Сейчас чертог, в котором из видимого остались только алтарь и мы с Эльф, стоял на белейшем коралловом песке, неподалеку шуршал о берег пенистый прибой. По другую сторону от океана на пригорке среди кокосовых пальм виднелись крыши двух хижин, за ними высилась скала, обрамленная поясом густого леса. Ровно посередине между хижинами и чертогом стояли местные жители – одиннадцать взрослых и столько же детей. Дать им мячик, и можно проводить футбольный матч.
Лечение шло обычным порядком, я приводил и уводил темнокожих очередников, Эльф говорила мне монотонным голосом, со стороны походившим на чтение заклинаний:
– А вот так местную жизнь описывали добиравшиеся сюда европейские путешественники: «Под сенью хлебного дерева между хижин живописными группами сидели мужчины и женщины, они распевали песни или беседовали друг с другом. По утрам женщины, будто знатные европейские дамы, много часов тратили на свой туалет. Проснувшись, они прыгали в море или ближайшую речку и часами ныряли, плавали и играли в воде. Наконец, выходили на берег, чтобы ветер обсушил их тело и длинные волосы. Особенно они пеклись о своих черных мягких волосах, восхитительно красивых. Они заплетали две косы и натирали их "монои" – кокосовым маслом с благовониями. Завершая свой туалет, женщины собирали в лесу дикие цветы и сплетали из них венки и гирлянды»… Просто идиллия. За вдохновением и славой сюда приехал из Франции знаменитый художник Поль Гоген. Правда, прижизненной славы здесь он не добился, зато обрел новую семью. Ему сосватали девочку, по таитянским понятиям вполне созревшую для замужества. Ей было около тринадцати лет, ее звали Техаамана, у нее были черные волосы по пояс, полные губы, большие выразительные глаза, плоский нос, крупные руки и ноги – внешность чистокровной полинезийки. Но Техаамана была удивительно красива даже по европейским меркам. По местным обычаям, спутников жизни детям выбирали родители. Дети, как правило, не возражали. А зачем, если брак не закреплялся никаким гражданским или церковным актом? Разводись, когда захочешь. В случае с Гогеном мать юной невесты попала впросак, она считала выгодной партией любого европейца, а будущий знаменитый художник, которому в то время было за пятьдесят, оказался беден и совершенно незнатен. Зато Гогену страшно повезло, в письмах друзьям он писал: «Я снова начал работать, и мой дом стал обителью счастья. По утрам, когда всходило солнце, жилье наполнялось ярким светом. Лицо Техааманы сияло, словно золотое, озаряя все вокруг, и мы шли на речку и купались вместе, просто и непринужденно, как в садах Эдема, фенуа наве наве. В ходе повседневной жизни Техаамана становилась все мягче и ласковее. Таитянское ноаноа пропитало меня насквозь, я не замечал, как текут часы и дни, я больше не различал добра и зла. Все было прекрасно, все было замечательно». Упомянутое им «Ноаноа» означало «благоухание», «наве наве» – чувственное наслаждение, сладострастие. Дальше он добавлял о молодой жене: «Она – Ева, которая пережила грехопадение, но все равно без стеснения может ходить без одежды, такая же чувственная и прекрасная, как в день творения». Сначала Гогена обескуражило, что местные жители не похожи на диких обнаженных перволюдей, для встречи с которыми он обогнул земной шар в мечтах писать с них картины и разделить с ними райскую жизнь. Для женщин миссионеры ввели нормой одежды длинные широкие платья-мешки, скрывавшие фигуры, мужчин обязали носить что-то вроде юбочек из цветастого набивного ситца и белые рубахи навыпуск. Местных жителей не смогли приучить только к обуви.
Сейчас навязанный островитянам европейский костюм, и соответствующая климату исконная одежда, больше напоминавшая ее отсутствие, канули в прошлое, теперь местные мужчины и женщины одевались в яркие парэо – пару метров материи, которой оборачивались вокруг тела. Внешне полинезийцы разительно отличались от посещенных нами ранее меланезийцев. Они были высокорослыми, с волнистыми волосами и смуглой кожей с желтоватым оттенком. Я знал, что ученые даже выделяли их в отдельную малую расу, промежуточную между австрало-негроидной и монголоидной.
– Здесь еще придерживаются традиционных верований в духов, – рассказала Эльф, – а на большинстве островов полинезийцы смешивают древнюю веру с христианством, и в их сознании два несовместимых мировоззрения прекрасно уживаются. Между религией и моралью местные жители не видят связи, они уверены, что достаточно выполнять ритуалы и читать положенные молитвы, чтобы долг перед Всевышним был исполнен, после чего можно поступать так, как век за веком поступали предки. Один путешественник оставил описание религиозных чтений. Несколько островитян сели, скрестив ноги, на циновках, один из них, учившийся в городе, вслух зачитал отрывок из Библии. Началось обсуждение сцены изгнания из рая. Грамотный туземец произнес слово «яблоко», его спросили: «Яблоко – это что?» Он говорит: «Плод вроде нашего ахиа». «Значит, Бог прогнал Адама и Еву из-за яблока? – Да. – Почему? – Если бы их не прогнали, они съели бы все яблоки, и Богу ничего не досталось бы».
Я поморщился:
– Путешественник, который оставил записки, был европейцем, поэтому аборигены выставлены у него идиотами. Чтобы такое сочинить, не обязательно посещать Полинезию, можно сидеть где-нибудь в собственном имении перед камином, курить трубку и клепать «записки путешественников» в любом количестве на любой вкус.
– Еще нужно знать слово «ахиа», – Эльф едва не улыбнулась. Ее голос быстро выровнялся и вновь зазвучал монотонно. – Тебе знакомо понятие «мана»?
– Я играл в компьютерные игры.
– Термин «мана» произошел отсюда, это важнейшее понятие местных верований, магическая сила. А красивое слово «манава», которым нас приветствовали, означает готовность открыть гостям дом и сердце. Местные языки звучат как песня. Кстати, языки полинезийцев настолько близки, что таитяне, например, легко понимают гавайцев, хотя их разделяют тысячи километров. Еще интересно, что правящий класс на местных языках именуется «арии». Намек на владычество древних арийцев? Альтернативные историки были бы счастливы.
Эльф умолкла, я проводил излеченного туземца и привел на алтарь очередника. Рассказ продолжился:
– Европейцы считают островитян лентяями. Доля правды в этом, наверное, есть, хотя лучше бы местный образ жизни назвать собственным взглядом на жизнь. Куда спешить на острове размером в несколько квадратных километров? Торопиться просто некуда, и безбрежный океан располагает, скорее, к задумчивой медлительности, а не к суете. Я бы здесь никуда не спешила.
– Что тебе мешает поселиться здесь и никуда не спешить?
– Совесть.
– Прости, я имел в виду не сейчас, а потом, когда эстафету примет другой… эльф. Эльфы выходят на пенсию?
Эльф снова едва сдержала улыбку.
– Скоро ты узнаешь все, потерпи еще немного. Ты не устал?
– Даже если я устану, совесть не даст мне сказать об этом.
Ответ правильный. Он полностью удовлетворил Эльф.
– Если я когда-нибудь выйду, как ты говоришь, «на пенсию», – продолжила она с ноткой мечтательности, – то поселиться на Благословенных островах было бы высшим счастьем. Здесь можно пить воду из любых источников, здесь не надо бояться хищников и ядовитых насекомых, которых просто нет. Посмотри вокруг. Невероятные горные пики, фантастическая растительность, роскошные водопады, черный и снежно-белый песок побережий, пестрое изобилие флоры и фауны… Легко согласиться с Гогеном в том, что на южные острова сложно приехать, но уехать отсюда неизмеримо сложнее. Он любил эту, как писал в письмах, «страну, где нет зимы, где островитянину достаточно протянуть руку, чтобы сорвать плоды и насытиться». По словам Гогена, для местных жителей «жить – значит петь и любить». Знаешь, как великий живописец-импрессионист закончил свои дни?
– Если когда-то знал, то забыл.
– Он исполнил свою мечту – переселился на Благословенные острова, но здесь, на просторах Тихого океана, его ждали разочарование, сифилис и смерть. У островитян не было иммунитета к большинству завезенных болезней. Грипп, корь и ветрянка выкашивали целые народы. Еще более страшные последствия произвел сифилис, которого до прихода европейцев здесь тоже не знали. Местные нравы способствовали быстрому распространению заразы. До вступления в брак молодежь не ограничивала себя в интимных отношениях. Верность здесь ценилась, но неверность не осуждалась. Французский мореплаватель Бугенвиль называл местные острова «новой Киферой». Кифера – у древних греков царство Афродиты, страна любви и наслаждений. Вернувшийся в Великобританию Джеймс Кук поведал, что «в танце островитянки изображают совокупление», а плававший с ним биолог Форстер добавил, что «местные жители без конца тешат друг друга нежностями и ласками». Польский исследователь Малиновский жил в палатке посреди туземной деревни, он оставил запись: «Целомудрие – неведомая аборигенам добродетель». Он описал, как достигшие брачного возраста юноши и девушки уходили заниматься нескромными играми в специальное строение в стороне от родительского дома, оно называется букуматула. Еще одна давняя традиция – девушкам всем вместе ходить в соседнюю деревню, чтобы провести ночь с тамошними парнями. А незамужние женщины по обычаю гостеприимства должны были накормить пришедших издалека мужчин и отдаться им.
Мне вдруг тоже захотелось жить на Благословенных островах. Если описанные традиции сохраняются до сих пор, то я знаю, куда отправиться в отпуск, а гораздо позже, возможно, и на пенсию. Надеюсь, уроженец северной страны подходит под определение «пришедшего издалека мужчины»?
Понятно, что такие мысли я держал при себе, а на лице изображал хмурое недовольство местной распущенностью. Эльф бросала на меня быстрые взгляды, мой вид ее радовал, она продолжала:
– Здесь, на островах, существовала, пожалуй, самая шокирующая традиция отмечать свадьбу. Брачную ночь молодожены проводили не наедине друг с другом, а в кругу друзей. Женщины под пение песен танцевали вокруг мужчин, а те, как считает местное поверье, изгоняли демонов из тела новобрачной – самым безобразным образом. Невеста лежала головой на коленях без пяти минут мужа, и «демона» из нее изгоняли по очереди все мужчины, от самых уважаемых вначале и до, собственно, жениха в финале. А что творилось во время возделывания садов, чтобы урожай не подвел…
Я вновь поменял очередника на алтаре на другого, теперь это была очередница. Высокая, выше меня на полголовы. Статная. Стройная. С широкими бедрами и острой грудью. Ее взгляд прыгал с меня на Эльф и обратно, рука судорожно схватилась за мою и крепко сжала. На крылатое чудо островитянка глядела восхищенно-испуганно, на меня – с чувственной поволокой, словно облизывая мороженое в жаркий день. После рассказа о местных нравах очень хотелось уединиться с ней в каком-нибудь букуматула, где нас не увидит Эльф и, желательно, где нет сородичей прекрасной туземки. А то, не дай Бог, примут за жениха.
Чтобы глаза не выдали настроя, я опустил взгляд в прибрежный песок. Честно говоря, в голову все чаще лезла крамольная мысль, что под бочком у Маши было лучше, чем, высунув язык, скакать по планете дрессированным супербобиком, чтобы в далекой перспективе стать неким Избранным. Каждый новый день показывал, что, кроме тяжкого труда во благо человечества, участь Избранного ничем не примечательна.
Пожизненная работа в поте лица – не то, о чем мне мечталось. Такая работа, если она не приносит радости, называется другим словом. Рабство. Кто хочет стать Избранным-рабом? Ау, люди, к вам обращаюсь! Не вижу очереди.
Если ситуация не переменится в ближайшие дни, потребую вернуть меня домой. Или пусть мне тоже дадут пульт от чертога. Или, в крайнем случае, пусть Эльф не строит из себя недотрогу, отменит разделение чертога на половины и конкретными поступками докажет хорошо известный мне факт, что ее тянет ко мне физически, как она ни старается скрыть появившееся с момента встречи странное влечение. Тогда чудесные ночи придадут сил посвящать дни другим людям.
– Европейцы считали островитян распущенными, их нравы – аморальными, – продолжила Эльф повествование о местах, куда нас занесло чувство долга у одного члена команды и желание быстрее получить повышение у второго.
– Наверное, туземцы о европейцах тоже были не лучшего мнения, – буркнул я.
– Мягко сказано. Но полинезийцы никогда не были воинственными, они привыкли жить в райских условиях и любого встречного считали посланным небесами желанным гостем. Про аморальность можно говорить, если бы в мире существовала единственная мораль. В библейском раю тоже не было одежды, но никто не назовет живших там Адама и Еву аморальными личностями. Любое человеческое сообщество существует по своим правилам, традиции полинезийцев не лучше и не хуже европейских, они просто другие. Те правила, что установлены здесь, соблюдаются намного строже, чем в той же Европе соблюдаются собственные. Как бы ни обвиняли островитян в половой распущенности, но, например, брат и сестра с детства лишены возможности вместе играть и даже разговаривать друг с другом. Кстати, слово «табу» в большой мир пришло тоже отсюда. Среди традиционалистов Полинезии табу выполняется строго, а в «цивилизованном» мире выгода и удовольствия выходят на первое место, там даже придумали невероятное по цинизму оправдание: «Если нельзя, но очень хочется…»
Последний очередник отправился к сородичам, мы распрощались и покинули деревню, несмотря на то, что нас активно приглашали остаться посмотреть местные танцы. Я бы, может быть, не отказался, но я отказался – вместе с Эльф. Так было надо, если мне хочется перейти на следующий уровень, чем бы тот ни был.
Солнце клонилось к закату, лететь куда-то и собирать на лечение еще одну деревню мы не успевали. Чертог перенесся через простор океана куда-то, где росла тропическая зелень, а пейзаж состоял из гор и озер несусветной красоты. По глазам били дикие сочетания цветов: изумрудные и лазурные воды в обрамлении красно-коричневых, оранжевых, желтых берегов и серо-белых камней.
– Мы на северном острове Новой Зеландии, – ответила Эльф на мой немой вопрос, – на вулканическом плато рядом с городом Роторуа и одноименным кратерным озером. Что ты знаешь о Роторуа?
Ротор – вроде бы что-то из техники. Я пожал плечами:
– Слышу впервые.
– Роторуа – одно из красивейших мест на планете, воплотившаяся в жизнь игра воображения дизайнера инопланетных пейзажей. Невероятные цвета камням и воде придают разноцветные туфовые отложения и минеральные инкрустации. Кипящие грязевые ямы, туфовые террасы, фонтанируюзие гейзеры, термальные источники, парящие участки, горячие озера… Чем-то напоминает Долину гейзеров на Камчатке, но достопримечательности разбросаны по большей территории, а доступность для туристов, к сожалению, перечеркивает, как минимум, половину прелести этих мест. В нескольких километрах отсюда находится гейзер Похуту. – Эльф указала левее и медленно повела чертог в том направлении, чтобы я успел насладиться видами. – Пятнадцать раз в день он стреляет водой на высоту под тридцать метров. Около него ежедневно проходит бесплатное представление для туристов, маори исполняют национальные песни и танцы. Однажды я посмотрела. Выглядит зрелищно, но ничего общего не имеет с настоящими песнями и танцами местных жителей, не традиция, а обычная «жвачка для глаз» ради денег приезжих любителей экзотики. Деньги портят людей. Одних – своим отсутствием, других – количеством. – Чертог, следуя за рассказом, достиг расположения гейзера и завис над указанным мне местом. Внизу ничего не происходило, там были просто вода и камни, хоть и поражавшие природной красотой. Дожидаться водяного выброса мы не стали, чертог вновь переместился. – Совсем неподалеку находится терраса Варбрик. Кажется, что она состоит из жидкой породы. Смотри.
Да, здесь было на что посмотреть. Я глядел во все глаза, Эльф продолжала давать попутные пояснения:
– Поразительная волнистость появилась после извержения вулкана, а особый состав получился из-за неповторимого сочетания водорослей и химических соединений, это создало буйство красок, знакомых, пожалуй, только по работам художников-импрессионистов. В природе такое практически не встречается. Окрестности Роторуа – редчайшее исключение. – Чертог снова сместился на небольшое расстояние. – Изумрудные пруды образовались тоже в кратере вулкана, извержение произошло сравнительно недавно, в конце девятнадцатого века. В неестественный ярко-зеленый цвет воду окрашивают сфагновые мхи. Летим дальше. В нескольких километрах от Изумрудных прудов находится термальная зона Вайотапу с источником «Шампанское».
Откуда взялось название, объяснять не требовалось, в вулканическом кратере под нами сверкали и переливались оттенками золотого, желтого и оранжевого цветов неповторимые по красоте величественные пруды.
– Вода в них горячая, – сообщила Эльф, отправляя чертог дальше. Мелкие озера остались позади, впереди раскинулось огромное горное озеро, не меньше десятка километров в диаметре. – Озеро Роторуа. Оно дало название всей местности. Переводится просто как Кратерное озеро. Посреди него находится священный для аборигенов вулканический остров Макойя. По древней легенде, Хинемоа, прекрасная дочь вождя, влюбилась в красивого и статного воина Тутанекаи, чувственно игравшего на флейте на одном из пиров ее отца. Отец объявил дочери, что она дочь вождя и выйдет замуж только за вождя, а Тутанекаи убьют, если тот еще раз приплывет со своего острова. Долгое время Хинемоа слушала доносившееся с острова пение флейты, но не могла переправиться, отец приказал спрятать все каноэ. Тогда Хинемоа обвязалась пустыми тыквами и поплыла навстречу судьбе. Вода была ледяной, Хинемоа не смогла плыть и уже почти погибла, когда ее окутало теплом и вынесло прямо на берег к заждавшемуся избраннику.
Я знал множество похожих легенд.
– Некий добрый дух поспособствовал?
– Местные жители тоже так думают, а на самом деле все гораздо прозаичнее. Хинемоа спасло теплое течение из глубины озера. Я же говорила, что большинство источников и озер в этих краях – горячие. Здесь даже пищу готовят особым способом, у маори он называется ханги. Ингредиенты кладут в вырытые ямки, и блюда готовятся на пару.
– Местных маори тоже будем лечить?
Эльф покачала головой:
– Здешние аборигены недостойны, чтобы мы тратили на них время, они испорчены цивилизацией, живут за счет туристов и на пособия от государства. Нам интересны только те, кто о захватившей мир технической цивилизации не догадывается или воспринимает ее как нечто далекое, чуждое и враждебное.
– То есть, сюда мы прилетели просто на экскурсию?
– Захотелось вновь остановиться на ночь в красивом месте, люблю красивую необычную природу.