Джен

Почему-то припомнилось, как когда-то давно я съездил в Украину, где в одном небольшом местечке жили дальние родственники моей матери. Их дочка выходила замуж, и они пригласили нашу семью на свадьбу.

В том южном местечке было пыльно и зелено. И очень шумно. Почти как во времена Шолом-Алейхема. (Массовая эмиграция советских евреев тогда только начиналась.) Повсюду звучало русско-украинско-идишское наречие. Детишки в лужах пускали кораблики, над заборами нависали ветки со спелой черешней и абрикосами. Была свадьба, тоже шумная, с тамадой и клейзмерской музыкой.

У невесты была свидетельница по имени Люся, пригожая еврейская девчушка. Я часто с Люсей танцевал. Потом мы с ней пошли прогуляться, мне нужно было освежиться после выпитого.

Люся повела меня к реке. На берегу стояла лодка с веслами. Подобное могло быть только в таком месте, где никто не боится, что украдут весла или лодку. Мы отплыли далеко, к излучине. Вся речка была в желтых лилиях.

Раздевшись до трусов, я нырнул с лодки. Срывал лилии и, не вылезая из воды, клал их на корму, рядом с Люсей. Люся уже вся была забрызгана, капли блестели на ее смуглых руках. Потом я влез обратно в лодку, обнял Люсины круглые колени, стал их целовать…

В близости, однако, она мне отказала – была девушкой строгих местечковых правил.

На следующий день я уехал домой, в Москву. А моей маме и спустя полгода звонила ее родственница из того местечка, говорила, что Люся почему-то отказывает самым завидным женихам, еще, гляди, останется старой девой…

Припомнилась мне сейчас эта Люся. Быть может, по причине неуловимой связи с Джен. Ведь у Джен те же корни, уходящие в почву восточно-европейского местечка. Когда она разговаривала по телефону с раввинами или своими родственниками, в ее английской речи начинал явственно звучать акцент идиш. Даже ее мимика и жестикуляция в это время менялись.

Глава 4

Среди пациентов, с которыми я работал как психотерапевт, был некий Френсис Новак.

Френсис – молодой мужчина двадцати двух лет; его отец – поляк, мать – пуэрториканка. Родители Френсиса развелись, когда ему было девять лет. Местонахождение отца с тех пор оставалось неизвестным. Френсис имел неполное (одиннадцать классов) школьное образование, не владел никакой специальностью. Он жил в одном приюте в Бруклине, а его мать с младшей сестрой – в другом приюте. Женат Френсис никогда не был, детей не имел.

Полгода назад он был арестован за участие в квартирной краже. Во время уголовного разбирательства у следователей возникли вопросы относительно психической адекватности Френсиса. Парня направили на специальную медкомиссию, где пытались понять причины его столь странного поведения: почему он нигде не работает, не учится, живет непонятно как. Медкомиссия пришла к заключению, что у Френсиса есть какое-то нарушение психики, не позволяющее ему социально адаптироваться. Но какое именно – так и не установили. Отделались «депрессией средней тяжести» и с этим диагнозом отправили в суд, где рассматриваются дела подсудимых с психиатрическими нарушениями.

За участие в квартирной краже Френсиса приговорили к году условно. Но судья согласился, что у парня «есть проблема», поэтому государству следует взять над ним опеку. Френсису предложили пособие по безработице, пообещали поставить на очередь на субсидированную квартиру. За это он должен был посещать нашу психиатрическую амбулаторную клинику. На такие условия Френсис согласился, хотя больным себя не считал.

Родным языком Френсиса был английский, вторым – испанский. В его лице не было ничего славянского, хоть его отец и был поляком, и сын носил польскую фамилию. На вид парень был чистокровным латиноамериканцем.

…Худоба, близкая к истощению. Чудовищная бледность лица, в которое, как в гипсовую маску, воткнуты черные пуговицы-глаза. Коротко остриженные темные волосы, черная жесткая бородка на узком подбородке и черные усики еще больше подчеркивали эту бледность. Взгляд – совершенно отрешенный. Во всем облике – какое-то отчаянье, затравленность.

Так бы я начал описывать наружность Френсиса. Вся одежда на нем болталась, старые широкие джинсы он носил приспущенными ниже пояса, шнурки кроссовок всегда были развязаны. Ходил Френсис очень странно: засунув руки в передние карманы джинсов, широченным шагом, раскачиваясь из стороны в сторону всем корпусом. Будто на шарнирах. Во время сессий он никогда не смотрел мне в глаза, а куда-то в угол потолка.

Не знаю, как он проводил свободное время до нашего знакомства. Когда мы познакомились, Френсис серьезно готовился… вступить в молодежную уличную банду. Я об этом узнал, когда спросил его, почему он носит футболки с изображениями пистолетов, черепов, молний и т. д.

– Ты что, член банды?

– Почти что… – пробормотал он.

Оказалось, что в банду он еще не вступил. Но собирается. Пока решает, в какую.

– Скорее всего, вступлю в «Латин Кингз». Сегодня это самая сильная банда в Америке.

«Latin Kings» – действительно, одна из самых крупных молодежных банд в США. Ее «главный офис» находится в Чикаго, а в Нью-Йорке «филиал». В основном, в нее входят латиноамериканцы, но есть и белые, и чернокожие. Количество членов исчисляется не в десятках, а сотнях тысяч. Это целая армия, со своей идеологией ненависти к «государству белых миллионеров», со своим «Манифестом» и многоступенчатой иерархией. На нижней ступеньке стоят «уличные рыцари», а на верхней – главари движения, Короли. Сегодня им принадлежит власть на улицах многих американских городов и в тюрьмах среди заключенных. А завтра они захватят политическую власть в стране.

– Очень интересно. Не пойму, однако, что в этой банде нужно тебе? – спросил я после того, как Френсис изложил мне все эти сведения о «Latin Kings».

– Что нужно мне? Там у них порядок, справедливость, братство. Может, когда-нибудь я там стану Королем, – снова устремив отрешенный взгляд в потолок, он принялся рассказывать о ритуалах этой банды, об истории ее возникновения, о ее Королях, словом, всю информацию, которую он добросовестно почерпнул из различных источников, включая улицу и интернет.

С того дня мы нашли с ним излюбленную тему для наших бесед.

Я, конечно, догадывался, что в банде Френсиса привлекает не жестокость и насилие. Его влекло обманчивое впечатление братства, дружбы, любви, – то, чего ему так не хватало в своей жизни.

Я был уверен в том, что ни в какую банду он никогда не вступит, все это он придумал себе, чтобы заполнить пустоту своего существования. Парень изображает из себя крутого мачо. В своем воображении видит себя среди «хороших, добрых» убийц, напридумывал себе Бог весть что. Миф о своем мнимом могуществе помогает ему заглушить чувство собственной ничтожности.

Однако порой он так оживленно рассказывал о своем бандитском будущем и о былых уголовных похождениях, так сверкали его глаза в эти минуты, что я, признаюсь, начинал теряться в сомнениях. Может, он и в самом деле хочет стать бандитом? Ведь участвовал же он в квартирной краже и, кто знает, какую роль в этом преступлении исполнял?

– Ты хочешь стать бандитом? Окей. Но давай попробуем посмотреть на ситуацию под другим углом, – предлагал я. – Может, все-таки имеет смысл заняться чем-то другим? Может, лучше пойти в колледж? Ты же не глупый парень. Выучишься на программиста, потом устроишься на работу, купишь классную тачку, поедешь с герлфренд отдыхать в Майами.

Френсис, однако, не разделял моего энтузиазма насчет «заняться чем-то другим». Ехать отдыхать во Флориду на собственном авто и даже с герлфренд не хотел.

– Хочу вступить в «Латин Кингз». Жалко, что мне дали лишь год условно, а не посадили за решетку. В тюрьме я быстрее сделал бы карьеру.

Значит, Френсис вступал в банду, а я, следом за ним, входил в его бред и обсуждал его ближайшие уголовные планы. Наши беседы на эту тему продолжались несколько месяцев, но дальше разговоров дело, к счастью, не шло. Я не имел ни малейшего понятия о том, как вступают в банду: существует ли специальный обряд посвящения? нужно ли кого-то ограбить, убить, чтобы доказать верность ордену?

Глава 5

Как-то раз у меня была встреча в районе, где находился приют Френсиса. И я решил зайти к нему в гости.

…Френсис был крайне удивлен моему визиту. Пригласил войти в комнату, а сам сел на кровать с разбросанной постелью. Предложил мне стул, но я стал у окна, опершись на подоконник.

– Не переживай, ничего не случилось. Просто находился неподалеку отсюда, думаю, дай заскочу к тебе.

Он подозрительно покосился на меня. Затем пожал плечами, мол, ваше право. Достал из пачки сигарету, закурил.

– У тебя случайно и для меня сигаретки не найдется? – спросил я.

– Вы курите? – он протянул мне пачку.

– Балуюсь иногда.

Я и вправду курил очень редко. И сейчас, после второй затяжки, слишком сильно вдохнул дым в легкие и закашлялся. Улыбка скользнула по лицу Френсиса.

– Это правда, что пачка сигарет нынче стоит десять долларов? – спросил я.

– Да, но у нас тут, в приюте, продают ворованные сигареты оптом, за десять баксов можно купить три пачки.

Я завел нейтральный разговор о погоде. Френсис чувствовал себя здесь куда свободней, чем в моем кабинете. Оно и понятно: госпиталь – все-таки учреждение, где он должен отбывать повинность, лечиться непонятно от чего. А здесь, хоть и в приюте, все-таки он был дома.

Ну, и, разумеется, такое знаменательное событие в его жизни – сам «ку-ку доктор[1 - Непонятно, почему именно этой птице – кукушке, а не, скажем, журавлю или вороне, выпала честь угнездиться в американском психиатрическом сленге. Так, психически больного на жаргоне называют – «ку-ку»; психиатра – «ку-ку доктор»; дурдом – «ку-ку хауз» или «гнездо кукушки».]» пришел в гости. Мистер Виктор, собственной персоной! Ведь, между прочим, к нему в гости никогда не приходили ни мать, ни отец, ни друзья, ни подруги (последних, впрочем, у него и не было). Приходили только дежурные по приюту с проверками, работники по уничтожению домашних насекомых и социальный работник от суда по надзору за его лечением.

В комнате чувствовался тяжелый запах хлорки, нестиранной одежды и сигарет. На столе стоял старенький компьютер. Все стены были украшены плакатами с изображениями бандитов в шрамах и с пистолетами и кинжалами.

И совсем не к месту в этой галерее насилия – в дальнем углу на стене висела репродукция с изображением какого-то католического святого.

– Да-а, бро, страшновато у тебя здесь…

Вдруг из-под половой тряпки выбежал большой таракан и помчался к батарее. Я попытался раздавить его ногой, но он выскользнул из-под моих туфель. Я пустился за ним вдогонку, норовя пристукнуть, пока он не скрылся в щели под отклеенным от пола плинтусом.

Моя тараканья охота здорово позабавила Френсиса, он даже рассмеялся. Вот потеха – «ку-ку доктор» гоняется в приюте за тараканами!