Детектив без детектива. Автобиографический роман

Вернулся по демобилизации домой – а ни кола, а ни двора!.. Знакомые показали могилку жены: так бугорок земли, травою заросший. Чарку выпил за упокой души ее, оградку невысокую поставил, куст сирени посадил…

Ждал свидания с живой волнуясь, а узнав о смерти жены только потускнел, покрутил головой да глубоко вздохнул. Все чувства прежние сожрала война, не подавилась!

Последствия последнего ранения мешали женитьбе. Случайные встречи были, а так – ничего серьезного. Строительство дома, налаживание хозяйства, работа в колхозе много сил и времени забирали. Вот и планы кое-какие появились…

Ему хотелось, чтобы все знали о его хозяйстве, о его намерениях и планах. Мне казалось, что природа долго накапливала у Андрюшкина Андрея Андреевича (такими были полные определительные данные старика) энергию и выплеснула ее разом. Он должен был, по моему мнению, тлеть, а не гореть.

А он горел, заражая всех вокруг своей активностью. С его дефектом можно было жить еще десятки лет, но я его понимал – вспыхнувшая так ярко любовь требовала жертв.

…Я смело взялся ликвидировать по существу незначительный дефект кишечной стенки. Казалось, клиновидно иссеку его – и все! Но меня встретила сплошная рубцовая ткань, в которой отрезок кишки оказался плотно замурованным. Стараясь выделить его, я случайно перерезал сигмовидную кишку. Первоначальный замысел не вышел, – пришлось резецировать (вырезать) часть кишки с рубцовой тканью, наложить соустье, а справа вывести червеобразный отросток наружу, отсечь ему верхушку, чтобы он временно служил газоотводной трубкой. Позднее, естественно отросток был удален так же, как его удаляют и сегодня

Операция затянулась… оперировал я под местным наркозом, как тогда делали. Можете представить радость мою, когда я, выписывая здорового пациента, выслушивал слова благодарности прооперированного старика? А ведь благодарить меня было, кстати, не за что, ошибку мною допущенную следовало осуждать! Вот так и получается, что за ошибки можно и похвалу заработать, а не порицание. Ошибка ошибке – рознь! Ошибки могут быть малыми по размерам своим, до преступления не вырастая, а могут и преступления для окружающих оставаться малыми, незаметными, а, следовательно, избегающими наказания…

Спор души с мозгом продолжался… Он то и стал толчком к написанию нижеизложенного. Душа искала во всем эмоциональную окраску, а мозг жестко, но объективно осуждал.

Копаясь в прошлом, он не придерживался хронологии, а потому, не ищите в моем повествовании последовательности изложения.

Меня заинтересовал мир преступлений задуманных, но незавершенных, или совершенных, но ушедших от наказания…

Если жизнь состоит преимущественно из ошибок, значит, и наказание за них должно следовать постоянно, не так ли? Ну, а если наказания не последовало, значит, оно осталось скрытым для всех, ложью, словно коконом покрывшись!

Тайное редко явью становится

Возвращаюсь к последствиям описанного кратко оперативного вмешательства, выполненного мною…

Мне лично радоваться было тогда нужно – все закончилось слишком хорошо!

«Бог миловал!» – как говорила моя бабушка Анна в случаях, когда беда уходила прочь, не причиняя тяжких последствий.

А ведь мог быть и исход неблагожелательный… Вину я свою не отрицал. Я ее и тогда хорошо видел, раз память случай этот не оставила своим вниманием. Вина заключалась в том, что я вынужденно спешил.

Нас приучали быстро работать, поскольку местный наркоз кратковременный. Сознание оперируемого не отключено, с больным можно при необходимости разговаривать. Мой больной во время проведения операции стал жаловаться на тошноту. Тошнота может быть проявлением оперативного вмешательства на кишечнике, но она и даже рвота могут быть побочными явлениями действия самого новокаина, свидетельствующего о том, что у больного отмечается повышенная чувствительность к нему… Можно и потерять больного!.. И это довлело надо мной…

Теперь под местной анестезией сложных операций не проводят. А тогда в нашей стране господствовали взгляды Александра Александровича Вишневского. Он оперировал только под местным наркозом, и всем хирургам на территории Советского Союза следовало так же поступать!

Авторитет Героя Социалистического труда, генерал-полковника медицинской службы, главного хирурга Министерства обороны СССР, академика Вишневского стал проклятием для нашей медицины!..

Сколько людей стало жертвами этого вида наркоза?.. Мы из-за него здорово отстали от зарубежных хирургов…

Терпи человече! Не можешь? Терпи!
Слова – утешенья услада…
Боль тяжкая мучит и хочется пить…
Для блага терпеть тебе надо!

Живешь не в Европе, а нашей стране,
(Путь наш не продуман и сложен)
Не служим ни Богу, ни сатане,
Без боли прожить мы не можем.

Природа сурова, суровы и мы:
Чуть в сторону – ставят под дуло,
И коль удалось убежать от тюрьмы…
Болезнь подкосила, согнула…

Как-то в конце пятидесятых годов прошлого столетия в Москве проводилась первая послевоенная американская выставка. В составе представителей была делегация американских врачей.

Американцы провели несколько показательных операций для наших врачей. В ответ и наши хирурги решили показать зарубежным коллегам, что и мы тоже «не лыком шиты»

Они продемонстрировали американцам удаление легкого под местной анестезией. Технически операция была проведена безукоризненно. Американцы не скрывали своего восхищения. Один из них громко воскликнул: «Только настоящий коммунист может выдержать такую операцию под местной анестезией! Брависсимо и Виват мужеству пациента!»

И действительно, нужно быть мужественным и отчаянно терпеливым, чтобы, находясь в полном сознании, перенося мучительные боли, не кричать благим матом!

Мы создавали своим молчаливым поощрением отдельным лицам, зараженным вирусом тщеславия, условия для восхождения на пьедестал. Партия и Правительство превращали высказывания и действия таких людей в образец, коему следовало беспрекословно следовать. И следовали мы, боясь хоть робким словечком проявить свободомыслие свое!

Молчание, не противленье злу, и осуждение ума бурьяном разрослись, на жизнь взглянуть мешая. Не потому ли жизнь сама, бурлившая потоком прежде, теперь как свечка угасает! И втягивались мы в то, что называют одним словом – серость! Хозяйство бурлило, страна строилась, технически переоснащалась, а вот гуманитарные направления в науке были подчинены политике, вне ее они быть не могли! А это приводило к тому, что совершалось преступление и против науки и против права иначе мыслить!

Сентябрь месяц 1948 года автор этого повествования находится в лекционном зале Крымского медицинского института имени Сталина. За кафедрой появляется среднего роста, несколько повышенной упитанности мужчина. Тип лица явно семитский, голова крупная, круглая, лысая. Это – заведующий кафедрой биологии Оскар Яковлевич, окрещенный студентами «аскариес люмбрикоидес» (латинское название аскариды – круглого червя, паразитирующего в тонком кишечнике).

В том, что к нему прилипла прочно эта кличка, отчасти он был и сам виноват. Описывая круглых червей, паразитирующих в кишечнике человека, он поднимал стеклянную банку, в которой находились мужская и женская особи аскариды, высоко над собой, чтобы было видно всем слушателям, и говорил:

– Ви только посмотгите на эту кгасавицу женского пола… Сколько в ней изящества!.. Стгойная с заостгенными концами, как у шпаги фехтовальщика.

Лицо его в такой момент становилось одухотворенным, глаза сияли…

Но первую свою в этом году лекцию он начал с публичного покаяния. Тусклый и осунувшийся Аскар Яковлевич стоял перед аудиторией в позе грешника, отрекающегося от ереси, в страхе быть сожженным на костре. «Ересью» на этот раз оказались не религиозные догматы, а учение Менделя – основоположника современной классической генетики. Ругательством звучали определения в адрес тех, кто работал в этой области: «менделисты», «морганисты», «вейсманисты»

Доценту смерть не угрожала, но потерять теплое место в престижном крымском вузе он мог. И перспектива эта была более, чем реальной.

Молодежь слушала его выступление молча, понимая состояние ученого-биолога, многие годы отдавшего работе в области наследственности. Мы понимали, что изучение генетики станет нам теперь недоступным. Не зная ее азов, каждый знал одно: запрещено, значит, стоит того, чтобы с этой наукой хотя бы на популярном уровне познакомиться. Тщетно!.. Благим намерениям не суждено осуществиться – вся литература, содержащая материалы классического генетического направления, в библиотеках разом исчезла!

Уничтожение такого важного раздела биологии в стране на тридцать лет отбросило нас от самой возможности научного использования знаний генетики в сельском хозяйстве и медицине. Целый раздел наследственных болезней и путей передачи их потомкам для нас оказался непознаваемым. И это – преступление было не частного порядка, а общегосударственного. Кто понес за это наказание? Злым гением для генетики оказался Трофим Денисович Лысенко! О, как прав был академик Вавилов, бросивший как-то обвинение в лицо Трофиму Денисовичу, президенту Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных наук имени Ленина, сокращенно называемой ВАСХНИЛ: «Благодаря Вам нашу страну другие страны обогнали!»

Мы читали о Лысенко в газетах и слышали по радио, идеи академика Лысенко излагались в школьных и институтских учебниках, их пропагандировали, их заставляли заучивать, как «отче наш»! Мы знали, что он «великий народный ученый, который принес стране невиданные урожаи». При этом опирается он не на сомнительные открытия буржуазной науки, а на замечательный опыт простых советских людей – колхозников-опытников. Его открытия всегда имеют практический смысл и являются результатом диалектического марксистско-ленинского подхода к вопросам биологии и сельского хозяйства. Лысенко был любимцем партии и народа. Депутат Верховного Совета, девять орденов Ленина, Герой Социалистического труда. Непререкаемый авторитет! Академиком стал в 1939-м, одновременно с товарищем Сталиным и товарищем Молотовым.

Чем больше о нем говорилось и показывалось, тем большее раздражение он вызывал у врачей и биологов. Умному, думающему человеку, странно было слышать появляющиеся в прессе высказывания «народного гения»:

«Наша первая задача – освоить богатейшее научное наследие Мичурина, величайшего генетика… А мы в первую голову требуем, сколько прочел иностранных книжек…»

«Получше знать меньше, но знать именно то, что необходимо практике, как на сегодняшний день, так и ближайшее будущее»

Мы не знали, какими путями поднимался на пьедестал этот корифей от практики? Позднее мир узнал, что тропинку ему прочную и надежную проложил сам академик Вавилов Николай Иванович. – жертва своего протеже!

Но так ли это было на самом деле?

Каким образом встретились эти два человека, повлиявшие на судьбу в нашей стране такого важного раздела науки, как генетика?

Ведь они такие разные и по внешнему виду, и по воспитанию, и по объему знаний, и по положению…