История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

В 1713–1720 годах русские войска захватили Финляндию, высадились в Швеции. Однако обе страны были обессилены и стремились к прекращению войны (на том же настаивали и великие державы: Англия и Австрия, встревоженные чрезмерной агрессивной экспансией России). В 1721 году в городе Ништадте был заключён мир, положивший конец страшной Северной войне. По нему к России отходили огромные земли в Прибалтике: Ингерманляндия, Лифляндия, Эстляндия и Карелия, города Выборг, Рига, Ревель, Дерпт и Нарва. Финляндия возвращалась Швеции, которой Россия выплачивала в качестве возмещения за отнятые земли фантастическую сумму в два миллиона талеров.

Итоги Северной войны радикально изменили как внешнюю, так и внутреннюю политику России. Внутри страны война (и колоссальная денежная контрибуция в пользу Швеции) породила не только реформы, но и полное разорение купечества и крестьянства, привело к колоссальным бедствиям народа, превратило Россию в большую казарму, живущую по законам «чрезвычайщины», обесценила человеческую жизнь. А во внешней политике победа в Северной войне означала начало имперской политики. Не случайно, в связи с подписанием Ништадтского мира, Пётр в 1721 году принял титул «императора». В то время в Европе была всего лишь одна Империя – Священная Римская Империя. Новый титул означал притязания России на мировое господство, начало интенсивнейшей внешней агрессии и борьбы за лидерство в Европе, выход за «исторические границы» России и захват земель и народов, никогда в состав России ранее не входивших.

Вот как оценивает последствия Северной войны для России Е.В. Анисимов: в ходе раздела завоёванных территорий Швеции «отчётливо проявились изменившиеся под влиянием блистательных побед на суше и на море претензии России. Во-первых, Пётр отказался от прежних обещаний союзникам ограничиться старыми русскими территориями, отторгнутыми шведами после Смуты начала XVII в. – Ингрией и Карелией. Занятые силой русского оружия Эстляндия и Лифляндия уже в 1710 г. были включены в состав России. Резко усилившиеся армия и флот стали гарантией этих завоеваний. Во-вторых, Пётр, начиная с 1712 г. стал активно вмешиваться в германские дела». Поддерживая тех или иных немецких князей штыками, выдавая русских царевен за немецких принцев (так, одну свою племянницу Анну он выдал замуж за герцога Курляндии, а другую – Екатерину – за герцога Мекленбурга, а своего сына Алексея женил на Вюртембергской принцессе), Пётр активно претендовал на контроль и постепенное подчинение Северной Германии (Голштинии, Курляндии, Мекленбурга и пр.).

В ходе Северной войны ослабевшая Речь Посполитая выступала уже не как мощная самостоятельная сила, а как разменная монета между Швецией и Россией. На её территории могучие соседи сражались между собой, навязывали ей марионеточных правителей. XVIII век станет веком заката Речи Посполитой, веком её всё возрастающей зависимости от Петербурга, и закончится её уничтожением, оккупацией и разделом. Сравнивая итоги Ливонской и Северной войны, можно заметить, что, если Ливонская война закончилась разгромом Руси, утверждением на Балтике Швеции и Речи Посполитой и во многом привела к Смутному времени в Московии, когда польский королевич едва не занял московский трон, то Северная война, напротив, завершалась упадком Речи Посполитой и ослаблением Швеции.

Подчинив Речь Посполитую и потеснив Швецию на Балтике, проникнув в Германию, Россия при Петре I окончательно превращается в «периферийную империю», встроенную в систему европейской политики, – империю, господствующую в Восточной Европе, снабжающую Западную Европу сырьём и хлебом и поставляющую для нужд европейской политики свою огромную армию (как не раз будет в XVIII и XIX веках). Играя роль имперского «жандарма» и метрополии для Азии и Восточной Европы, Россия, в силу своей социально-политической и экономической отсталости, в отношении Запада останется «полуколонией».

Захват земель в Прибалтике (в том числе, в нарушение всех договоров с союзниками, земель, никогда прежде не принадлежавших России), борьба за господство в Речи Посполитой и Германии, означало начало новой – имперской, агрессивной внешней политики России, вступившей в борьбу за мировое господство. Е.В. Анисимов отмечает: «Ништадтский мир 1721 г. юридически оформил не только победу России в Северной войне, а также приобретения России в Прибалтике, но и рождение новой империи – связь между празднованием Ништадтского мира и принятием Петром императорского титула прямая… Следствием уродливого слияния военно-политических и торговых интересов Российской империи стала русско-персидская война 1722–1723 гг., сочетавшаяся с попытками проникновения в Среднюю Азию. Знание конъюнктуры международной торговли убеждало Петра захватить транзитные пути торговли редкостями Индии и Китая. Завоевание южного побережья Каспия мыслилось Петром отнюдь не как временная мера. Русско-персидский мир 1723 г. привёл к присоединению значительных территорий Персии к России, строительству там крепостей». Персидский поход 1722 года и захват русскими войсками Дербента, Решта и Баку, южного и западного Прикаспия рассматривались Петром I как первый шаг к захвату Индии – поскольку без Индии не бывает мирового господства. В 1716 году был организован поход в Хиву – он закончился полным истреблением русской армии.

А в 1723 году император планировал отправить эскадру адмирала Д. Вильстера для овладения островом Мадагаскар, который должен был стать плацдармом для вторжения в Индию русских захватчиков. Однако, экспедиция не состоялась, а скорая смерть Петра I (и последовавшие за ней разрушение военного флота и полный финансовый крах России) отложили эти грандиозные замыслы на неопределённое будущее (следующая попытка захвата Индии будет предпринята лишь через 80 лет при Павле I).

Расплачиваться за имперское величие, мощь державы и непрерывные войны, разумеется, должен был народ России. По замечанию П.Н. Милюкова: «ценой разорения страны Россия возведена была в ранг европейской державы». Превращение Московского царства в Петербургскую империю означало не только рост внешнеполитических амбиций правителей России, но и новый виток их наступления на собственное общество (которое усиленно разграблялось и порабощалось под речи о необходимости завоеваний и всё более попадало под гипноз державного величия).

В.О. Ключевский отмечает, что на протяжении всей русской истории «внешнее территориальное расширение государства идёт в обратно пропорциональном отношении к развитию внутренней свободы народа». Однако эта имперская логика, столь обременительная и растлевающая для народа, была рискованной и для самодержцев, поскольку, если «слава, купленная кровью», (по словам М.Ю. Лермонтова) и мощь империи означали некую стабильность режима и давали ему оправдание в глазах подданных, то военные поражения вели к его дискредитации, реформам, революциям и взрывам общественного недовольства (что показали поражение в Крымской войне, вызвавшее «Великие Реформы» 1860-ых годов, поражение в русско-японской войне, вызвавшее революционный взрыв 1905 года, и поражение в Первой мировой войне, вызвавшее революцию 1917 года).

В середине XIX века А.И. Герцен так оценивал имперскую политику Петра I: «петербургский период не был продолжением исторической монархии – то было начало мощного, деятельного, не знающего узды деспотизма, равно готового и на великие дела, и на великие преступления. Одна-единственная мысль служила связью между петербургским периодом и московским – мысль о расширении государства. Всё было принесено ей в жертву: достоинство государей, кровь подданных, справедливое отношение к соседям, благосостояние всей страны».

Ценой чудовищных жертв и злодеяний, ценой усиления порабощения народа, Пётр I сумел захватить Прибалтику и земли Прикаспия. Своим наследникам он завещал продолжение наступления в Речи Посполитой и Германии, подчинение Дании, завоевание Константинополя, разгром Османской Империи и захват Причерноморья, Крыма и Балкан, проникновение в Среднюю Азию, завоевание Персии и Индии и, как итог, – создание всемирной империи. Лишь частично эти задачи оказались посильными для преемников императора, продолживших его дело и на протяжении двух веков пытавшихся осуществить эту программу.

6.1.3. Армия и флот

Армия была любимым детищем Петра I, а война – его любимым занятием. (И впоследствии самодержцы всегда были теснейшим образом связаны с армией – главной опорой их власти над завоёванным народом.) Постоянно воюющая страна непрерывно перестраивалась под нужды армии и войны (ибо нужны были огромные средства, люди, вооружения, техника, мощный бюрократический аппарат). Военные методы управления широко внедрялись в повседневную жизнь общества. Армия использовалась при переписи населения («ревизии»), сборе налогов, сыске и поимке беглых, административном управлении страной, принудительном сгоне населения на строительство новой столицы и рытьё каналов.

В каждой губернии и в каждом крупном городе размещался полк солдат, а военные власти контролировали и часто подменяли собой гражданские. Военный регламент стал основой всех других регламентов – столь любимого Петром жанра. В империи, созданной Петром, народ был при государстве, а государство – при армии. Именно армия стала для великого реформатора образцом при создании всех остальных «регулярных учреждений». Как отмечает Е.В. Анисимов: «Пётр был убеждён, что армия – наиболее совершенная общественная структура, что она – достойная модель всего общества… Простота военного устава, его очевидная эффективность на поле боя сеяли соблазн распространить военное начало и на гражданское управление, и на общество в целом. Внедрение военных принципов в гражданскую сферу проявлялось в распространении военного законодательства на систему государственных учреждений, а также в придании законам, определяющим работу учреждений, значения и силы воинских уставов…

Распространение воинского права на гражданскую сферу вело к применению к гражданским служащим тех же мер наказания, которым подлежали военные за преступления против присяги. В значительной степени поэтому ни до, ни после Петра в истории России не было издано такого огромного количества указов, обещавших смертную казнь за преступления по должности». Е.В. Анисимов подчёркивает «характерную для Петра-реформатора сознательную ориентацию на военные образцы, желание придать, государственной машине черты грандиозной военно-бюрократической организации, созданной и действующей как единый военный организм». По словам Е.В. Анисимова, военные регулярно использовались «в качестве эмиссаров царя, наделённых для исполнения своего срочного задания чрезвычайными полномочиями, что открывало им дорогу к применению репрессий и насилия в отношении как администрации, так и населения».

Таким образом, «механика» петровских реформ была следующей: нужды войны вели к военным реформам, а военные реформы, в свою очередь, «тащили» за собой все прочие модернизационные реформы и были для них образцом. Первые годы правления Петра I: неудача первого Азовского похода, катастрофа под Нарвой, стрелецкие восстания – ярко показали ему непригодность существующей армии для его великих завоевательных целей. Существовавшая армия была и недостаточно многочисленна, и мало боеспособна, и, самое главное, не вполне надёжна и лояльна самодержавию.

Зверски расправившись с вольнолюбивыми стрельцами и распустив стрелецкие полки, вскоре после нарвской «конфузии» Пётр начал полную реорганизацию армии, с тем, чтобы иметь в своём распоряжении огромную, обученную, дисциплинированную и вооружённую военную силу. К началу правления Петра русская армия насчитывала 115 тысяч регулярных солдат «иноземного строя» (25 рейтарских и 38 солдатских полков), 10 тысяч человек в дворянской коннице, а также вспомогательные отряды казаков, татар, калмыков и стрелецкие полки.

Помимо перевооружения, улучшения обучения и снаряжения армии, центральным моментом петровской военной реформы явилось введение нового принципа формирования армии – рекрутчины (введённая в 1705 году, она действовала до 1874 года). В соответствии с этим принципом солдаты пожизненно (точнее, на 25 лет, но так долго обычно никто не выживал!) набирались из крестьян (обычно один человек с двадцати дворов ежегодно). Рекрутская повинность идеально соответствовала крепостной системе, создавая рабскую армию с солдатами из крестьян и офицерами из дворян. Вырванные в молодости из своей родной среды, подчиняясь палочной дисциплине, рекруты, в отличие от стрельцов, были полностью зависимы от начальства, вполне покорны и могли с лёгкостью использоваться при подавлении народных восстаний. При рекрутском наборе вводилась круговая порука, основанная на коллективной ответственности закрепощённою населения.

Введение рекрутской системы легло невероятно тяжким бременем на крестьян и вызвало сильнейшее возмущение в их среде. Ведь раньше считалось, что крестьяне кормят «служилых людей» (дворян), которые защищают страну. Теперь же крестьяне должны были нести сразу тройную ношу: и кормить дворян, и нести государственные повинности, да ещё и служить сами, что противоречило всяким народным представлениям о справедливости. Провожая рекрутов в армию, родные с ними прощались, как с покойниками. Против массового бегства рекрутов правительство ввело драконовские меры. Рекрутов, забираемых в армию, заковывали в колодки, как преступников, а с 1712 года им, по указу Петра I, начали делать специальные наколки на левой руке в виде креста (эти наколки в народе называли «печатью Антихриста»). Было приказано ловить рекрутов, а человека, который видел беглого рекрута и не донёс властям, самого было велено истязать, забирать в армию, а его имущество конфисковывать в пользу казны. Кроме того, в случае побега рекрута, в армию забирали его родственников: действовала жесточайшая круговая порука.

К концу Северной войны удвоившаяся в численности петровская армия насчитывала 250 тысяч человек, став самой огромной армией в Европе. (При этом она не распускалась в мирное время, как прежде, но всё время содержалась за счёт казны.) 80 тысяч составляли пехотные полки, 42 тысячи – кавалерия, также имелось почти 500 орудий, инженерные и гарнизонные части и иррегулярные войска (казаки, татары, башкиры – всего до 70 тысяч человек). Полки объединялись в бригады, а те – в дивизии. Управление армией осуществляли Военная и Адмиралтейская коллегии, Генеральный штаб (во главе с генералом-фельдмаршалом).

Новой армии соответствовала и новая стратегия – не оборонительная, как раньше, а наступательная. Целью войны объявлялось теперь не взятие крепостей, но разгром армии противника. На смену редким смотрам армии, бывшим раньше, пришла непрерывная муштра, направленная на выработку автоматизма действий и беспрекословное исполнение приказов. Император стремился, вооружив армию новейшими достижениями военной науки и современным оружием, оторвав рекрутов от населения и поставив их под жёсткую власть начальства, воспитать прекрасных «машин» для выполнения поставленных задач: как борьбы с внешним неприятелем, так и для подавления внутренних восстаний.

За образец для перестроенной российской армии и её «Воинского устава» (написанного в 1716 году) Пётр I взял шведскую военную организацию. С 1705 по 1725 годы рекрутами были взяты более 400 тысяч человек (всего мужского населения в России тогда насчитывалось около шести миллионов, то есть каждый двенадцатый попал на эту службу, причём отбирали на неё самых здоровых и работоспособных). Созданная петровскими усилиями огромная «крепостная» армия могла дать лишь временный эффект, в перспективе грозя империи тем же тупиком, что и промышленность, основанная на крепостном труде. Ибо, как крепостные работники были не заинтересованы в результатах своего труда, пассивны и низко квалифицированы, так и рабы-рекруты позднее уже не могли противостоять профессиональным европейским армиям, более высоко мотивированным и, благодаря всеобщей воинской подготовке, обладающим более массовым мобилизационным резервом. Победы России в Северной войне прямиком вели страну к сокрушительному разгрому в Крымской войне. Однако эта стратегическая порочность петровской армии обнаружилась лишь сто лет спустя.

Важным нововведением Петра I явилось создание гвардии (напоминающей римских преторианцев и турецких янычар), основой которой стали его «потешные» полки – Семёновский и Преображенский. Состоящие из отборных дворян, приближенные ко двору, гвардейские полки активно использовались Петром при проведении различных мероприятий и стали важнейшим инструментом в его руках, а в дальнейшем они превратились в «ударную силу» бесчисленных дворцовых переворотов, став политическим и военным «авангардом» дворянского сословия, активно «лоббирующим» его интересы.

Любимым детищем Петра I стал созданный им флот. Е.В. Анисимов сравнивает создание флота в петровскую эпоху по своему значению и издержкам с современными космическими программами сверхдержав: безумно дорого было построить корабль, обеспечить его всем необходимым, обустроить гавань и подготовить экипаж. Заводы – парусные, канатные, лесопильные, металлургические – работали на флот; создавались многочисленные порты и морские учебные заведения.

В Россию ввозились корабельные мастера из Голландии, Венеции и Англии. Первый флот, построенный в 1696 году в Воронеже для взятия Азова, был уничтожен Россией по условиям мирного договора России с Османской Империей после неудачного Прутского похода. В 1702 году, закладкой Олонецкой верфи на реке Свирь и, чуть позже, Петербургской верфи, было положено начало строительству русского флота на Балтийском море. Всего за 20 лет при Петре I в России были построены 1104 корабля, созданы военные базы в Санкт-Петербурге и Кронштадте, начато рытьё нескольких каналов.

Однако этот, созданный второпях, флот был недолговечным, слабо маневренным, его экипажи были плохо подготовлены, и потому русские эскадры избегали крупных сражений со шведами, предпочитая атаковать галерами, брать противника на абордаж и побеждать числом, а не умением. Пётр I, стремясь к мировому господству, мечтал превзойти флотом не только Швецию, но и саму «владычицу морей» Британию. Конечно, этим амбициозным и фантастическим планам не суждено было пережить императора. Как замечает Б. Кагарлицкий: «Голландия, Британия и даже Испания с Португалией нуждались в мощном военном флоте для содержания и защиты флота торгового. Напротив, Россия, завоевав выход к морю, в кратчайший срок построила внушительные военно-морские силы, но значительный… торговый флот создать оказалась не в состояния вплоть до революции 1917 года… Русский флот на Балтике оказался вынужден охранять торговые пути для британских и голландских судов». В этом факте ярко видна вся парадоксальность созданной Петром I военно-полицейско-бюрократической империи, одновременно и претендующей на мировое военное господство, и экономически и социально зависимой от Западной Европы, предоставляющей своё сырьё и свою армию в распоряжение ведущих европейских держав!

Стремясь подготовить русские офицерские кадры, император отправил более тысячи юношей из дворянских семей учиться за границу. Благодаря этому к концу правления Петра I уже довольно значительную часть русского офицерского корпуса (две трети) составляли не иноземные наёмники (как раньше), а русские офицеры.

Создание военных заводов, строительство флота, двукратное увеличение численности армия, рытьё каналов, введение рекрутчины и постойной повинности тяжелейшим образом легли на плечи народа, разоряя его. По словам С.Т. Жуковского и И.Г. Жуковской: «Вооружение и снабжение этой армии (и одновременно строившегося флота) продовольствием и обмундированием требовало небывалых государственных расходов и небывалого же насилия над населением… Террор оставался главным средством, находившимся в распоряжении Петра. Борьба за исправное поступление денег в казну вылилась в настоящую войну царя против всей страны. Специальные прибыльщики изобретали всё новые прямые и косвенные налоги да казённые монополии, так что обыватели к концу Северной войны должны были платить чуть ли не за каждый свой шаг – и за рыбную ловлю, и за собственные бани, и за право носить бороду или исповедовать старую веру». Конечно, подобная тенденция существовала и в политике государства в XVII веке, но Пётр с немецкой педантичностью беспощадно упорядочил, развил её и приумножил, доведя до крайности. Если расходы на армию в XVII веке составляли меньше половины государственного бюджета, то к концу правленая первого императора они выросли до 80 процентов (!) – и это при троекратном (!) росте налогов!

Помимо рекрутчины особенно страдало население от жесточайших массовых трудовых мобилизаций на различные государственные работы (предвестники большевистских трудовых армий) и от «постойной повинности» – содержания у себя воинских частей за счёт местных жителей. Как пишет Е.В. Анисимов: «воинские части 200-тысячной армии размещались практически в каждом уезде страны… причём постойная повинность, ранее временная, становилась для большинства крестьян постоянной. Претворение в жизнь этой идеи Петра, заимствованной из практики «поселенной» системы Швеции и адаптированной к условиям России, стало тяжёлым бременем для народа. Недаром впоследствии наиболее эффективным средством наказания непокорных крестьян было как раз размещение в их домах солдат…» А «власть командира полка стала более полной, чем власть местной гражданской администрации. Военное командование не только следило за сбором подушной подати в районе размещения полка, в успехе чего оно было, разумеется, заинтересовано, но и исполняло функции «земской полиции»: пресекало побеги крестьян, подавляло вооружённой рукой сопротивление народа, а также осуществляло общий полицейский надзор за перемещениями населения, согласно введённой тогда же системе паспортов». Так, преодолевая упорное сопротивление своего «непонятливого» народа, Пётр I приблизился к своей желанной цели – превратить всю Россию в одну большую казарму.

6.1.4. Индустриализация по-петровски

С эпохи Петра I начинается систематическое и широкомасштабное вмешательство государства в хозяйственную жизнь. Первая в русской истории «индустриализация», проведённая в эти годы, диктовалась и обусловливалась, как и другие преобразования, логикой войны, милитаризации и чрезвычайщины. «Деньги суть артерия войны», – любил говорить Пётр I, а этих денег катастрофически не хватало.

По приказу императора были за четверть века построены более 200 мануфактур, обеспеченных трудом крепостных, работавших на государственный заказ, производивших обмундирование и вооружение для армии. Мощный экономический рывок позволил петербургской России одержать победу над шведами, но в перспективе вёл в тупик, поскольку рабский труд является малоэффективным и неквалифицированным, а военное производство, основанное на государственных заказах, было паразитическим наростом на общественном организме. Затраты на ведение непрерывных захватнических войн и на создание военной индустрии ложились непосильным бременем на плечи крестьянства, которое обеспечивало налоговые поступления в казну.

Пётр I указывал, что и где строить, что производить, с кем торговать и по какой цене. Так, запрещалось торговать с заграницей через Архангельск (можно было только через Петербург), строить каменные здания в старой столице Москве (возводить их можно было опять же лишь в Петербурге). Купцов Пётр приказал объединять в «кумпанства» – товарищества, действовавшие под полным контролем государства и осуществлявшие его цели.

Тенденция к созданию под эгидой государства промышленности, основанной на подневольном труде и ориентированной на военные нужды, появившаяся в XVII веке, при Петре I получила огромное развитие и была возведена в громадную и всеобъемлющую систему. По словам С.Т. Жуковского и И.Г. Жуковской: «Правительство оберегало мануфактуры от иностранной конкуренции, питало их казёнными заказами и не отягощало налогами, зато диктовало цены и щедро снабжало инструкциями и указаниями. Выращенные таким образом «капиталисты поневоле», пользовавшиеся крепостным трудом, могли обеспечить военные нужды государства, но не были способны обеспечить расцвет российской экономики».

Общими чертами «индустриализации по-петровски» было размещение новых мануфактур или возле источников сырья или рядом с театром военных действий, использование в качестве рабочей силы местных жителей, насильно прикреплённых к предприятиям, а в качестве мастеров – иностранных специалистов, закупка части нужной техники за границей (на деньги, вырученные за вывезенное из страны зерно). В ходе петровской индустриализации возникли новые отрасли промышленности: судостроение, производство шёлка, рафинада, цветная металлургия. Возникли несколько металлургических заводов на Урале, оружейные завода в Туле и Сестрорецке. На огромном Хамовном дворе в Подмосковье на реке Яузе – предприятии по производству парусины для кораблей, крупнейшем заводе России, – в 1719 году трудилось уже 1200 человек! В Москве были созданы Суконный двор и Канатный Двор. Выплавка чугуна выросла за 20 лет в пять раз (со 150 тысяч до 800 тысяч пудов в год) и почти достигла уровня Англии. Россия даже начала экспортировать металлы, парусину и полотно, хотя основными вывозимыми из неё на Запад товарами оставались древесина, лён, конопля, пенька и зерно.

Приглашаемым в Россию иноземным мастерам гарантировалось покровительство царя, высокое жалованье, свобода вероисповедания, освобождение от уплаты податей на десять лет. По приказу Петра было начато строительство нескольких каналов: Ладожского, Волго-Донского (который был завершён уже при большевиках – и также подневольным трудом заключённых лагерей).

По словам В.Я. Хуторского: «Движущей силой индустриализации явилась не предпринимательская инициатива, а государственное принуждение. Рабочая сила формировалась путём приписки к казённым и частным мануфактурам государственных, дворцовых и монастырских крестьян. Частные заводы должны были выполнять заказ правительства, купцов в принудительном порядке объединяли в компании, обременяли тяжёлыми налогами, заставляли переселяться в Петербург и вести через него торговлю. Продажа соли и табака, экспорт самых выгодных товаров – пеньки, дёгтя, смолы, поташа, конопляного семени, юфти, (дублёной кожи) – стали государственной монополией. Такие меры разорили половину богатейших купцов».

Впрочем, в конце своего правления Пётр I начал передавать кое-какие государственные заводы в частные руки, освобождать уцелевших купцов от ряда повинностей и давать им ссуды и сократил число государственных монополий. Частным лицам было дозволено отыскивать руды и строить предприятия по их добыче. В январе 1721 года особым указом дворянам и купцам было разрешено прикупать к своим предприятиям деревни, крестьян которых стали именовать «посессионными» (владельческими), Такие предприятия, впрочем, по-прежнему полностью контролировались государством, которое устанавливало им план производства и цены на продукцию. А для посессионных крестьян работа на заводах заменяла барщину и была столь же обязательной, что делало ненужным и маловероятным внедрение изобретений, заменяющих живой ручной труд механическим. Так называемые «частные» предприниматели, фактически, являлись лишь правительственными агентами, а работники промышленности оставались крепостными людьми.

Хотя тотальный государственный контроль был установлен в петровскую эпоху в основном над промышленностью и торговлей, это не означает, что сельское население полностью избежало отеческой опеки государства: рекрутские наборы, постойная повинность и втрое возросшие за двадцать лет налоги дополнялись для него многочисленными трудовыми повинностями – государственной барщиной: строительством Петербурга и различных крепостей, рытьём каналов, сооружением кораблей. Мобилизованные трудовые армии крестьян отрывались от своих хозяйств, и десятки тысяч людей погибали от кошмарных условий труда и болезней.

Петровские реформы выстроили в экономике колоссальную централизованную систему государственных монополий, повинностей, предписаний, откупов, заказов, принудительных мобилизаций. Административный диктат и насилие, милитаризация труда, коррупция, рабство и чисто экстенсивный путь развития – на этих основах создавалась российская промышленность. Естественно, что технические новшества в ней слабо развивались, а качество изделий российских мануфактур было намного ниже, чем у зарубежных. Продукция промышленности была рассчитана, в основном, не на потребление населением, а на военные нужды.

По указу Петра, было запрещено ввозить в Россию те виды товаров, которые производились в стране (на них были введены пошлины в 75 процентов, делающие такой ввоз невозможным). Благодаря введению государственной монополии на продажу соли, государство смогло увеличить цены на неё вдвое (получив сто процентов прибыли), а благодаря монополии на продажу табака – 800 процентов прибыли.

Сращивание государства с промышленностью и торговлей носило двухсторонний характер, идя «сверху» (через назначение государством своих агентов – откупщиков, введение монополий, раздачу предпринимателям крестьян, кредитов, заказов, сырья) и идя «снизу» – через подкуп чиновников купцами и промышленниками, их тесное переплетение. Созданную в России усилиями Петра I промышленность хорошо охарактеризовал Б. Кагарлицкий: «Правительство оказалось не только, по выражению Пушкина, единственным европейцем в России, но и её первым капиталистом. Двор управлял не только политической, но и деловой жизнью страны. Государственный грабёж – внутри и вне собственной страны – оказывался наиболее эффективной формой первоначального накопления капитала. Одновременно происходило и постоянное перераспределение средств с их частичной приватизацией в пользу петербургской элиты. Формы приватизации были самые разнообразные – от раздачи имений и крестьян, предоставления государственных контрактов до разворовывания казённых денег. Там, где государство грабит, – подданные воруют». Поэтому воровство стало не каким-то злоупотреблением в формирующейся экономике петербургской империи, а одной из форм её обычного повседневного существования.

Высокие налоги на купечество и принудительное сколачивание по приказу царя «кумпанств» (компаний), установление заниженных закупочных цен на товары, поставляемые купцами и промышленниками в казну (потом государство перепродавало их по сильно завышенным ценам), привело к тотальному разорению купечества в годы петровских реформ. Принудительно заставляя купцов переселяться в непригодный для жизни и торговли Санкт-Петербург (где отсутствовало жильё, торговые помещения, рабочие руки, инфраструктура) и запрещая торговлю через Архангельск, император нанёс смертельный удар по благосостоянию русского купечества и по всему населению русского Севера, подорвал традиционные источники их дохода. Купеческие капиталы нещадно высасывались бюрократическим государством посредством непрерывных монополий, налогов, переселений, искусственных ограничений торговли. В годы правления Петра из 226 богатейших купцов России в этом сословии остались лишь 104 человека; прочие разорились и были вынуждены сменить сословную принадлежность. Разорение городов, упадок купеческих родов, гибель остатков частной торговли и свободного предпринимательства – та часть цены, заплаченной за победу в Северной войне, которую купцы и ремесленники разделили с разорённым и порабощённым крестьянством.

Но и победа в войне со шведами ничего принципиально не изменила в экономической политике государства. Как подчёркивает Е.В. Анисимов, ранее (до конца Северной войны) «Россия не знала органов управления торговлей и промышленностью. Как раз создание и начало деятельности Берг-, Мануфактур-, Коммерц- коллегий и Главного магистрата составляло суть происшедших перемен. Эти бюрократические учреждения явились институтами государственного регулирования национальной экономики, органами осуществления торгово-промышленной политики самодержавия на основе меркантилизма», которая отличалась «необыкновенной интенсивностью промышленного строительства силами государства и на его средства, но прежде всего особенной жёсткостью регламентаций, разветвлённой системой ограничений, безмерной опекой над торгово-промышленной деятельностью подданных». А указ о посессионных крестьянах от 18 января 1721 года, по Е.В. Анисимову, «знаменовал собой решительный шаг к превращению промышленных предприятий, на которых зарождался капиталистический уклад, в предприятия крепостнические, в разновидность феодальной собственности…» Таким образом, заключает историк, «промышленность России была поставлена в такие условия, что она фактически не могла развиваться по иному, чем крепостнический, пути. Доля вольнонаёмного труда в промышленности после этих указов стала резко падать… Победа подневольного труда в промышленности определила нараставшее с начала XIX в. экономическое отставание России… В то время как в развитых странах Западной Европы буржуазия уже громко заявляла о своих претензиях к монархии и дворянству, в России шло попятное движение: став, душевладельцами, мануфактуристы стремились повысить свой социальный статус путём получения дворянства, жаждали слиться с могущественным привилегированным сословием, разделить его судьбу. Процесс превращения наиболее состоятельных предпринимателей – Строгановых и Демидовых – в аристократов – наиболее яркий из типичных примеров».

Начиная с петровских реформ, государство начинает систематически насаждать в России промышленность и буржуазию (в целях снабжения армии) точно также, как парой веков раньше оно «насадило» в России крепостное право и служилое дворянство. Пётр I своей экономической политикой решал две взаимосвязанные задачи: во-первых, создание военной промышленности, способной снабдить всем необходимым армию имперской России, а, во-вторых, встраивание страны в мировую экономику в качестве «периферийной империи», поставляющей на Запад дешёвое зерно и сырьё.

По мнению Б. Кагарлицкого, «капитализм в России развивался не столько в результате естественных процессов, сколько под давлением извне: страна должна была модернизироваться, стать капиталистической, чтобы удовлетворять потребностям мироэкономики». Все зародыши «свободного капитализма» (частное предпринимательство, свободные капиталы, свободные рабочие руки, инициатива, свободная конкуренция, технические усовершенствования) были окончательно задушены и заменены капитализмом государственным, порождённым государством, сращенным с ним, опирающимся на принудительный труд, государственные заказы и военные цели. Подобный путь развития экономики (как и армии) в перспективе вёл в тупик и в пропасть и был чреват страшными катастрофами, отбрасывая страну на века назад. Правда, в краткосрочной перспективе он позволял империи, чудовищными усилиями и за счёт неимоверных мук и страданий народа, решать свои агрессивно-экспансионистские задачи. Однако те же самые причины, которые позволили Петербургской Империи в начале своего существования победить в Северной войне, в финале с неизбежностью вели её (полтора-два века спустя) к катастрофическим поражениям в Крымской войне (1853–1856 гг.) и русско-японской войне (1904–1905 гг.) и к революционному взрыву невероятной силы. Осуществляя «чудо» своей индустриализации, Пётр I (как и во всех других своих преобразованиях) закладывал в фундамент Петербургской Империи мину замедленного действия чудовищной силы.

6.1.5. Реформы системы управления государством

Северная война показала Петру I не только низкую боеспособность русской армии и слабость промышленности, но и негодность системы управления. Взяв за образец шведскую модель государства и стремясь к максимальной централизации, специализации и регламентации управления, молодой император начал создавать своё «регулярное государство». На смену Земским Соборам, Боярской Думе и приказной системе шли новые учреждения. Как подчёркивает Е.В. Анисимов: «Пётр, исходя из концепций рационалистической философии… и традиционных представлений о роли самодержца в России, придавал огромное значение писаному законодательству, он искренне верил в то, что «правильный закон», вовремя изданный и последовательно осуществлённый в жизни, может сделать почти всё, начиная со снабжения народа хлебом и кончая исправлением нравов. Именно поэтому законодательство петровской эпохи отличалось ярко выраженными тенденциями ко всеобъемлющей регламентации, бесцеремонным вмешательством в сферу частной и личной жизни, выполняло функции назойливой «полиции нравов»… Закон реализовывался лишь через систему бюрократических учреждений. Можно говорить о создании при Петре подлинного культа учреждения, административной инстанции. Ни одна общественная структура – от торговли до церкви, от солдатской казармы до частного дома – не могла существовать без управления, контроля или наблюдения со стороны специально созданных органов общего или специального назначения».

Законодательство, которое регламентирует каждый шаг, каждый вздох подданных, и государственная машина, работающая как часы – таким был идеал Петра I, не устававшего реформировать бюрократические учреждения и плодить новые и новые регламенты для всех категорий населения на все случаи жизни. По словам Е.В. Анисимова: «Пётр последовательно стремился к созданию целой иерархии регламентов… Обобщив опыт шведской государственности и с учётом некоторых специфических сторон русской действительности, он создал не имеющий в тогдашней Европе аналогов своеобразный регламент регламентов – Генеральный регламент 1719–1724 годов, содержавший самые общие принципы работы бюрократического аппарата. Эти общие принципы применительно к отраслям развивались и детализировались в регламентах отдельных учреждений, а работа каждой категории чиновников, численность которых увеличилась в 3–4 раза за время реформ, определялась своей инструкцией».

Будет верным сказать, что Пётр создал не просто Российскую Империю, но империю военно-полицейски-бюрократическую, империю, в которой бюрократия многократно умножилась и стала играть ключевую роль, армия была признана образцом для подражания в повседневной жизни и стала оплотом режима, а полиция была, по яркому выражению Петра I, «душой гражданства». Комментируя эту мысль Петра I, Г. Флоровскнй поясняет её так: «Полицейское государство есть не только и даже не столько внешняя, сколько внутренняя реальность. Не столько строй, сколько стиль жизни. Не только политическая теория, но и религиозная установка. «Полицеизм» есть замысел построить и «регулярно сочинить» всю жизнь страны и народа, всю жизнь каждого отдельного обывателя, ради его собственной и ради «общей пользы» или «общего блага». «Полицейский» пафос есть пафос учредительный и попечительный». Стремление всё поставить под опеку и контроль со стороны самодержавия пронизывало все мероприятия императора, воодушевлённого полицейско-бюрократической утопией и обладающего невероятной властью и могучей энергией для её воплощения в жизнь.