Страшная граница 2000. Часть 1
Отелло весело улыбнулся:
– Это вам не дают. А консорциуму дадут и пятсот тысяч, и миллион долларов! У нас, кстати, свои заводы железобетонных изделий есть. Так что построим вам оборону, не волнуйтесь!
Перестав скалить безоснежные зубы, мавр строго глянул на меня:
– Товарищ подполковник! Начинаем Ваш допрос! Вопрос первый. Что Вы делали в минометной батарее?
Пока Отелло рассказывал о фортсооружениях, я выработал тактику действия. Сделав серьезную морду лица, я показал на свою голову и перешел на туркменский язык:
– Контузия! Мен миллетим туркмен! Сыз туркмен дили бильянми? Мен рус дили аз бильярын. Рус язик мало-мало знает!
Особист улыбнулся и пояснил мавру:
– Он говорит, что туркмен он. И нам так говорил. Переводчик нужен. Есть у Вас переводчик?
Мавр не был туркменом и не знал туркменского. На этом допрос и закончился.
Я пошел спать. У входа в госпитальную палатку оглянулся. На склоне, сразу за мусульманским кладбищем, солдаты рыскали, уткнув миноискатели в землю.
Вздохнув, я залез на облезлую койку и задремал.
Из полудремы меня вывели истошные крики снаружи. Я выглянул. У открытого борта «Шишиги» («Газ-66») – сумятица и беготня. Солдаты быстро вытаскивали из грузовика раненых бойцов. Уложив на носилки, мчались в операционную.
– Что, боестолкновение?! – подошел я поближе.
– Ага! Два, бл..дь! – злобно ответил капитан, старший машины.
Оглянувшись на меня, он смягчился:
– А, это Вы, товарищ полковник! Это Вы были в бою! А эти – не были. Как только бошки их тупые, бл..дь, не поотрывало! Генералы, бл..дь! Форель, бл..дь!
– Что за форель?
Матюкаясь и отплевываясь, капитан рассказал о ЧеПэ.
Дело было так. Генерал, приданный от Москвы для контроля за созданием Итум-Калинского погранотряда, заскучал. И решил поехать на рыбалку. Сказали ему, что в бурных водах речки Бастыхи, что впадает в ревущий Аргун, водится агромадная жирная форель.
А тут еще из Москвы пожаловал важный гость – начальник Консорциума «Граница» полковник Калинкин. «НАТОвский» камуфляж и «разгрузка» сидели на нем странно, как седло на корове. Но он грозно топорщил свои жидкие усики, пучил глаза и важно посматривал на своих телохранителей. На их фоне полковник смотрелся крайне жалко. Три огромных мордоворота, и между ними затерялся маленький пухлый толстячок.
Калинкин поехал на рыбалку со своими мордоворотами. Генерал взял бойца с автоматом и двух поваров из генеральской столовой.
На двух «УАЗах» они спустились с Тусхароя вниз, к Аргуну. Нашли рыбное место, начали метать блесну.
Поварята разожгли костер. Изготовили «к бою» казан, ложки-поварешки. Ну а пока дожидались генеральского улова, решили сделать фотоснимки. Боевые. С двумя автоматами наперевес. Чтоб как Рэмбо в джунглях Амазонки.
Нашли на тропе красивое место, дабы сзади виднелись заснеженные грозные горы. И попросили охранника Калинкина заснять их мужественные лица.
Мол, в погранотряде они у котла да тушенки. А тут можно пофоткаться на славу. И домой послать. Мы, мол, в жестоком бою. Отражаем набег злых чечен!
Не знали поварята, что место их «фотки» только вчера заминировали наши саперы. Чтобы генеральской рыбалке не помешали злые чечены.
Вот и вляпались воины в эти самые мины! Повару мгновенно оторвало ступню. Охранник бросился на землю. И подорвался на мине. Кисть руки ему срезало.
Пока капитан рассказывал, к нам подбежал подполковник из пресслужбы округа. Ливанкин.
– Капитан! – возбужденно пропищал он. – Мы готовим сообщение для прессы. Как Ваша фамилия? Вы тоже – участник боя.
– Какого боя? – удивился капитан.
– Который сейчас! Боевики устроили засаду, узнав о генерале из Москвы и полковнике из консорциума «Граница». Чечены, имея численное премущество, открыли массированный огонь. Тяжелые ранения получили бойцы отряда. Генерал руководил боем. За что и представлен к Ордену Мужества. Все участники боя представлены к награждению медалью «За отвагу».
Капитан злобно сплюнул:
– Меня не надо писать!
В это время мимо шли полковники – москвичи. Замполиты, так сказать. Морозов покосился на меня и обратился к Ливанкину:
– На обед идете?
– Конечно! – радостно сообщил тот, присоединяясь к дружной стае голодных пролетариев умственного труда.
Капитан злобно прошептал, глядя им вслед:
– Бля! В генеральскую столовую поперлись! Не хотят их высочества парашу жрать в офицерской столовке!
Повернувшись ко мне, он предложил:
– Пойдемте и мы кушать диетическую манную кашку!
Отказываться было неудобно. Хотя мои ангелы-хранители из Группы медицинского усиления категорически запретили мне посещать эту самую офицерскую столовку. Ну и тем паче – солдатскую. Чтобы, значить, не подорвать здоровье.
Но я мужественно пошел за капитаном. Чтоб не думал, что я такая же сволочь, как Ливанкин и другие «поллитрабочие».
Однако, зайдя в грязную сырую палатку, названную по недоразумению офицерским общепитом, я задумался.
За перегородкой повар шлепал в миски какую-то вязкую дрянь.
– Это что? – настороженно спросил я повара.
– Каша перловая с тушенкой! – недовольно пробурчал он. – Вы что, сами не видите?
– «Дробь шестнадцать» вижу. То есть перловку. А мясо где?
Повар пробурчал что-то невнятное и тыкнул пальцем наверх:
– Это туда вопрос. Что они дают, то и есть.
Ответ меня устроил. Он позволил ретироваться из этого храма роскоши и чревоугодия тихо и мирно, не вызывая ненависти офицеров.
Капитан в это время брезгливо тыкал ложкой в перловую дрянь, пытаясь отыскать запах мяса.
– Пойду выяснять! – объявил я и радостно ретировался.
И действительно пошел выяснять, куда подевался мясной дух из диетического блюда тыловых товарищей.
У огромного бака стоял повар – контрактник, держа наперевес огромный черпак.
– Товарищ повар! – обратился я. – Что за диетическое блюдо у вас? Для кого?
– Эт для личного состава. – ответил он. – Макароны с тушонкой.
Заглянув внутрь емкости, я удивился:
– Это какая-то черная вода с макаронами. А мясо где?
Повар обиженно метнул взгляд на мои подполковничьи погоны. Немного посопев, он отставил свою «пушку» и полез в какой-то коробок:
– Вы думаете, я украл мясо?! Обижаете!
Достав консервную банку без этикетки, он быстро ее вскрыл:
– Вот оно, мясо! Я не воровал!
Внутри мяса не было. Бультыхалось что-то желатинообразное, наподобие столярного клея.
– Это что, столярный клей? – спросил я.
– Это – тушонка высшего сорта! – возмущенно ответил солдат.
Тут меня осенило. В старгопольском Роспотребнадзоре мне что-то говорили о подмене и пересортице. Схема мошенников проста как пять копеек: по контракту идет наивысший сорт, по наивысшей цене, а реально поставляют самый низший сорт, иногда и откровенный брак.
– Вас я не обвиняю! – успокоил я повара. – Вы если и похитите пару банок, ничего страшного. Здесь, похоже, более масштабное воровство. Вагонами! Читали «Золотой теленок»? На чем сделал свои миллионы Корейко? Вагоны продовольствия уворовывал!
Взяв у повара три банки странной тушонки и кипу бумажных ленточек, на которых прописывался состав этой бурды, я пошел на обед. Конечно, не в офицерскую столовку. Зачем мне подрывать свое драгоценное здоровье!
– Приятного аппетита! – вежливо сказал я, откинув полог генеральской столовой.
Полковники-москичи радостно заулыбались. И только подполковник Ливанкин, сидящий у входа, злобно зашипел:
– Иди отсюда! Кто тебя приглашал?!
Я посмотрел на полковника Морозова:
– Товарищ полковник! Большая просьба! Пожалуйста, разъясните пресслужбе, что я – офицер центрального аппарата пограничной службы России. Товарищ не понимает!
Присмотрев свободное местечно, я пролез за стол. Повар тут же принес на подносе ароматный борщ, присыпанный свежим укропчиком. Следом – тарелку картофельного пюре с огромной котлетой.
Ливанкин злобно посматривал на меня. Наверное, выдумывая очередную ябеду на меня. Очень уж морда была кривоскошенной.
У полковника Морозова морда лица тоже была недоброй. И какой-то распухшей.
Откусив котлету, Морозов тихо застонал. Схватившись за щеку, он встал:
– Извините! Всю ночь зуб болел. Пойду лечить.
Через пять минут он появился на пороге столовой. Ошарашенно глядя на офицеров, промычал:
– У них тут ничего нет! Даже таблетки анальгина нет! Зубник меня смотреть даже не стал. Говорит, нет лекарств. Возьмите, говорит, у повара соду, и полоскайте! Бред какой-то!
Я торжествующе посмотрел на него:
– Наконец-то вы увидели реальность! А то пресслужба вам всем дует в уши, как прекрасно здесь. Я же вам говорил, что солдаты на границе лечатся от гриппа корнями и ветками шиповника! Тыловики все лекарства куда-то дели! Вы понимаете? Россия в космос заехала, а тут элементарных таблеток нет!
– Прекрати свою агитацию! – заорал вдруг Ливанкин. – Мятежный, блин, корреспондент! Без тебя товарищи офицеры все знают! Иди отсюда!
Чтобы не продолжать перепалку, я, как обычно, перешел на туркменский. Пожелал приятного аппетита:
– Ишдяниз ачык болсун, елдашлар!
Что с ними говорить, ежли все и так знают.
Знают, сюки, но мер не принимают!
А через полчаса меня уже требовал к себе генерал Городиркин. Ливанкин успел ему наябедничать!
Показывая на колонну «Камазов» и БТРов на окраине отряда, генерал приказал:
– Ильин, твою мать! Железноводский ПОГОН убывает к месту дислокации. Ты, бл..дь, следуешь с ними. С глаз моих, на х..й! Нечего здесь рыскать! Садись в «УАЗ» к замполиту! Доедешь до Пятигорска, и своим ходом – в госпиталь!
Колонна тронулась. По серпантину узкой дороги мы спустилась к первому блок-посту. Все тихо-спокойно. Можно подремать.
Но только-только миновали Итум-Кале и втянулись в ущелье, передовой дозор сообщил о помехе:
– Здесь новый блок-пост! Требуют остановиться для досмотра!
– Засада! Прорывайся! – послышался в эфире голос начальника отряда.
Через минуту там, впереди колонны, раздался мощный взрыв. Похоже, передний БТР подорвался на фугасе. И сразу сверху, из густых зарослей кустарника, на колонну обрушился шквал огня.
Солдаты посыпались с «брони», занимая позиции за камнями и деревьями. Автоматные трассеры резали дорогу вдоль и поперек, не давая шансов выжить. Грохотали разрывы гранат.
Неожиданно для всех дорога вздыбилась мощными разрывами. Мелкое крошево битых камней секло бойцов, укрывшихся на обочине. Они матюкались, понимая, что попали «под раздачу» своих же артиллеристов, только пехотных.
И тут же – мощный взрыв! Грузовик, загруженный какими-то ящиками, разлетелся на куски. Искореженный остов бросило вниз, в ущелье, в бурные воды Аргуна.
Взрывной волной меня швырнуло вниз, к реке. От падения с обрыва спасло деревце, вцепившееся корнями в скалу.
И вдруг – тишина! Снаряды перестали рвать дорогу и скалы, трассеры пуль иссякли. Что это? Я осторожно выглянул.
– К машинам! К машинам! – слышались команды.
Солдаты, настороженно оглядывая склоны гор, собирались у «Камазов».
Замполит, подполковник Троян, громко матерился:
– Ошибка вышла! Прокуратура, мать иху за ногу! Проверку решила нам сделать! Что мы там везем запрещенного! Ага! Золото чеченского рыцаря вывозим!
Какие-то неизвестные подошли к строю, поговорили с командованием. И сразу – приказ:
– Вещи – к досмотру!
Но, перетряхнув вещмешки, ничего подозрительного не обнаружили. Приказали раздеться до трусов. Тоже – впустую. Просмотрели машины. Тоже – пусто!
Что они искали, следователи прокуратуры не сообщили. Но отпустили с миром. Благо потерь, за исключением легкораненых, не было. На замену подбитому БТР из отряда пригнали новый. И – в путь! К обеду надо оказаться в Ханкале, на ночевке.
Подполковник Троян матюкался в «УАЗике» недолго. Махнув рукой, он стал смотреть в окно. Ну а я, глядя на заснеженные горные вершины, вдруг подумал:
«На Зюльфагар совсем не похоже!»
Вспомнил, на свою голову! Контуженную голову! Как ни пытался отогнать видения, ничего не получалось. Как его забыть, этот давний раскаленный Зульфагар!
глава 3
ЗУЛЬФАГАР
В моей голове плыли величественные, мощные аккорды «Полета кондора». Я сам – эта гордая огромная птица! И зорко вглядываюсь в раскаленные туркменские горы. Гигантская паутина мрачных ущелий опутывает знаменитый район «Золотого треугольника».
Этому методу меня научил Иван Дорохов, мой лучший друг. Метод очень странный и загадочный, но позволяющий наверняка вычислять время и место контрабандных наркокараванов, ползущих по тайным тропам на стыке границ Туркмении, Ирана и Афганистана.
«Золотой треугольник» успешно использовали всегда, еще со времен Советского Союза. Метод был прост, как все гениальное. Если на пути каравана выставляли засаду туркменская сторона, караван уходил к иранцам. Если иранцы готовили бой, наркокурьеры уходили в Афганистан. И так – до бесконечности!
Однако «лафа» их закончилась с появлением на границе русского Ивана. Моего друга. Его странный метод поставил под угрозу всю, налаженную десятилетиями, стройную систему поставки наркотиков. Угроза была такая, что нещадно расстреливались любые наркокурьеры, заподозренные в предательстве.
Может, это предательство имело место быть, но только неумышленное. Не зря добродушный голубоглазый увалень Ваня превращался в крепкого бородача-афганца и пропадал неделю, а то и больше, в одному ему ведомых пуштунских кочевьях. И ни одна контрразведочная «баба Яга» не могла учуять его русского духа.
Наверное, судьба миловала Дорохова. Но скорее всего, выручали его острый ум и высочайшая подготовка, наблюдательность, глубочайшие знания восточных обычаев и языков, интуиция и звериное чутье.
Все эти качества, а также способности Ивана к гипнозу позволяли их разведгруппе решать боевые задачи зачастую без всякого боя. Как было, например, в тот жаркий июльский день, когда неизвестные, прорезав кусачками дыру в сигнализационной системе на участке Тагтабазарского погранотряда, на мощном мотоцикле прорвались далеко вглубь туркменской пустыни.
Дорохов долго изучал карту местности, испещренную еле заметными ниточками верблюжьих троп. Советовался с ребятами из туркменского Комитета Госбезопасности. К удивлению туркмен, закрывал глаза и молча держал ладони над картой. Потом резко встал:
– Гит! («Едем»)!
И точно! Он вывел свою группу прямо к полуразрушенной ферме, жители которой рассказали о двух неизвестных, пару часов назад подходивших в поисках воды. И транспорт просили. А потом эти люди, похожие на афганских моджахедов, ушли на кошару к Амангельды, у которого имелся старенький «УАЗик».
– Ребята, похоже, очень серьезные! И задача у них более сложная и важная, чем простая перевозка наркоты! – сделал вывод Иван, выслушав местных и задав несколько вопросов, не относящихся, казалось бы, к теме.
Палящее жестокое солнце упало за дальние серо-желтые барханы. Пограничники, укрываясь за полупрозрачными кривыми деревцами саксаула, перебежками и ползком окружили войлочную юрту посреди пустыни.
Дорохов, став благодаря чабанскому халату настоящим туркменом, зашагал к белеющим у загона овцам. Выскочившие было навстречу огромные лохматые алабаи (туркменские овчарки -волкодавы) были остановлены криками подбежавшего подпаска. Следом вышел и Амангельды. Пригласил, согласно мусульманского Адата, ночного путника в юрту.
Бойцы, сжимая автоматы, с напряжением вслушивались в ночные шорохи пустыни, готовые в любую секунду сорваться на помощь командиру. Но приказ был железный: «Лежать тихо и ждать меня!»
Прошло много томительных минут, пока из юрты не послышался звук удара и следом за ним – условный свист.
Ворвавшись в юрту, бойцы увидели сладко храпевшего бородача, освещаемого отблесками костра. Чуть в стороне Иван связывал кому-то руки. Старик Амангельды сидел, свернув калачиком ноги, и невозмутимо пил чай.
– Как я и думал, птички эти – очень важные. Залетели аж из Пакистана! – говорил потом Дорохов, когда все сидели за дастарханом гостеприимного чабана. – И прошли, видать, хорошую спецподготовку. Особенно один. Его я не смог усыпить! Он сразу понял, что никакой я не чабан! Вот и сидели мы с ним, смотрели в глаза. Кто кого осилит, переборет. Тяжело нам, ребята, придется. Такие спецы повадились ходить! Думаю, этими спецами разбрасываться не станут, слишком они ценные!
Эх, Иван! Ты и сам был слишком ценным специалистом, чтобы голова твоя не была оценена. Пришла информация, что нужен ты мождахедам только живой. Но это обстоятельство и губило «охотников», потому что пленить тебя было невозможно.
Пятнадцатое августа 1995 года мы с Иваном встречали на погранзаставе «Инджирли- Чешме», упрятанной в блиндажи еще со времен советско-афганской войны. Данных о готовящихся перейти границу караванах не было, но душа Ивана чувствовала беспокойство.
Неожиданно из погранотряда поступила команда: встретиться с очень надежным, как подчеркивалось в телефонограмме, афганским информатором. Встреча – в одном из отрогов Зюльфагарского хребта. Ивана настораживало, что информатор был незнакомым. Это вызывало тревогу.
Дорохов не раз бывал на той стороне, и никогда спокойствие и уверенность его не покидали. Теперь-то что тревожиться? Территория – своя, хоть и на стыке трех границ. Чего волноваться?
– Да ты, брат, просто устал! -пытался я отвлечь друга. – Давай лучше споем! А? Любо братцы, любо, любо братцы жить…
– Подожди! Дай подумать! – Иван достал карту местности, которую он давно изучил вдоль и поперек. Почесывая подбородок, всмотрелся.
– Что-то не так! – задумчиво произнес он. – Непонятно, зачем афганцу выходить именно в эту точку! Очень подозрительно!
Подозрение усилилось после сообщения о серьезной неисправности заставского «УАЗика», еще вчера резво карабкавшегося по самым крутых склонам.
Но времени на глубокие размышления не оставалось. Время поджимало, требовало немедленного выезда.
Иван привычно сел за руль. Я – рядом. Сзади – четыре солдата (пулеметный расчет, гранатометчик и снайпер). И машина разведотдела рванула в горы.
Часа полтора мы петляли по узкому серпантину дороги, привычно и спокойно заглядывая в бездонные пропасти ущелий, разинувшие злобную пасть в сантиметре от колес. А солнце все сильнее раскаляло и расплавляло это древнее мертвое пространство.
Иван знал дорогу как свои пять пальцев. Поэтому наш «УАЗик», вывернув за очередную скалу, чуть не врезался в невесть откуда взявшуюся глыбу. Тормози!
И тут же под задними колесами прогремел взрыв. Ударной волной нас с Иваном выбросило на дорогу.
Мы перекатились за камни, изготовившись к бою. Бойцы лежали возле горящего «УАЗ"а, не подавали признаков жизни.
Понятно, что засада – именно на Ивана. Но почему нет града пуль? Лишь трещит горящая машина.
Не переставая внимательно оглядывать горные склоны, мы быстро разрывали перевязочные пакеты. Ивану осколками раздробило правую ступню, а мне срезало палец на левой руке.
Перевязаться мы не успели. Рядом с моим носом камень раскрошила снайперская пуля. У Ивана – та же песня! Били прицельно, сразу с двух сторон узкого ущелья.
– Странно! Почему не попадают? – крикнул я. – Мы – как в тире!
– Живыми брать будут! – ответил Иван, перетягивая жгутом ногу. – Значит, выберемся! Давай сюда! Рука твоя в крови!
Но тут же, многократно отраженное горным эхом, раздалось просительно-мяукающее:
– Ванья! Доганым («брат»)! Сдавайся! Ты наш гость! Бросай автомат! На дорога иди!
– Смотри! По-русски как шпарит! – удивился я. И тут же получил пулю – в ногу, выше колена.
Схватив меня за здоровую руку, Иван бросился в сторону, за чахлый куст. Внизу, совсем рядом, начиналась крутая осыпь.
Мы ринулись вниз. Пока стремительно скользили в густой пыли, по нам открыли огонь «духи», засевшие где-то поблизости. Но стреляли, похоже, беспокояще, выжидая окончания спуска «шурави».
А внизу было спасение, хоть и временное! Осыпь притащила нас на скальный выступ, козырьком выступавший вперед.
Козырек был изрезан ресщелинами, в которых можно было укрыться. И даже заползти под сам выступ.
От большой потери крови, жары и напряжения у меня кружилась голова. Иван, несмотря на серьезное ранение, открыл по возникающим сверху фигуркам огонь. Заставив их спрятаться, он быстро перевязал мне кисть руки. Рану ноги пришлось пока оставить.
– Давай вниз! Там пещера! – прошептал Иван. – Качай энергию! Качай! А теперь – вниз! Я держу!
Отстегнув от автомата ремень, он лег на кромку обрыва, помогая мне медленно спускаться вниз.
Уцепившись здоровой рукой за ствол автомата, морщась от боли, я нащупывал точку опоры.
– Есть пещера! – воскликнул я, став на узенький, но устойчивый выступ скалы. Быстро глянул. Совсем рядом темнел узкий лаз. А внизу, чуть в стороне, бушевал огромный водопад.
«Вот оно, спасение!» – думал я, подставляя здоровую руку под каблук начавшего спуск друга.
– Ниже уходим! Здесь опасно! – прошипел Дорохов, когда спустился к пещерке. – Теперь я полезу. Мне легче. Чтоб на спуске тебя держать. Я ж толще тебя! Я пошел! Держи!
Иван, осторожно нащупывая опору на почти отвесной скале, полез туда, где темнела узкая щель. Я держал его, вцепившись правой рукой в ремень автомата. Левой, раненой, я ухватился за каменный выступ. Кровь сочилась сквозь бинт. Сильная боль пульсировала в оторванном пальце. Но я. матерясь про себя, держал друга!
И вдруг – резкий рывок! Я чуть не соскользнул в бездну! Это Иван неудачно наступил на предательски скользкий камень. И сорвался вниз!
Но страховка, хоть и примитивная, спасла его. Он держался за ремень и ногами пытался найти опору. И не мог.
Я удерживал друга, вжимаясь в скальную полку. Но медленно и верно скользил к обрыву. Рыча и матерясь, я тщетно хватался искореженной и мокрой от крови рукой за глыбу известняка.
Еще чуть-чуть, и мы вместе рухнем вниз. Прямо в ревущий водопад!
Ивану хватило доли секунды. чтобы принять решение.
– За меня… не бойся! – прохрипел он. И выпустил из рук автомат.
Дальнейшее я не помнил. На второй день меня нашли в пещере пограничники разведпоисковой группы.
Потом был госпиталь. И страшный психический срыв из-за самообвинения в гибели друга. И седина, нежданно побелившая голову.
А Ивана найти так и не смогли. Да и поисковую операцию, выполняя приказ свыше, свернули очень уж рано.
А потом у пуштунов в Афганистане появился какой-то сверхзасекреченный инструктор с голубыми глазами. Наверное, американец. Благодаря его работе пуштуны потеснили дустумовцев по всем фронтам.
«Может, это Иван?» – думал я. И готовился «самоходом» перебраться в Афган и проверить это. Но сразу после госпиталя меня неожиданно перевели сюда, на Кавказ.
глава 4
Полковник «в законе»
Старгопольский гарнизонный военный суд в пятый раз откладывал заседание. Очень уж трудной оказалась задача.
Майор Винокуров требовал от командования положенного по закону жилья. В Москве. Командование, в лице начальника военного училища, упиралось рогами и зубами. И не давало жилья. Пришлось майору искать защиты в суде.
Ну а судья никак не мог решить сложнейшую задачу – в чью же пользу вынести решение. В пользу обычного майора? Или генерал-майора, командира части?
Трудность состояла в том, что майора защищал закон, а командира части – высокая должность и звание.
Вот и откладывал судья заседания. Надеясь, что майору все надоест. И продолжит он свое многолетнее житие в гнилой общажной комнатушке-клетушке.
Но майор оказался настырным. Видя попытки заволокитить дело, Винокуров вышел на Уполномоченного по правам человека в Ставропольком крае Алексея Селюкова.
Меня, как помощника Омбудсмена по военным вопросам, и отрядили в помощь настырному майору.
Очень интересно было вникать в хитросплетения военно-судейской системы. Благо, судья Мкртчан не препятствовал. Лишь спрашивал, кто я такой. И в каком качестве присутствую.
Я был краток:
– Слушатель. Просто слушатель.
Судья немного морщился, но ничего не говорил. Заседание-то открытое.
Но однажды что-то пошло не так.
После заседания суда мы с майором стояли на крыльце военсуда. Мирно обсуждали действия Мкртчана, никого не трогали.
Дверь лязгнула, и худенький солдат высунул нос:
– Товарищ подполковник! Вас просит зайти председатель суда полковник юстиции Пигункин.
– Да? А что случилось?
– Не знаю. Мне приказано позвать.
Под конвоем солдатика я подошел к самой большой и красивой двери военсуда. Золотая табличка уведомляла, что здесь базируется предводитель суда Феодор Пигункин. А секретарем у него – ефрейтор Алена Авдейкина.
