И ловит в воздухе стрекоз.
А чуть развеются туманы
И разойдутся облака
Гиганты бронто-баклажаны
Пекут на солнышке бока.
Видны пластинки стего-лавра
И вызывает интерес
Опаснейший из цветозавров
Ужасный, дикий фикус-рекс.
И просто сердце замирает,
Когда из глубины реки
Плезио-лилия всплывает
И раскрывает лепестки.
На чудный остров цветозавров
уходит скоро наш баркас.
Готовы трубы и литавры
Чтоб проводить в дорогу нас.
Стоят печати трёх таможен,
Сверкают цепи якорей
И путь нам штурманом проложен
по водам девяти морей.
Сперва найдем Борнео остров,
А доплывем до этих мест, -
Двенадцать румбов к Норд-Норд Осту,
А дальше точно на Зюйд-Вест.
На мачте новый парус пёстрый.
И юнга ждет, нетерпелив
Хотите плыть на этот остров?
Спешите! Мы уйдем в прилив!
1.46 На стих "Париж и белое солнце пустыни"
УВИДЕТЬ ПАРИЖ И УМЕРЕТЬ
От дома и родни вдали,
разочарованный в сарматах,
в Костанце, на краю земли
Овидий плакал об утратах.
"О, только бы увидеть Рим,
а там и умереть не жалко…"
Мы часто глупость говорим,
когда по голове – и палкой.
Поэт – он бог почти на треть,
Его слова пронзают дали…
"Увидеть Рим и умереть!"
по всей Империи рыдали.
А позже, в средние века
уже звучало в стройном хоре
от простака и дурака
"Videre Napoli et Mori"
Потом, покинув Петербург,
надеясь стать известным сразу
в Париж приехал Эренбург