Разрешаю любить или все еще будет

Танцевать я не рвался. Курить я также был не охотник. Мой друг Женя то убегал куда-то, то вновь неожиданно появлялся. Меня пыталась вытащить на танец Светлана. Я не пошел, отказался:

– Ну что ты Светочка, я тебе все ноги оттопчу. – Она махнула рукой и убежала с Виктором.

Фоков имел в аттестате одни пятерки, я своим – похвалиться не мог. Показывать его кому-либо, мне не хотелось, хоть я и сдал все экзамены – злосчастную физику – учителя и предположить не могли – на пять, но вредный Иван Семенович он был у нас председателем экзаменационной комиссии, опротестовал оценку, и мне поставили тройку. Тройки я также получил по алгебре и геометрии – предметам, которые он вел. По истории и астрономии у меня были четверки. И лишь одна пятерка по географии от Доры Никитичны. С таким документом поступать в институт было страшно – кому угодно, но не мне. Мой друг Женя однажды сказал:

– Юра, ты никогда не задумывался, отчего мы с тобой вместе, рядом друг возле друга?

– Нет! – ответил я.

– Хорошо, я тебе скажу. Мы разные оттого и рядом. Это несмотря на то, что желания наши часто совпадают. Я, например, для достижения цели готов пойти на риск, чего не скажешь о тебе. Ты осторожен, однако, на финише, или лучше сказать на «пьедестале почета», можешь оказаться первым. У тебя много упрямства. Оно затыкает тебе уши. Слова других, пусть правильные, для тебя ничто. Маленькая тропинка, проложенная тобой в мыслях – уже дорога. Ты, как я понимаю, после школы собрался пойти учиться не, в так называемую, «академию», – у нас в селе было свое училище, сельскохозяйственное, – куда тебя невольно толкает Иван Семенович. Ведь нет? Ты, как и я, подобрал себе институт, и ты поступишь! Я знаю это.

Фоков говорил долго. Он во всех подробностях описал мне мое будущее, рассказал и о своем. О Наташе он молчал. Ее Женя оставлял для себя.

Я в институт рвался. Фоков тут был прав. Правда, не я один. Многие ребята из нашего выпуска хотели стать инженерами. В числе первых был он сам, затем Ната, Светлана, Надежда, Виктор.

Экзамены в вуз я сдал, но не прошел по конкурсу. Мне было обидно.

Виктор поступил в военное училище. Сеня пошел в музыкальное училище по классу баяна. Ната и Женя оказались в одном и том же учебном заведении – политехническом институте и что странно на одном факультете. Светлана и Надежда также куда-то пристроились.

Отец, как мог, успокаивал меня:

– Это я виноват! Моя болезнь оторвала тебя от учебы. У тебя еще есть год перед призывом в армию. Ты позанимаешься и поступишь. Я уже тебя трогать не буду. Можешь, если есть желание пойти на подготовительные курсы. – Я пошел на завод. Устроили меня туда по знакомству, так как я тогда был еще несовершеннолетний. Мне помог отец через своих друзей, работавших в городе.

Завод не ферма. Меня приняли в бригаду слесарей. Я долго привыкал к шуму машин, гари масла, к чрезмерно длинным часам. Время тянулось бесконечно. Я работал в одну смену. Она у меня была на час меньше, чем у остальных рабочих. У меня закладывало нос, я морщился, болели уши, не знаю, как не оглох. Бригадир, наблюдая за мной, хлопал меня по плечу и подбадривал:

– Ничего сынок, терпи! Попервости всем не сладко приходиться. Я в четырнадцать лет пришел на завод, а тебе семнадцать ты, можно сказать, взрослый.

Я терпел. Привыкал. Втягивался. На работу и с работы я ездил в электричке и на автобусе. У проходной меня не раз останавливал вахтер:

—Ты куда мальчик? – кричал он на меня, заслонив своим телом двери. Я тут же показывал ему пропуск, и он отходил в сторону, давая мне дорогу. Не знаю, как, но я доработал до первой зарплаты. Думал уже все бросить и уйти. Но в кассе я получил деньги, небольшие, но честно заработанные и это меня удержало – почувствовал себя рабочим человеком. Деньги для меня были как признание моего положения, места в трудовом коллективе. Через два-три месяца я ничем уже не отличался от других работников завода, ну разве, что своим возрастом.

Друзья от меня ушли на второй план. Мне ни до кого не было дела. Возможно, из-за того, что я сильно уставал, а потом был сломлен еще и морально. Мне требовалось время чтобы прийти в себя.

Однажды я, возвращаясь со смены, случайно столкнулся с Натой. Разговора у нас не получилось. Я боялся сочувствия с ее стороны и поэтому отмалчивался. Это она училась в институте не я. Мне же хвалиться было нечем. Девушка торопилась домой. Я проводил ее и расстался.

– Все будет нормально! – сказал я сам себе. – Еще придет мое время. Я буду на коне. Не зря мне при встрече говорит отец Наты Михаил Ромуальдович: «Юра, ты, что же нас забыл, не заходишь?» – Я его устраиваю. Во мне он видит зятя, и я им буду. Отдавать Нату Жене я не собирался. Пусть он с ней учиться в одном институте. Ну и что из того?

На заводе я работал недолго – осень и зиму. Вскоре мне пришла повестка в армию. Я тут же уволился и стал готовиться к службе. Кроме меня призывался Гришка-двоечник – переросток и еще несколько ребят моих одноклассников. Гришка появился в селе неожиданно.

– Я! – сказал он, – здесь в селе прописан, а не у отца – там трудно с пропиской. Мне у него так и не удалось закрепиться. Ну, ничего, отслужу армию и уж тогда я пристроюсь в городе. Не век же мне с бабкой жить!

Мы не имели освобождения от армии. Для этого нужно было хотя бы учиться в институте. Но я не унывал. Я был согласен. Тогда времена были не то, что сейчас – другие, и если парень не проходил армейской школы считался не мужик. Я же хотел быть мужиком.

Моя мать Любовь Николаевна устроила мне проводы. На них я пригласил в первую очередь своего друга Женю и, конечно, Нату. Кроме них было много других ребят, живших у нас на улице. Сеня пришел со своим баяном. Вечер пролетел быстро.

Мой друг крутился возле Наты – не отходил. Я часто оставался в стороне. Один раз мне все-таки удалось с ней потанцевать. Во время танца ее кудряшки приятно щекотали мне щеку. Я чувствовал ее тепло и с удовольствием поддавался новым ощущениям.

– Юра! – сказала мне девушка, – я буду ждать от тебя писем, и согласна отвечать на них. – Ее слова меня порадовали. На службу в армию я пошел со спокойным сердцем.

На память перед тем, как отбыть, покинуть село, я захотел положить в чемоданчик фотографию. После окончания школы я вместе с друзьями сфотографировался, однако получить карточку так и не смог – где-то затерялась. Я вначале спросил о ней у старосты Надежды Ватуриновой. Та отправила меня к Светлане. Светлана сказала, что передала Наташе, а Наташа Жене. Мой друг был в неведении и лишь пожимал плечами:

– Ну, что ты Юра, – сказал он, почесав свой крутой затылок. – Я видел твою фотографию, ее мне пытались всунуть. Но я тогда уезжал в город, и поэтому не взял, отказался, не помню точно, но Наташа, мне кажется, пристроила карточку Виктору. Спроси у него.

Мой сосед по парте укатил поступать в престижное военное училище. Я у него ничего не мог спросить. Так фотография и пропала.

Перед отъездом я собрал своих друзей и снова сфотографировался, правда, у фотографа любителя. Он постарался. Потратил много пленки и перевел не одну пачку бумаги. Самую из наиболее удачных карточек я прихватил с собой.

Я часто и подолгу рассматривал ту любительскую фотографию. На ней вместе со мной были мои друзья. Мы стояли возле черемухи у моего дома. Я находился в окружении Наташи, Жени, Семена, Надежды ее сестер и Светланы. В тот день Светлана была не одна: она нянчилась со своей маленькой сестренкой Юлией – родители куда-то уехали к родственникам и дом бросили на нее. При съемке я отчего-то взял девочку на руки. Лица, у нас у всех получились на фотографии серьезными. Лишь одна Юлия улыбалась. Я, часто и подолгу рассматривая фотографию, невольно задерживал на ней свой взгляд. Мне слышался тонкий голосок девочки: «Юлла, Юлла, – она не выговаривала букву «р» – а можно я тебя буду ждать?»

– Можно! – не услышав от меня ответа, сказала Светлана.

– Нет, пусть Юлла ответит! – потребовала девочка и я, поцеловав Юлию в щеку, повторил слова ее сестры: «Да, можно!»

5

В день отправки в армию я попрощался с матерью. Отец торопил меня, ему нужно было еще успеть на работу. Выскочив чуть свет из дома, мы пошли на станцию. По дороге нам встретились Ната и Женя. Друзья хотели быть со мной рядом.

На платформе было шумно. Призыву в армию подлежал не я один. Скоро подошел поезд. Меня охватило непонятное чувство: на душе было и весело, и отчего-то грустно. Вначале я пожал руку отцу:

– Давай служи, – сказал он. – Затем Фокову и уже после на виду у своих сельчан крепко-крепко поцеловал Нату.

На крик кого-то из провожающих:

– Быстрее-быстрее электричка ждать не будет, уже отправляется! – Я с трудом оторвался от ее губ и заскочил в вагон. Многое после забылось, но этот момент мне запомнился на всю жизнь.

Что еще меня удивило из того времени – показалось несуразным – это то, что мы поехали не в сторону огромного мегаполиса, а в обратном направлении – в районный центр. Уже после нас призывников посадили в автобус и повезли, минуя родное село, в многомиллионный город – в учреждение, называемое распределителем.

В распределителе мы все растерялись, как не старались держаться вместе. Я в нем пробыл два дня. Он, то наполнялся, то пустел. За время ожидания я под чистую съел все, чем меня снабдила в дорогу мать. Хорошо, что нас сводили в столовую.

Я был рад, когда, наконец, пришла и моя очередь. Видно, пришелся по вкусу прибывшим из очередной воинской части «покупателям» – это худощавому капитану и двум сержантам. Меня и еще группу таких же, как я ребят в количестве тридцати человек посадили в автобус и отправили на железнодорожный вокзал. Ночь я провел в поезде, нас куда-то везли, а утром снова мы были в автобусе. Минут через сорок подъехали к части. Она была огорожена высоким забором. Автобус, миновав ворота, остановился возле деревянной казармы по своей архитектуре, напомнившей мне школу. Здание стояло в стороне – особняком от других, потому что предназначалось для новобранцев. От моей школы оно отличалось тем, что внутри него не было дверей и еще помещение вместо классов делилось на отсеки, заполненные двухэтажными кроватями.

Мы высыпались из автобуса и по команде худощавого капитана отправились в казарму. Там, в длинном широком коридоре, он построил нас и произнес свою речь, из которой я четко понял, что должен, беспрекословно подчинятся командам всех старше себя по званию. Его слова были сказаны для того, чтобы отдать нас на попечение двум сержантам и уйти. А уж они тут же занялись выполнением бытовых задач, то есть обустройством. Чемоданчики, рюкзаки и прочие дорожные сумки мы сдали на хранение, определились с койками, на которых нам придется спать, затем построились и строем отправились в баню. Там нас остригли наголо, мы помылись и, одевшись в новую солдатскую форму, выданную старшиной, друг друга довольно сильно рассмешили. Не один месяц потребовался новобранцам, чтобы выглядеть настоящими солдатами.

В этой деревянной казарме я вместе со своими новыми друзьями прожил около месяца. Нас изо дня в день гоняли по плацу, заставляли учить уставы, по времени мы раздевались и одевались, его— время определял сержант, для чего зажигал спичку – стоило ей только прогореть, как мы должны были лежать в постели или же стоять в строю. Я очень уставал и спал как убитый, однако о Нате не забывал, как трудно мне не было. Она всегда у меня стояла перед глазами.