Приглашение в рай. Рассказы
Она опять кивнула.
– В доме еще кто-нибудь есть?
Ее передернуло. Она отрицательно замотала головой, но было понятно, что она лжет. Я зажал ей рот и несколько раз ударил ножом в живот, наслаждаясь ее конвульсиями, – она беспомощно молотила меня кулаками, но слабела и повисла на мне, безвольно дергаясь все тише и тише. Я очень сильно расстроился из-за окончательно испачканной куртки, я подумывал ехать в ней в Торонто, она была теплая и легкая. Гребаные краснокожие! Я посадил ее на стул, пришлось повозиться, но получилась отличная инсталляция для ее благоверного любителя искусства, а со спины могло показаться, что она просто сидит и смотрит в окно.
Я решил посмотреть сейф, а посмотреть и правда было на что. Помимо приличной суммы денег здесь еще была куча ценных бумаг, какие-то закладные, расписки, договора. Чертов индеец владел прямо или опосредовано половиной города, ему точно не были бы выгодны все эти погромы и беспорядки. Я взял только наличные. Проблемы с ценными бумагами мне были не нужны. По моим прикидкам вышло порядка пары сотен тысяч. Большие деньги, но увы до миллиона я не достану, а жаль, с Элис мы зажили бы, как короли и с этими деньгами, но я хотел миллион. Магия цифр. Сложив все в сумку, я поспешил на выход, но едва я размахнулся, чтобы выкинуть в разбитое окно добычу и самому последовать за ней, я услышал музыку. Было настолько неожиданно услышать ее в мертвом доме, что я на мгновение замер.
Кинув сумку в угол, я пошел на звуки. Это была флейта и по ощущениям звуки были робкие, часто путающиеся, как если бы музыкант только совершал свои первые шаги в бессмертном искусстве. Музыка доносилась со второго этажа. Я обошел входной зал и стал подниматься по массивной резной лестнице. Нож я вытер о занавеску и держал наготове.
Поднявшись, я на секунду остановился – не знал куда идти, ведь музыка прекратилась. Я уже подумывал, не сбежать ли мне обратно и что это могло стать частью разыгравшегося воображения, как музыка зазвучала вновь. Я шел на звуки, шел не торопясь, потихоньку заглядывая в каждую из комнат, откуда, по моему мнению, могли доноситься эти приятные переливы. В итоге, в конце коридора я набрел на детскую.
В комнате у мольберта сидела девочка лет двенадцати. На мольберте была закреплена неоконченная картина, изображавшая девушку у лесного ручья. Девочка играла на флейте, видимо пытаясь сосредоточиться, чтобы закончить картину.
– Эй, привет, отличная картина! Можно я посмотрю поближе?
Девчушка обернулась. Увидев меня, она побелела от ужаса и закричала. Я совсем забыл, что моя куртка была изрядно запачкана, а в руках был нож. Я улыбнулся, стараясь показать, что ей ничто не угрожает, но она не поняла моего намека. Бешеной кошкой она метнулась к комоду. Я только успел увидеть, как в ее руке что-то блеснуло и раздался выстрел.
Пуля просвистела в сантиметре от моего плеча, может даже чиркнула по ткани куртки и ушла в стену. Вот стерва! ведь я только хотел поговорить! Я прыгнул в угол и достал револьвер. Вторая пуля поцарапала шею. Я почувствовал боль, удушающая волна страха и ярости накрыла меня: я разрядил в нее весь барабан. Четыре из шести пуль достигли цели, все было кончено. Меж тем шея моя сильно болела: кровь текла все сильнее и воротник рубашки уже намок: пришлось взять с кровати какой-то шарфик и насколько можно туго перемотать рану – стало полегче. Ярость все еще пульсировала во мне: я подошел к девочке и вырвал из ее маленькой цепкой руки мелкокалиберный револьвер, который чуть меня не прикончил. Умереть в шаге от своей цели! Мне хочется думать, что она была еще живой, когда я в исступлении бил ее ножом раз за разом, пока кровь не забрызгала все вокруг. Никогда мне еще не было так хорошо, но это было только начало. Начало новой жизни! Моей и Элис!
Когда все было кончено, я удовлетворенный, вытер кровь со лба и вышел в коридор. Нужно было торопиться, – папаша девчонки может вернуться в любую минуту и ему вряд ли понравится эта картина. Я вынырнул из окна, подобрал сумку с наличными и побежал к выходу. В фургоне я достал аптечку: обработал рану и наложил повязку. Шарфик я оставил на память. Настроение было отличное, все прошло идеально. Я даже засомневался надо ли так торопиться в Торонто, индейцы были глупы и слабы и с ними можно было развлекаться и дальше. Дома у меня была припасена по случаю отъезда бутылочка бурбона, которую я и приговорил в ту же ночь. Это был чудесный вечер воспоминаний, я беседовал с Элис, чистил оружие, считал деньги и пил бурбон. Что может быть лучше?
Проснулся я рано утром от острейшей боли в боку. Было еще темно, я шарил по столику, пытаясь найти коробку с болеутоляющим. Черт побери, неужели я все выпил? Бок, гребаный бок, опять меня мучает… Когда я прервал терапию, какой сегодня день? Все, хватит! Нужно ехать в Торонто, иначе я умру. Чертов рак не дремлет и не поставит сам себя на паузу. Я нашел коробку с таблетками и закинул горсть в рот, не запивая. Поскольку вещи были, по сути, собраны заранее, я управился быстро. Фургон был заправлен и загружен вещами. Всего у меня получилось собрать около семисот пятидесяти тысяч долларов. Неплохо для простого почтальона. Я помог Элис разместиться в кузове, выехал из двора и медленно поехал в сторону перевала, мой путь пролегал через главную улицу города, но до нее я не доехал. Метров за триста я увидел группу людей с ружьями. Это наверняка были индейцы, похоже они перекрыли дорогу. Глупые обезьяны, куда вам до меня! Я повернул в сторону и выехал в другом направлении на прилегающую улицу. Придется перейти к плану Б – поехать по объездной, примерно тем же путем я ездил грабить заправку. Единственная проблема была в том, что дорога наверняка не чищена со дня катаклизма, а почтовый фургон не был приспособлен к езде по бездорожью. Погода также стала вносить коррективы и конкретно портиться: судя по всему, начиналась метель: маленькие снежинки все настойчивее секли лобовое стекло, ветер завывал все громче. По началу все было не так плохо: колея была вполне проезжаемой, видимо беженцы ехали и по этой дороге, но довольно скоро укатанная дорожка кончилась и начались снежные барханы, глубину которых определить на глаз было невозможно. Трассу замело неоднородно, местами, где ветер вступал в свои права, случались открытые куски дорожного полотна, но их попадалось все меньше и меньше. Внезапно правые колеса зачерпнули снежной каши и через мгновение фургон уже несло боком к краю дороги. И опять мне сказочно повезло: скорость была небольшая, я был аккуратен и сразу сбросил скорость в итоге я не укатился в кювет, а всего лишь застрял в нечищеной обочине. Увяз, правда крепко, несмотря на часовую попытку прокопать колею для выезда – колеса беспомощно крутились и не могли сдвинуть машину с места. Фургон сел на брюхо. До перевала оставалось еще километров десять, не меньше. Это была еще не катастрофа, но холодок неопределенности начал пробираться по душе. Я не смогу пешком выбраться отсюда, тем более с вещами и Элис. Ее можно нести только на руках. Возвращаться в город опасно и бессмысленно: там орудуют индейцы, они расстроены и наверно ищут меня.
При отеле на перевале был автопарк спецтехники. Я это точно знал. Те, кто, хоть раз ездил на “материк” видели этих старых монстров из восьмидесятых, которые чистили дорогу от снега или эвакуировали сломанные автомобили. Плюс на АЗС должно остаться топливо, даже если там ничего нет из транспорта, можно подождать эвакуацию на месте, небольшой запас еды у меня есть, шмотки правда придется бросить. Все с собой я не утащу. Как быть с деньгами? Сумка с наличными получилась увесистой. Тем временем ветер еще усилился. Началась настоящая метель. Если идти, то сейчас, пока не стало совсем темно, ночь в лесу у трассы мне не пережить. Идти надо налегке. Сумки и ружье оставлю в фургоне, я показал Элис, как с ним обращаться, она посторожит фургон до моего возвращения. Я включил фары и врубил печку чтобы она не замерзла и мне проще было найти дорогу обратно, вряд ли кто-то доберется сюда в ближайшее время и заметит грузовик на обочине.
С собой я взял пачку наличных, всю еду и револьвер. Замотав лицо шарфом и надев очки, я побрел по едва заметной, в условиях тотального снега, дороге. С каждой минутой идти было все тяжелее, ветер завывал, снег залеплял лицо, очертаний дороги уже не было видно. Становилось темнее с каждой минутой. Кажется, будто прошла вечность, а я все еще неподалеку от фургона, его темные очертания тонули во мраке надвигающейся ночи. Не знаю долго ли я брел или нет, все слилось в этом мучительном прорыве, снег был сверху и снизу, справа и слева, я брел, падал, вставал, шел дальше, немного пожалел, что оставил ружье в машине – на него можно было бы опираться, хотя оно довольно тяжелое… да не знаешь как тут лучше. Мозги словно примерзли к черепу, я шел, не разбирая дороги…
Внезапно мне стало тепло. Я не чувствовал больше холода, снег не облеплял лицо, ветер шумел где-то далеко, словно за стеной. Я увидел свою тетю. Она была в своем любимом пушистом халате и тапках. Стояла на обочине и смотрела на меня. Удивительно, как ей не холодно?
– Тетя, что ты тут делаешь?
– Жду тебя, мой дорогой.
– Но как ты… Ты же… Тебя же нет? Ты мне снишься?
– Ты меня очень расстроил, Джонни. Я думала у нас нет секретов друг от друга.
– Но, тетя, я просто не хотел тебя огорчать, хотел сам.
– Ты очень плохо вел себя, а ведь мы могли все исправить.
– Я все исправлю, тетя, клянусь Богом, все будет, как раньше, даже лучше!
– За все приходится платить, Джонни. Но я хочу тебе помочь. Не возвращайся. Уезжай.
– Я знаю! Поэтому я и собрал эти чертовы деньги! Что значит не возвращайся? Там почти миллион баксов и Элис…все мои вещи. Как мне…
– Джонни
– Эээ, да, тетя
– Одень, шапку. Здесь холодно. Тебе нужно беречь голову
Внезапно я очнулся. Здесь только что стояла Рут Демье, а сейчас я лежу на обочине и меня засыпает снегом… Ну конечно это бред, у меня переохлаждение или типа того, я читал о подобном. Старуха лежит в морге городской больницы. Это все бред. Блин. Элисон давно похоронена, кто же в машине? Я содрогнулся. Чей труп в кузове? Что я наделал? Я же мог просто забрать деньги и уехать, столько смертей на моих руках. Обратной дороги все равно нет. Все бросить? Нет! Эти деньги достались мне с большим трудом. Я их не брошу! Я могу умереть, если не вернусь за фургоном, могу умереть, если вернусь и увижу индейцев и уж точно умру если останусь здесь. Внезапно мне показалось, что сквозь ветер я слышу какой-то шум. Прекрасно очередной сеанс связи с потусторонним миром. Надеюсь, это Элвис Пресли. Тем не менее я зашагал увереннее, ведь это могла быть цель моего пути! По моим расчетам я уже должен был подходить к перевалу. Пройдя еще немного, я встал и прислушался. Ну точно. Мне не кажется. Это звук мотора! Сердце забилось в груди так, словно хотело выскочить. Я словно воспарил над снежными завалами. Куда только девалась предсмертная апатия. Я энергично выдирал ноги из белого плена и почти бежал на шум. Внезапно я чуть не налетел на старенький трактор, который, как оказалось, стоял на парковке отеля. Я дошел! Я буду жить! Провались, старая сволочь! Вы все увидите! Я вылечусь и буду богатым. Но откуда он здесь? Я осторожно обошел парковку, но из-за метели никаких следов пребывания человека не было видно, возможно беженцы укрылись на ночь в здании отеля. Что ж тем лучше – не придется никого убивать. На парковке также стояло несколько машин, наполовину занесенных снегом. Возможно, среди них были и исправные, но тратить полночи на откапывание и приведение их в чувство я не хотел. Я слишком устал, а здесь наверняка еще кто-то и, возможно, он вооружен. Я забрался в кабину трактора, он не был закрыт, а мне не пришлось бить стекло. Все вновь складывалось отлично. Я подергал рычаги, трактор был в полуобморочном состоянии, но им можно было бы вытолкать фургон или хотя бы забрать свои вещи и двинуться подальше отсюда.
Медленно, но, верно, я продвигался к своей цели. В кабине было тепло, и я прилагал немалые усилия, чтобы не уснуть. Я закусил губу и думал. Думал о будущем. Конечно, я вылечусь, это не обсуждается. Богатых лечат от всего, но это только начало. Большой город, означает большие возможности. Сюда я больше не вернусь. Слишком опасно, да и смысла нет сидеть в захолустье. Рано или поздно электричество восстановят и все придет в норму. Человечество достигло такой ступени развития, когда даже серьезные катаклизмы не смогут надолго встать у него на пути. Все образуется, что до меня, то я преодолел прежде всего себя. Я вырос во всех смыслах: я хищник, я сверхчеловек, и я заплатил высокую цену, за свое преображение. А ключ к моему светлому будущему находится в том фургоне, я уже вижу свет его фар.
Свет в конце тоннеля.
Тенистые Клены
Рассвет. Уже близкий и радостный и в то же время отчего-то такой тревожный. Открытое окно в сад, наполняет комнату чем-то особенным – прохлада и удивительные ароматы растений, – саму жажду жизни несет этот утренний воздух. Хочется просто лежать рядом с окном и дышать. А какой вид открывается в эти часы из окна. К нему можно готовиться всю ночь, представляя какое наслаждение, ожидает тебя. Ворочаешься, стараясь, не проспать, просыпаешь, пусть и немного, вскакиваешь, и как мальчишка несешься к окну, замирая от восторга и стараясь ничего не упустить, смотришь, смотришь, смотришь.
Сон становится, каким-то очень чутким, особенным – настоящим удовольствием, кажется, что кошмары навсегда ушли, оставив после себя лишь мутное воспоминание, нечеткое беспокойство, не сразу отпускающее тебя.
Раньше мне всегда снилось это. Скорость, безумная скорость и бескрайний водный простор под тобой. Ты протягиваешь руку, и идеальная водная гладь приходит в движение – сотни мельчайших брызг взлетают священным ореолом и почти бесшумно опускаются далеко позади. Яркое солнце, отражаясь тысячами искр, будто указывает единственный путь вперед… и ветер, обычно злой и холодный не смеет даже свистеть и трепать мои волосы – он огибает меня, несет на своих руках. Скорость, безумная скорость. Где конец этому полету? Впереди появляются знакомые зеленые склоны побережья – ты уже видел их десятки раз, хотя понятия не имеешь, где это может быть, маленькие, словно игрушечные домики, начинают расти, постепенно уже можно различить человеческие фигурки – скоро конец. Самое главное – не оглядываться.
– Повернись!
– Нет
– Повернись или пожалеешь
– Никогда
Этот голос, отчего мне, кажется, будто я всегда знал его, равно как и его обладателя? Шепот, который сводил меня с ума пятнадцать лет и оставил лишь на войне, он беспрекословен, неумолим и каждый раз, когда ты пытаешься перекричать эту мертвящую тишину, окружающую тебя – ты не можешь вымолвить ни слова, но он слышит тебя, а единственным ответом становится пробуждение.
Сегодняшнее было странным, оно было особенным.
И кошмар, который, казалось, навсегда остался позади, – вернулся. Но он изменился – десятки, сотни видений, сменяющихся за считанные мгновения: стены огня, людские тени, смерть и хаос, агония и опустошение…
И голос, полный упоения, он читает, читает текст молитвы или шаманского заклятия, почему я знаю его, почему? Сегодняшнее было особенным – исчезли все, только я между двумя синими бесконечностями, спустя вечность я наконец повернулся и…
Это уже не сон, я лежу на своей кровати, мои глаза открыты, но этот голос – я все еще слышу его, он торжествует, испепеляющий ненавистью… есть вещи хуже смерти… вечный мрак станет наградой выжившим… он уже здесь…
почему я знаю его? ПОЧЕМУ?
Надо успокоиться. С трудом, встав с кровати и накинув халат, мне удалось доковылять и совсем без сил плюхнуться в любимое плетеное кресло, которое стояло напротив окна. Надо взять себя в руки и все обдумать, нельзя терять контроль – это погибель.
Постепенно напряжение спадает, и невольно обращаешь внимание на открывающийся вид из окна – природа, в эти часы вознаграждает своих немногочисленных созерцателей удивительным зрелищем. Потихоньку кошмары начинают терять свою власть, и ты цепляешься за любую возможность изгнать сны еще быстрее, их час еще придет. Солнечный Рассвет в наших суровых широтах – это настоящий пир красок, прекрасный праздник жизни. Пусть окно давно не видело скребка и чистящего средства, пусть глаза уже не те, что прежде, сейчас это не мешает видеть настоящую красоту. Огромные величественные облака, похожие на горы вырастающие из самого горизонта, медленно ползут, приоткрывая небо удивительной прозрачной синевы. Медленно и совсем незаметно они наполняются светом, принимая самые невиданные формы. Еще совсем немного и первые лучи солнца хлынут в долину, изгоняя остатки холодного предрассветного тумана и принесенной им сырости. Над бескрайними лесами, вплотную примыкающими к городку, облака распадаются – кажется, будто кто-то разбил на небе огромную вазу и ее осколки, самых причудливых форм, устремлены вдаль, а там…
Ледяная гладь озера, соприкасаясь с первыми лучами солнца, на мгновенье, ослепляя тебя, сильнее разжигает то трепетное и радостное, что всегда останется с тобой. Это мой мир.
Постепенно просыпается и городок неподалеку. На улицах появляются первые заспанные прохожие – это простой люд приступает к своим обычным делам. Первый шум хлопающих дверей, первые заведенные автомобили нарушают царственную тишину – начинается новый день, утреннее представление подходит к концу, равно как и ночная дрожь.
Почему снова? Почему я снова вижу все это? А теперь еще и новые видения. Что-то должно произойти, я это чувствую, но что? Что-то очень важное, то, ради чего ты появляешься на свет и живешь, то, ради чего судьба хранит тебя, отворачивает от опасного поворота, за которым пустота. Все ради одного…
И почему сейчас, почему именно сейчас? Что-то не дававшее мне оступиться, хранившее меня в опасности теперь само толкает меня к краю…
Очень много вопросов, на которые нет ответов. Да и появятся ли они? А что, если это просто кошмары больной психики, усугубленные огромным напряжением груза былой ответственности и нет ничего, кроме уставшего человека, с трудом преодолевшего тяжелое ранение, еще и как выясняется с прогрессирующим нервным расстройством. Нет, я все видел, чувствовал жар этого огня.
Нужно ждать
– Доброе утро, Арни – Это был Джордж О`Лири, один из старожилов “Клёнов”. Он собирался в столовую и решил заглянуть к соседу по этажу.
– Привет, Джордж.
– Как всегда не спится?
– Нее, нет, сегодня почти нормально. Вот любуюсь природой.
– Ага. Скоро погода совсем испортится и особо не на что будет смотреть.
– Мне нравится смотреть и просто на снег.
– Господи, тут кругом снег, один сплошной снег, лучше бы пошел и телевизор с нами посмотрел…
Но Арнольд Гривс его уже не слушал – он смотрел в окно, почти немигающими, слезящимися глазами. В коллективе постояльцев пансиона “Тенистые Клёны” он был белой вороной и держался немного в стороне от всего и всех. Конечно, с возрастом многие черты характера обостряются, а ясность сознания порой немного туманится, но это был не тот случай. Арнольд Гривс был странным. Он был странным еще, когда попал сюда, а это случилось целых восемь лет назад. Время здесь течет медленно, мало что меняется в укладе жизни и распорядке дня пансиона. Порой некоторые постояльцы выбывают, по естественным причинам, порой прибывают новые, совсем редко кто-то из близких приезжал навестить своего родственника, да, определенно, это становилось целым событием, которое давало пищу для обсуждений на несколько недель вперед. Родственники не баловали визитами и это несмотря на то, что большинство из них обитало в окрестных городках, от которых не больше часа езды…
Арнольд Гривс прибыл сюда на обычном такси, без сопровождения. У него был контракт на пожизненное обеспечение, минимум вещей и отличное настроение. Довольно скоро он перезнакомился со всеми постояльцами, и персоналом. Он держался вежливо и с достоинством, никому не отказывал в общении, в разговорах мог поддержать любую тему, но о себе почти ничего не рассказывал. Всю жизнь он проработал на разных должностях в нефтедобывающих компаниях, вроде есть сын, который живет в Торонто, решил перебраться в пансион после дорожного инцидента, когда окончательно понял, что не может себя сам обслуживать. Арнольд устроился жить в номер на втором этаже с окнами на озеро, это были одни из самых дорогих апартаментов, но он почти ими не пользовался. Только кроватью, санузлом и плетенным креслом у окна. Почти монашеский аскетизм проявил Гривс и в своем рационе: Постояльцы были вправе соблюдать или не соблюдать рекомендации врачей и штатного диетолога, но у Арнольда никогда не было никаких противопоказаний, при этом он всегда придерживался самой строгой диеты – ел мало и только здоровую пищу, никогда не употреблял алкоголь, даже по большим праздникам. Сторонился Арнольд и общих сборищ, все эти бинго по воскресеньям, гольф и фитнес для пожилых, хоккейные матчи и новости по телевизору никогда его не интересовали. Довольно скоро он окончательно обрел свою репутацию капитана Немо и от него отстали с расспросами. Жизнь пансиона вернулась в прежнее русло.
Именно тогда и произошел тот первый случай. Гривс пропал.
Нет, конечно, обитатели пансиона не были заключенными, и в полном своем праве могли покинуть свое последнее пристанище, когда угодно, но специфика этого места и его внутренний регламент вынуждали постояльца получить письменное разрешение на отъезд. Ведь подобное путешествие, в ряде случаев, могло нести угрозу здоровью великовозрастного путешественника и угрозу финансовому благополучию заведения, после соответствующего судебного разбирательства. Словом порядок ухода с территории был и довольно строгий. За самовольное покидание территории была установлена система штрафных санкций, в которую входили и денежные штрафы и некоторое ущемление досуговой активности, но в рамках договора разумеется.
Штрафы не касались тех, кто в силу возраста, уже плохо себя контролировал и мог уйти погулять неподалеку и заблудиться или же вовсе отправиться куда-нибудь в соседний город, по каким-либо важным делам, и забыв о них и обо всем остальном на свете уже через пятнадцать минут. В таких случаях штрафовали уже обслуживающий персонал, приставленный к особым гостям.
Гривс никак не относился к категории людей, которым был нужен выделенный помощник, его ум и память сохранили остроту, как в молодости, об этом говорили все, те немногие, с кем он общался, не был он и нарушителем режима, любящим съездить в пятницу до городского бара и потом судорожно звонящих в службу спасения из-за скачка давления… Его пропажу обнаружили только вечером, когда медсестра Перл Уотсон разносила лекарства. Гривс следил за здоровьем и никогда не пропускал ее вечерний обход. Ему не было прописано ничего особенного, кроме укрепляющих сердце препаратов и витаминов для пожилых, и каждый раз он был первым, кто встречал Перл на своем этаже. Каждый раз, кроме этого вечера. Перл постучала в дверь Гривса, но никто не ответил, она закончила обход и вернулась к его номеру. Дверь была заперта, и никто не отвечал. Перл немного забеспокоилась, каким бы не был здоровяком, Арнольд все же был пожилым джентльменом…
Перл позвонила техническому директору Гарри Джонсу и уже через десять минут Гарри мастер ключом открыл номер Гривса. Все было как всегда – идеальный порядок, ничего подозрительного и … никаких следов Арнольда. Не на шутку встревоженный Джонс позвонил управляющему пансионом Руперту Чарнсворту и уже через пятнадцать минут в его кабинете состоялся стихийный брифинг, посвященный ЧП. Пропажа постояльца – это всегда ЧП, чтобы не говорили выпивохи, регулярно катающиеся на такси в город развеяться, пансион нес полную ответственность за судьбу своих клиентов, если договором не предусмотрено иное. Все были не на шутку встревожены: проблема была еще и в том, что никто даже примерно не представлял, где его искать. Привычки всех постояльцев были неплохо изучены, но Гривс за столько лет так и остался темной лошадкой. В полицию было решено пока не звонить, поиски начали с “непринужденного” опроса остальных стариков, нужно было выведать максимум доступной информации, не поднимая при этом лишнего шума – кто-то мог позвонить копам раньше сотрудников и это было бы не очень хорошо…
Никто не сообщил ничего ценного. Все сошлись примерно на том, что после обеда Гривса никто не видел, Бетси Маккалистер, девяностопятилетняя старушка, впрочем, заявила, что Арнольд вознесся на небеса, вместе с двенадцатью апостолами, но это списали на действие лекарств, которые она уже приняла. Директор Чарнсворт сильно нервничал: судя по всему, избежать поисков на территории не удастся, уже давно стемнело, территория большая, скорее всего только силами персонала до утра не управиться, а утром он будет обязан сообщить в специальные службы, возбудятся местные журналисты, информация дойдет до владельцев пансиона…
