Три плюс одна

Она рывком остановила Ника и повернула к себе. Как куклу. Потому что мысли, желания, мечты – все исчезло.

Он не ответил на ищущие касания. Просто стоял. Взгляд, направленный сквозь активизировавшуюся Фаню, тупо смотрел вдаль.

На девушке вжикнула молния спортивной куртки, белые крылья разлетелись в стороны.

– Если незаслуженно обидели – заслужи.

Чужие руки положили его ладони на то, о чем мечталось совсем не в этом исполнении. Но это…

Сейчас это было важнее. Потому что было. Потому что здесь и сейчас. Густое, спелое, жадное…

Жар холодной мякоти ударил по мозгам. «Здесь и сейчас» – девиз Толиков. Луиза сейчас с Толиком. Почему? Потому что он лучше Ника почти во всем.

«Почти». Сказано ради самоуспокоения. Это тупое и неаргументированное внушение себе, что все вокруг плохие, а он один хороший.

«Чем же я лучше? Если пойду на поводу – буду таким же. Но я не он».

Руки отдернулись. Ник опустил голову.

– Прости. Не хочу, чтобы потом мне было плохо, оттого, что сейчас будет хорошо. Мы оба ни себе, ни им ничего не докажем. Но нам с этим жить.

Прошло немало времени, прежде чем в ответ донеслось устало-задумчивое:

– Знаешь, а в тебе тоже что-то есть. – Фаня застегнулась и на миг оглянулась на скрытую в темноте машину. – Настоящее. Только оно боится само себя.

– Пойдем спать? – Ник указал подбородком на палатки.

– Да.

Четыре ноги делали вид, что слушаются хозяев, хотя двигались по собственному усмотрению. Открывая палатку, Ник вспомнил, что не удосужился узнать, как договорились с размещением. Спрашивать было поздно. Он пропустил Фаню вперед, надеясь, что, как обычно, все устроится само собой.

Фаня легла на свободный матрас, на другом Рита спала между Мироном и Аскером – она обнимала первого, второй похрапывал сзади, забросив на нее руку и ногу.

– Ночью прохладно, а одеял нет, – объяснила Фаня застывшему на пороге Нику. – Рита сказала, что джентльмены, если они джентльмены, обязаны не дать дамам погибнуть от холода. Ты меня не бросишь в беде?

Ник аккуратно пристроился у нее за спиной.

– Спасибо, – сказала Фаня.

– Ты меня тоже греешь, так что взаимно.

– Не за это. Сам знаешь, за что.

Ник промолчал. Последние шаги к палатке он уже корил себя за «слабость», сейчас живое тело в руках сулило быстрое счастье, колени упирались в широкие бедра, в районе паха елозило нечто мягкое и ненасытное.

«Спасибо» все расставило по местам. Он не Толик. Точка.

Глава 7

Купальники, плот и амбалы

Утро началось с того, что девчонки искали купальники. Вечером их оставили сушиться на палатках. От ругани покраснели бы грузчики, особенно доставалось парням – подозрения в первую очередь падали на них.

– Если сейчас же не вернете… – несся угрожающий голос Риты из-за палаток.

– Да, отдавайте, пока мы добрые, – вторила Фаня, бродившая где-то рядом с Ритой, – или включу злопамятность на максимум, а фантазию выставлю на половину. Кто меня знает, поймет, что это больше, чем может вынести вменяемая особь, если имеет интерес остаться вменяемой.

Оленька чуть не плакала:

– Пошутили, и хватит. Ну пожалуйста!

Из небогатой семьи, она, видимо, основательно вложилась в эту деталь туалета и теперь в трансе поджаривалась на внутреннем огне.

– Может, ветром унесло? – успокаивал Бизончик.

– Везде смотрели, всю округу обошли!

– Тогда соседи утащили.

Нику показалось, что Бизончик в курсе событий. Или допускает некую возможность, влезать в которую не жаждет. Если так, то в деле однозначно замешан Толик.

Ник поглядел на соседей. Мирон спросонья тер глаза, Аскер разминался – крутимый ногами «велосипед» едва не сносил полог палатки.

– Соседи нас по дружбе едой завалили, – донесся голос Анфисы.

– Наверное, не просто так, – отозвался Бизончик. – С чего вдруг такой страстью к нам воспылали?

– Не к вам, а к нам, – отбрила Фаня.

– Или чтобы туда, куда им надо, налегке идти, – деловито дополнила Рита.

– А по пути чужое прихватили, – не успокоился Бизончик, – в качестве компенсации. Чтобы было, что вспомнить.

Всех заткнула Анфиса:

– Соседям будет, что вспомнить. За подарки я с ними расплатилась.

Над лагерем повисла тишина.

– Каждый думает в меру собственной распущенности. – Анфиса расхохоталась. – А я лишь обменяла панем на цирцензес.

– Чего? – не поняла Оленька.

– «Хлеба и зрелищ» – два единственных требования римского плебса, – пояснила Рита.

– Господа патриции и патрицианки, а может, с купальниками – как с шампурами? – предположил Юрец.

Ухмылявшийся тон позволил думать именно на него. Но что с него взять? Пока не сознается, взятки гладки. Даже если найти искомое в его вещах, скажет – подбросили. Скользкий тип, и связываться – себе дороже.