Чем же она так очаровывала этих мужчин? Какому гипнозу их подвергала? Однажды Натан заметил, как Мирон Сергеевич, муж-директор ателье, проходя за спиной бабы Лизы, сидящей за столом, вдруг остановился и бережно смахнул с ее плеча пушинку, влетевшую с улицы через окно! Буквально по поговорке: сдувать с нее каждую пылинку, как с королевы.
Но когда приходила беда, она вставала со своего трона, снимала корону, отставляла в сторону свой «творожок» и, закатав рукава по локти, как последняя батрачка, начинала ухаживать за больным мужем. Сама и бегала по магазинам на край Вильнюса, и тратила, не считая, деньги на врачей и лекарства, и вылизывала до блеска квартиру, и выводила больного гулять, крепко держа его под руку, как бы трудно ей это ни давалось. Жила только мужем, им одним, лишь бы вырвать его из лап болезни. Вела борьбу с завидным упорством…
* * *
Сейчас она сидела в кресле-каталке, положив правую руку на бедро, где в месте поломанной кости теперь был вставлен титановый штырь и наложены швы.
Она сразу узнала его, увидев еще издали идущим по коридору с букетом цветов. Слегка приподняла голову и сняла очки.
– Здравствуй, бабушка, – наклонившись, поцеловал ее в щеку.
– Здравствуй. Вот стул, садись, – она указала на стоящий рядом стул. – Не думала, что ты приедешь. Не ожидала.
– Я тоже, если честно, не собирался. Но все-таки решил тебя проведать.
– Спасибо… Надо же было такому случиться, а-ах!.. Шла по коридору, вдруг закружилась голова, в глазах потемнело, и я – на полу, с поломанной ногой. Отвезли в больницу. А в тот день был теракт, в больницу привезли раненых. Поэтому мне пришлось еще и ждать до ночи, пока прооперировали всех тяжелых… Нужно куда-то поставить цветы. Су-ра! Су-ра! – позвала она, и через несколько минут возле них стояла медсестра.
– Это мой внук Натан. Помнишь, я тебе рассказывала о нем. Дай нам какую-нибудь вазу для цветов.
– Сейчас что-нибудь найдем. Здравствуйте, – поприветствовала она Натана. – Вы молодец, что приехали, не побоялись. В такое-то время – второй теракт за месяц!
Вскоре на столе стояла ваза с цветами. Глаза почти всех старичков и старушек в зале с завистью и любопытством устремлялись на них: на бабу Лизу с внуком и на цветы.
– Ты надолго приехал?
– Не знаю, у меня открытый билет. Думаю, недели на две, может, чуток побольше.
Она умолкла. Поглаживая свой напудренный подбородок, смотрела перед собой. Пыталась охватить умом услышанное. Такая сложная категория времени с его относительностью: две недели! Это же так долго – как два столетия! Или же: так быстро – как два мгновения…
– Что ж, увидишь, как живет твоя бабушка-калека. Теперь я навсегда прикована к инвалидному креслу. Зачем нужна такая жизнь, если тебя возят на каталке? Ой, как болит!
– Ладно, не плачь. Даст Бог, еще встанешь.
– Нет, нет! Все, песня моя спета… – достала из кармана белый носовой платочек и поднесла его к глазам.
Чтобы не видеть ее плачущей, Натан отвернулся. Ему стало неловко. Причитания бабы Лизы – не новость для него. Но всегда знал: если понадобится, она соберет волю в кулачок и, «закрыв свое сердце», совершит любое чудо.
Но в этот раз баба Лиза явно не шутит. И вообще, сейчас он не узнавал ее – какая-то безвольная, надломленная, жалкая.
– Как ты живешь? Чем занимаешься? – спросила, немного успокоившись. – Помню, что одно время ты работал переводчиком.
– Да, всякое довелось попробовать. Работал и судебным переводчиком, и журналистом на радио «Свобода». Но все это позади. Теперь я – писатель, в Америке и в России издают мои книги.
– Гм-м… Все-таки добился своего. Честно сказать, я всегда сомневалась, что писательство для тебя – серьезно. Считала, что у тебя ветер в голове и что ты не найдешь свою дорогу в жизни. Твой отец, помню, советовал, чтоб ты пошел по его стопам и стал педиатром. Но ты никого не слушал. А где твои книги? Почему ты их не принес? Завтра же принеси! Фейга, – обратилась она к сидящей рядом старухе с всклокоченными волосами. – Это мой внук – Натан Армель, известный писатель. Ты, Фейга, себе не представляешь, какой он одаренный. Книги всегда читал – запоем. Помню, как еще ребенком залезал ночью под одеяло с фонариком и читал. Он всегда верил тому, что написано в книгах, поэтому с ним всегда случались всякие приключения, – говорила она громко, чтобы слышало как можно больше присутствующих в зале.
И вправду – многие старушки и старички жадно ловили слова бабы Лизы и все так же пристально смотрели на Натана. Вероятно, знали, что к бабе Лизе приезжает внук из Нью-Йорка. Но то, что он – известный писатель, для них было новостью.
Фейга, закивав головой, промолвила:
– У меня тоже есть сын. Он – ученый, математик. Работает в Иерусалимском университете. Сейчас он очень занят и не может придти ко мне. Но скоро придет, и я вас познакомлю. Вы обязательно должны с ним познакомиться.
– Потом, потом будешь рассказывать про своего сына, – перебила ее баба Лиза. Обратилась снова к Натану. – А как в Америке поживает твоя жена?
– Аня работает помощником адвоката. Живем с ней – душа в душу. Все бы хорошо, жаль только, что детей у нас нет. Не получается. У Светки, вон, видишь, уже третий родился, канадец. А у нас и одного нет… – подумал, стоит ли посвятить бабу Лизу в их планы возможного переезда в Израиль.
Елизавета Марковна вперила в него строгий взгляд:
– Аня делала аборты?
– Нет. Правда, не вру…
Она пожала плечами:
– Что делать? Нужно надеяться и просить Бога. Может, даст.
Помолчали.
Приблизительно часа через два Натан собрался уходить. За это время он и в комнату бабы Лизы успел заглянуть. И отвез ее в кресле-каталке в столовую. Поговорили о родных в Канаде. Что еще?
– Ладно, ба, я пошел. Увидимся завтра.
– Побудь со мной еще немного. Хоть полчаса, – тихо попросила она. – Пожалуйста…
Глава 5
В течение недели Натан побывал в больнице, где делают искусственное оплодотворение, зашел и в агентство, которое занимается новыми иммигрантами.
В целом, все выглядело вполне осуществимым. Операции по искусственному оплодотворению в Израиле делают – точно такие же, как и в Штатах. Но, в отличие от Америки, где эта процедура стоит тысяч семьдесят, а то и больше, в Израиле для граждан это делают бесплатно. Гарантий на успех никто не дает и здесь, но показатели высокие, не ниже американских.
Им вдвоем с Аней переехать и стать гражданами Израиля, формально никаких препятствий нет. У Ани – отец русский, мать – еврейка. Согласно законам иудаизма, Аня – еврейка.
Короче, приезжайте на историческую родину, получайте гражданство. И хоть на следующий же день идите в больницу обследоваться. Плодитесь и размножайтесь, как повелел Всевышний. Хоть и в пробирке, какая разница?
…Натан ходил по улицам маленького городка Афула. Пил кофе. Покупал знаменитые афульские, говорят, самые вкусные в мире, семечки.
Любовался видами Изреельской долины. Днем над долиной парили дельтапланы, взлетающие с вершин Галилейских гор в небеса, туда, где реют ястребы.
Неповторимая картина – стаи кружащихся аистов у горы Фавор.
Эта знаменитая гора хорошо видна из многих мест в Афуле, даже из окон в комнате бабы Лизы. До Фавора из города можно дойти пешком приблизительно за час. Гора усажена старыми туями и кипарисами; издали она имеет вид высокой темной шапки идеально округлой формы, как бы чуточку приподнятой над землей.
Почему-то притягивает к себе эта гора все вокруг: и завороженные взгляды людей, и парящих птиц, и облака. Соединенные над вершиной кольцом, облака сгущаются и медленно оседают, окутывая всю гору, до самого ее основания. И, кажется, что никуда уже не уплывут…
Стоя на одном из холмов, Натан часто любовался и видами ночной долины, в голубых огоньках арабских поселков.
А на рассвете, в половине пятого, с минаретов муэдзины созывали правоверных к молитве и заунывные звуки: «Алл-лла-а… ак-ба-а-а…» разносились окрест. Жители города, наверное, привыкли к этим утренним стонам и спали, никак на них не реагируя, а бедный Натан просыпался и после этого заснуть уже не мог.
Он принимал душ, одевался и отправлялся бродить по улицам.