Любовь и море

– Я думаю.

– Ты расстроен?

– Не спрашивай. Просто как-то тоскливо. Голубь расстается с голубкой, это ведь печально.

– Осталось ведь три дня, и вы будете дома. Забудешь меня – работа, дела и многое другое.

– Да, конечно. Только счастье не забывается.

– Ты уверен, что было счастье?

– А ты думаешь иначе?

– Я пойму это потом.

– Значит, ты не уверена?

– Не говори об этом. Всё так сложно. Время решит всё.

Автобус затарахтел. Отъезжающие бросились занимать места и Анна, вдруг прильнув к нему, поцеловала его на прощанье, так что Коленька опешил и изумленно смотрел на них, как будто видел в первый раз. Но она махнула рукой, подхватила его под мышки, впихивая в автобус, и уже из окна улыбнулась им на прощанье.

Проводив автобус взглядом, пока он не скрылся из виду, они пошли к морю. Шли молча по чистой набережной. Также светило солнце, также безбрежное море накатывало пенистые волны на пологий берег, летали, громко крича, чайки, все вокруг оставалось таким же прекрасным, как и раньше несмотря ни на что. Только для Андрея поблекли эти краски очарования, и печаль поселилась в его сердце.

– Сфотографируемся, пап. – Вывел его из этого состояния голос Ванечки.

– Да, конечно. Что-то мы с тобой загрустили и за всё время не сфотографировались ни разу.

И они попозировали фотографу, дежурившему всегда на набережной.

Часть 2 В начале пути

Глава 6

Прошел месяц с того дня, как Андрей получил письмо, и всё это время он думал о ней и о том, как ему поступить. Где-то в области подсознанья закладывается эта программа – как поступить, и потом принимается решение. Но человек не знает об этом.

Он заложил данные – подсознанье решило, как ему действовать дальше и пошли действия и поступки. Подсознание – есть бог нашей жизни. Оно принимает все документы, сортирует их, рассматривает и потом выдает решение. Но это происходит не мгновенно, многое отправляется на доработку; задача подсознанья принять правильное решение, так как оно ответственно за нашу жизнь, и заинтересовано как можно на больший срок продлить ее, иначе оно тоже погибнет.

Все прошедшие картины всплывали в памяти ярко, как будто это было только вчера. И как не странно, но это скрашивало ему жизнь, особенно после мелких ссор с Тасей. Вставали в памяти разноцветные картинки моря, силуэт молодой, стройной женщины, её взгляд, ласковые руки, сладкие поцелуи украдкой. А почему она не писала столько времени, хотя обещала написать сразу же по приезду? Он ведь ждал. И как теперь поступить? Андрей взвешивал все «за» и «против», но вопрос «висел» в воздухе и никак не решался.

В сентябре пчеловоды возвращались с хлопковых плантаций. Медосбор кончился. Андрею надо было перевезти пасеку на старое место. Это было недалеко от города, за правительственной гостиницей, которая стояла в благоустроенном саду. Какой – то период весной можно было не кормить пчел из-за того, что здесь за бетонным забором пышно цвели плодовые деревья. Тут же, почти вплотную к этому забору, примыкал огород Амана Тулеева, который работал садовником в этом саду, а жил с семьей в небольшом домике, в метрах тридцати от ограды гостиницы. Андрей был в хороших отношениях с хозяином и его семьей. За аренду земли и охрану они получали мёд. Пчелы им не мешали, так как стояли на пологом спуске к реке, на деревянных брусьях, закрепленных невысокими, старыми кольями, вбитыми в землю. Выйдя из дома, хозяин видел пасеку сверху, так что посторонний подойти к ней не мог. Ульи – лежаки стояли на этой территории осень, зиму и весну.

За день до перевозки он поехал к нему подготовить место для установки ульев и взял сына с собой, прихватив пару удочек, чтобы тот не тратил времени зря и порыбачил.

Аман встретил их радушно, приглашая зайти и выпить чашку чая.

– Заходи, друг, посидим. Жена сейчас свежий чурек принесёт, чекизе свежий тоже. Будешь доволен, – говорил хозяин, улыбаясь и жестом приглашая в дом.

– В другой раз Аман, – сказал Андрей, – сейчас времени нет, завтра переезжаем. Поставим ульи как в прошлом году. Ты не против?

– Всегда, пожалуйста, Андрей. О чем разговор. Что надо, скажи?

– Кетмень, наверно, и лопату. Место подготовлю. Мед я потом привезу, как только поставлю пасеку. Хорошо?

– Якши, друг, якши, – говорил Аман, доставая из кладовки кетмень и лопату. – Потом посидим, чай попьем, когда приедешь.

Андрей водрузил орудия труда на плечо, и они с Ваней пошли на берег реки. Место стоянки пчел действительно заросло кустарником за эти три месяца, пока Андрей с пчёлами пропадал в пустыне.

Он забросил удочку в тихом месте в заводи, наживив червяка, и оставил с нею сына, не очень надеясь, что тот что-нибудь поймает, а сам стал вырубать кустарник, освобождая деревянные рейки.

Мысль как назойливая пчела, не уходила из головы. Всё это бросить, лететь неизвестно куда и зачем, и будет ли новое лучше, чем старое. Ладно, Тася, бог с ней, а Ваня, как он без него? И как я? Воображение рисовало картину их встречи с Анной, каких-то смутных событий, которые могут произойти, где-то там далеко домик, где она живет с больным Коленькой, и где появляется он, оторванный от прошлой жизни с какими-то надеждами на лучшее.

Из тумана забывчивости его вывел возглас Вани. Он посмотрел вниз и увидел, как гнется удочка в руках сына. Он подскочил во время, погасил энергию рыбы, метавшуюся в глубине, перехватив удилище из рук сына и дав маленькую послабку. Он сразу понял, что это сазан, только эта рыба так активно ходит на крючке. Вытащить её проблема, если крючок возле губы – тяжесть и бойкость помогут ей сорваться. Поэтому Андрей подтягивал её осторожно, не дергая. Вот показался плавник, хребет и, наконец, они увидели его всего в мутной воде. Сазан был килограмма на три. Он почти вытянул его из воды, держа леску уже руками и передав удочку Ване для страховки, а сам уже руками загреб рыбу и выкинул на берег, не пожалев ботинок.

Ваня упал на сазана и держал его обеими руками и прижимал грудью, пока тот не перестал двигаться.

– Ну, ты молодец, – сказал Андрей, вытаскивая крючок из щеки рыбы. – Такого сазана зацепил.

– Он не сразу клюнул, па, игрался вначале, я думал малёк. Поплавок прыгал, прыгал, а потом пошел вниз, и я натянул, – с веселым блеском в глазах рассказывал Ванечка, – как подсек! Он сам подсёкся. Я чувствую – большая рыба.

– Да, большой сазан, – смеялся Андрей. – Редко выпадает такая удача. Здесь я ни разу такого большого не ловил. Ну, неси тряпку. В мокрую завернём, она не пропадет до дома.

Пока Ваня бегал за тряпкой, Андрей сидел на корточках перед рыбой и смотрел на речку, на клонившееся к закату солнце. Было видно далеко, далеко ленточка шоссе, снующие по ней машины, мост через речку – все в синей дымке.

– Па, я принес, – сказал, задыхаясь, Ваня, протягивая ему тряпку.

– Я что подумал, сынок, – сказал Андрей, – давай отдадим рыбу дяде Аману. Его жена нам быстро приготовит ужин, а то ж мама сама чистить рыбу не будет, придется нам самим, а потом, может быть, и жарить тоже самим придется. А здесь мы с ними и покушаем, и поговорим о том, о сём. И им хорошо и нам.

– А я хотел ей показать, какую рыбу мы поймали.

– Ей лучше о рыбе не говорить. Она же не любит с нею возиться. Не будем её расстраивать.

– Ну ладно, – сказал Ваня.

Андрей взял сазана за жабры и отнес хозяину к его великому удовольствию.

Туркмены вообще мало занимаются рыбалкой, хотя рыба у них часто бывает на столе. Они в покупают её у русских рыбаков.

После этого они продолжили каждый свое дело – Андрей убирать кустарник и траву, а Ваня рыбачить.

Через час они сидели на туркменском ковре, расписанным золотыми нитками и национальными затейливыми красными и чёрными узорами, и лакомились свежеприготовленной, прожаренной в кипящем масле, с золотистой корочкой рыбой.

Аман рассказал, что взял в аренду участок земли в Хаузханском массиве и теперь выращивает на нем хлопок, кроме этой работы по обслуживанию сада гостиницы.

– Поливать хлопок надо каждую неделю, – говорил он, – приходиться ездить на машине. Не знаю, какая выгода будет, когда урожай соберем.

– Хлопок хороший, – сказал Андрей. – Но мне один раз пришлось переехать на другое место, первый раз не на тот сорт попал. А потом ничего, нормально качнул мёду.

Так они сидели и разговаривали за едой, а жена его время от времени, заходила в комнату, подавала то салат, то чай в маленьких фарфоровых чайниках. И она, и дети Амана ужинали в соседней комнате и являлись по первому требованию главы семьи.