кивает он себе под ноги.

Лежащие на полу бродяги не подают признаков жизни. Лишь небольшие струйки пара поднимаются из-под грязного тряпья, словно из трещин на залитой лавой долине. Я дрожу от холода под тонкой серой курткой, поправляю на плече сумку с оружием. На этом уровне жуткий мороз: наверное, изоляция старая. Крошка выдувает облачко пара из ноздрей, толкая перед собой тележку с опасным грузом и печально глядя по сторонам. Виктре эмпатия незнакома: она спокойно идет вперед, время от времени отпихивая носком ботинка кого-нибудь из бродяг, неудачно расположившихся на ее пути. Один из них недовольно шипит, поднимает глаза, потом выше, еще выше и наконец видит раздраженное лицо убийцы ростом два двадцать. Несчастный тут же откатывается в сторону, тяжело дыша сквозь зубы. Рагнар и Ролло холода, похоже, вообще не замечают.

Сыны Ареса ожидают нас на старой платформе и в трамвае. В основном – алые, но оранжевых тоже хватает, среди них один зеленый и один синий. Я вижу пеструю коллекцию импульсовиков. Сыны напряженно вглядываются в другие коридоры, ведущие на платформу, потом замечают нас и тут же спрашивают, кто мы такие. Искренне радуюсь, что на мне черные контактные линзы и протезы.

– Думаете, будут неприятности? – спрашивает Севро, разглядывая оружие в руках Сынов.

– Последние пару месяцев к нам с рейдами стали наведываться серые. Не просто дурни из местного участка, а реально крутые ублюдки, легионеры. Тут бывали парни из Тринадцатого, Десятого и Пятого. Месяцок выдался так себе. – Старший группы понижает голос. – Они нас прилично потрепали. Захватили наш штаб в Яме, да еще парней из синдиката на нас натравили. Основной корпус Сынов помогает алым повстанцам на станции, а наши оперативники пока что и бровью не повели. Не хотели рисковать, понимаешь? Арес сказал, у тебя очень важное дело?

– Арес мудр, – презрительно отвечает Севро.

– А еще любит ломать комедию, – добавляет Виктра.

Рагнар останавливается в дверях трамвая и разглядывает антитеррористический плакат, приклеенный к бетонной колонне в зоне ожидания пассажиров. Надпись на плакате гласит: «Увидишь – не молчи!» На нем изображен бледный алый со злобными темно-красными глазами, в типичной поношенной шахтерской форме, который сидит на корточках около двери с табличкой «Вход воспрещен». Остальную часть плаката не вижу: она закрыта граффити повстанцев. И тут я понимаю, что Рагнар смотрит не на постер, а на человека, съежившегося на земле у колонны. Капюшон откинут, левая нога – допотопный механический протез. Жесткая коричневая повязка закрывает половину лица. Раздается шипение, словно выходит сжатый воздух. Мужчина запрокидывает голову, прислоняясь к бетону, и обнажает в улыбке абсолютно черные зубы. На пол со стуком падает пластиковый картридж с местным опиумом – нюхательной смолой.

– Почему вы не помогаете этим людям? – спрашивает Рагнар.

– А как им помочь? – отвечает вопросом на вопрос Ролло, но потом видит искреннее сочувствие на лице Рагнара и немного теряется. – Брат, мы сами-то едва концы с концами сводим, зачем нам делиться с этими… отбросами.

– Но он – алый… Они – ваша семья, – не унимается Рагнар, и Ролло хмурится, так как черный говорит правду.

– Не стоит его жалеть, Рагнар, – холодно произносит Виктра. – Он нюхает дрянь, которую толкает на улицах синдикат. Такие, как он, перережут тебе горло средь бела дня – и глазом не моргнут. От них осталась только пустая оболочка.

– Что?! – резко восклицаю я, поворачиваясь к ней.

Виктра не ожидала от меня такой реакции, но сдаваться не намерена и с вызовом повторяет:

– Пустая оболочка, дорогой! Человек должен иметь достоинство, а такие, как он, давно его утратили! Вытравили из себя, причем добровольно, а не потому, что им велели золотые. Хотя, конечно, гораздо проще обвинять нас во всех смертных грехах. С какой радости я должна жалеть подобных ему?