Пирамида Хакера

В этот момент заиграла музыка, и через входную дверь в вестибюль внесли то, что осталось от перспективного министра экономики и кому пришли отдать последнюю дань собравшиеся.

Дальше все пошло по накатанному сценарию. Гроб установили в центре и началась гражданская панихида. Желающих высказаться было достаточно. Все три значимые слоя присутствующих, кроме родственников и зевак, выступили по вопросу повестки дня. Ораторы старались возвысить покойного в заслугах так, как будто от их речей зависело, оживет он или нет. Впрочем, в речах некоторых из них я уловил нотки искренности.

У гроба стояла невысокая женщина лет тридцати пяти в черном платке. На ее лице, не лишенном обаяния, отразились последние бессонные ночи. Рядом с ней стояла девочка лет тринадцати с собранными в хвост волосами, которые перетягивала темная лента. Невдалеке от них стояли, видимо, родители покойного – высокий седой остроносый мужчина с несколько аскетичным лицом и отрешенным взглядом и маленькая сухенькая старушка в шляпке с темной вуалью.

От скуки я стал разглядывать толпу: некоторые терпеливо слушали ораторов, другие были погружены в размышления по поводу собственных проблем. Мое внимание привлекла высокая женщина с шикарной, не на похоронах будет сказано, фигурой, с чертами лица, красоту которых не могли скрыть даже темные очки. Пышные платиновые волосы она прикрыла небольшой темной прозрачной косынкой.

„Интересно, а это что за экземпляр?“ – подумал я. Насколько позволяли приличия, я продолжал разглядывать даму, так как ничего более интересного я пока на этом мероприятии для себя не находил. Тем временем процедура подходила к своему завершению: апофеозом стал приезд на панихиду губернатора Виталия Ямцова. В сопровождении свиты из трех-четрыех человек он энергично пересек холл, направившись к родственникам покойного. Выразив свои соболезнования, он произнес краткую, но емкую речь о несправедливостях и ужасах этого мира, которые лишают нас лучших представителей рода человеческого. Ямцов заверил собравшихся в том, что все виновные в смерти Зимина будут найдены и получат по заслугам.

После своей речи губернатор скромно отошел в сторону, дав понять организаторам, что панихида завершена и пора осуществлять вынос. Далее, как заведено по ритуалу, эстафету перехватили женщины, которые начали всхлипывать, реветь и голосить. Дюжие молодцы подхватили на плечи гроб и потащили его к выходу. Толпа медленно двинулась к выходу по свежеразброшенным цветам. Впереди несли портрет усопшего, видимо, пятнадцатилетней давности, времен окончания им университета.

Я вместе с толпой устремился на выход. На свежем воздухе, на сентябрьском солнце, мне стало значительно лучше. Я закурил сигарету и стал наблюдать, как участники мероприятия грузятся кто в поданные казенные автобусы, а кто и в свои собственные автомобили. Потянулся и я к своей „пешке“.

Я уселся за баранку и тут снова заметил приближающуюся к моей машине по проезжей части даму, столь бесцеремонно привлекшую мое внимание во время панихиды. Женщина сняла темные очки, вытирая слезы. Я был удивлен силой душевных переживаний, отразившихся на ее лице.

„А вот эта красавица, наверняка, неподдельно переживает смерть министра“, – подумал я.

Женщина быстро водрузила темные очки на прежнее место и, не дойдя до машины, вдруг вынула из кармана блузки ключи и открыла припаркованный передо мной темный „Фольксваген-Гольф“. Усевшись за руль, она какое-то время сидела без движения. Затем она быстро завела мотор, выкрутила баранку в крайнее положение и с пробуксовкой стартовала с места. Все это время я следил за ней с неослабевающим вниманием, и как только „Фольксваген“ отделился от тротуара, я так же быстро завел свой „Жигуленок“ и устремился вслед за ним. Честно говоря, я еще сам не знал, зачем я еду за этой женщиной, но мне не хотелось упускать ее из вида.

Несмотря на оживленность движения в городе, темный „Гольф“ уверенно лавировал в потоке автомашин и мне составляло немало труда на своем рыдване удержаться за ним и не потерять его. Раза два на перекрестках я чуть не создал аварийную ситуацию, проехав на зажигающийся красный свет, не обращая внимания на скрип тормозов уходящих от столкновения со мной автомобилей. Я был так увлечен погоней за красивой незнакомкой, что неожиданно для себя обнаружил, что мы далеко удалились от центра и въехали в микрорайон Солнечный.

„Фольксваген“ нырнула на одну из небольших улочек и остановился у кирпичной пятиэтажки. Преследуемая мной водительница вышла из автомобиля, который мигнул ей вслед включившейся сигнализацией, и прошла в подъезд дома под номером 57/59 по улице Трахова.

„Неужели я прожег столько бензина только для того, чтобы сопроводить эту даму домой?“ – подумал я. Я разозлился на свою глупость и, круто развернувшись, отправился обратно для бесед с людьми, которые составляли Губернский Экономический Совет.

Мои расчеты сбылись достаточно точно: как я и ожидал, к поминальному обеду, который должен был состояться в ресторане гостиницы „Славия“, народ стал подъезжать к пяти часам. За это время на всякий случай я успел перекусить, нанеся визит вежливости к одной из своих старых знакомых.

Видимо, погоня за незнакомкой запустила дремавшие физиологические процессы, сексуальная мощь во мне возросла, и потребовалась ее существенная корректировка в меньшую сторону.

В 17.15 я припарковал „Жигули“ на платной стоянке у гостиницы, которая к этому времени уже была достаточно заполнена.

В этом месте поминки были устроены специально для определенного круга лиц, которые считали себя элитой местного общества. На входе в ресторан стояли два дюжих охранника, один из которых был с рацией. Посчитав рацию символом власти, я обратился к нему, назвав свою фамилию.

Как это часто бывает, я ошибся, поскольку символом власти в данный момент был список приглашенных, который находился в руках у другого охранника. К моему вящему удовольствию, я в нем значился. Надо запомнить дату – день моего включения в состав элиты общества.

Однако я не стал наглеть и скромно устроился в дальнем конце П-образного стола. Публика подходила довольно вяло, но через пятнадцать минут зал заполнился, люди расселись и стали чего-то ждать. Как выяснилось, ждали губернатора, который прибыл как всегда в последний момент.

В качестве основного инструмента поминания использовался „Смирнов“. К нему прилагались бутерброды с черной и красной икрой, осетриной и прочими пищевыми атрибутами состоятельных людей. Как и следовало ожидать, собравшиеся не молчали.

Губернатор на сей раз открыл эстафету поминальных речей. Как и у гроба, речь его была краткой и емкой. Он меньше говорил о достоинствах покойного, а больший упор сделал на то, что и как он и его окружение сделает для скорейшего раскрытия совершенного преступления. В самом факте раскрытия у него сомнений не было никаких.

„Уж не обо мне ли он столь высокого мнения?“ – подумал я.

Мне даже показалось, что он слегка посмотрел в мою сторону.

Однако я поторопился. Губернатор сообщил, что создана следственная группа, в состав которой вошли представители прокуратуры, МВД, ФСБ и кого-то там еще. Эта группа вплотную должна была заняться расследованием убийства. Ямцов призвал всех собравшихся помогать работе этой группы и всячески ей способствовать. Выступившие после губернатора ораторы все как один дали понять, что они всячески поддерживают Ямцова в его начинаниях и готовы приложить все усилия для достижения намеченной цели.

По данной схеме выступали почти все ораторы, однако со временем наметилась странная тенденция – все больше места в их речах отводилось восхвалению губернатора и все меньше – тому, из-за чего они все здесь собрались. Я уже испугался, что поминки превратятся в громогласный панегирик лидеру региона, как он вдруг встал и покинул мероприятие.

Данный уход послужил сигналом для большинства присутствующих – началось более неформальное общение. Это выразилось в том, что многие поднялись и пошли курить.

Так поступил и я, направив свои стопы к моему знакомому Передрееву, который уже начал отыскивать меня взглядом.

– Помните, на панихиде я вам показывал троицу людей – Лагутина, Бойко и Иванова?

– Да, конечно.

– Я уже поговорил с ними, особых возражений поговорить с вами у них нет.

„Господи, какое счастье“, – про себя подумал я, слегка задетый за живое, что они не возражают.

– Отыскивайте их, представляйтесь и беседуйте, – предложил мне Передреев.

Первым я заметил выходящего из зала Лагутина. Я ускорил шаг и догнал его уже в дверях.

– Добрый вечер, – сказал я. – Если не ошибаюсь, вы Лагутин. Меня же зовут Мареев. Обо мне вам говорили.

– Кто?

– Передреев.

Лагутин бросил на меня колючий взгляд из-под дымчатых очков и спросил:

– Что вас интересует?

– Вообще-то вам должны были объяснить и это. Но думаю, что это не секрет – я частный детектив, расследующий обстоятельства убийства Евгения Зимина. Мне нужна информация, я хотел бы с вами поговорить.

Лагутин, задумавшись, провел холеными белыми пальцами по усам, и серьезно сказал:

– Сегодня неподходящий для этого день. Вы не находите?

– Нет, – ответил я.

– С моей точки зрения, лучше перенести разговор на завтра.

– Поскольку эта точка зрения является доминирующей, так мы и поступим.

– Вот моя визитка, позвоните мне в час дня в офис, – так же серьезно ответил Лагутин, пропуская мои колкости мимо ушей. – Вам передадут информацию о том, где меня можно будет найти.

Он повернулся и не прощаясь уверенным шагом направился к выходу. Я не успел даже откланяться.

„На нет и суда нет“, – подумал я. Я не стал особо огорчаться, и принялся искать остальных членов „святой троицы“. Эти двое тоже решились не задерживаться – их я заметил также направляющимися к выходу.

Господи, кто же будет жрать оставшуюся в изобилии на столе осетрину? Видимо, чиновники средней руки – у них наверняка небольшая зарплата… Времени обдумать детально подобную херню у меня не было, и я решил взять быков за рога (если это было применимо к моим будущим собеседникам).

Я твердым шагом направился навстречу Бойко и Иванову.

– Господа, – сказал я, когда до столкновения оставалось три шага. – Моя фамилия Мареев, я частный детектив, вам обо мне должны были говорить.