Следующая станция

Харис тут же помрачнел. Показалось, что он передумал, но это было не так. Все дело обстояло в другом, по всей видимости, Харис отправился в мысленное путешествие по закоулкам своей памяти.

– Мистер Харис?

– Да. – выговорил он слабым едва слышимым голосом.

– Я готов записать вашу историю.

– С чего бы начать?

– Вам решать. Можно перейти прямо к сути, а можно рассказать о событиях до определённого происшествия.

– Как вы догадались, что это трагедия?

– Просто предположил.

– Хорошо. Давайте начнем с короткого описания моей жизни, а после мы потихоньку подберемся к главной мысли.

– Вы здесь начальник, я всего лишь писарь.

Кайлеб положил ладонь на край листка и, держа в другой руке карандаш, приготовился записать все, что ему сообщат.

***

Тогда я был так молод. Мне не было еще пятнадцати лет, когда я поднялся на борт своего первого корабля. Не спорю было тяжело. Поступил я обычным матросом. Ходили мы по долгу. Единственной отрадой было, что у меня не осталось никого из близких, поэтому сердце мое не тосковало.

С годами я становился все старше и умнее. В общем, со временем я дослужился до звания боцмана. Всех матросов в кулаке держал. Следил за погрузкой и выгрузкой груза, а также за исправностью многих механизмов на корабле, как и якоря, так и компаса.

Матросы и офицеры мне доверяли, а я доверял им в свою очередь. Но в один прекрасный момент старпом поссорился с капитаном и ночью произошел бунт. Капитан и некоторые офицеры были убиты. Я не знал, что мне делать. Офицерский состав был в меньшинстве, но поддерживать бунтарей я тоже не собирался. В итоге я просто выпрыгнул за борт.

Мы тогда совсем не далеко ушли от берега. Схватившись за пустую бочку, я качался до самого утра, пока одно торговое судно меня не подобрало.

Подняв меня на палубу, они привили меня в чувство и дали немного виски. Я огляделся и понял, кто меня окружает. Это конечно не пираты, но тоже своеобразные личности, то оказались контрабандисты. Все знали кто они такие, но столкнувшись с ними на суше, ты и не поймешь кто перед тобой обычный моряк или «полу пират».

Они стали расспрашивать меня, каким образом я очутился в море. Рассказ мой ничем не отличался от того, что я сказал ранее, кроме, конечно, концовки. Я сказал, что между мной и одним из матросов завязалась драка, но тут корабль качнуло и меня выбросило за борт.

Контрабандисты не очень мне поверили, но допрашивать больше не стали. Затем капитан сообщил мне, что зайцев они не возят, а значит, я должен отработать дорогу. С тяжестью на сердце я согласился, но кто их знает, что бы они со мной сделали в случае отказа.

Мы добрались до ближайшего порта, и капитан отвел меня поболтать на баке. Он сказал, что в мою историю с бунтом не верит и сказал, что не он один разделяет такое мнение, но все же работаю я хорошо и он готов меня оставить на своем судне.

Я стал быстро прокручивать в своей голове возможные последствия. Как я прихожу в торговую организацию, на которую я работал и рассказываю сказку, что сам выдумал. Конечно, можно было бы поработать над деталями, но исход один. В худшем случае я отправлюсь на эшафот, в лучшем мне сорвут рукава как трусу и не на одно судно меня больше не возьмут.

Я полюбил море, полюбил больше чем сушу. Прохладный ветер, колыхающий волосы, соленые брызги моря, что падают тебе на лицо, громовое черное небо перед штормом, я бы никогда в жизни не поменял все это на пыль траву и жизнь в деревне или в городе. Пожав руки, я принялся за разгрузку корабля.

Я много где побывал. У берегов Африки, обоих Америк, а один раз мы причалили к одному из портов Японии. Моя жизнь была удивительной и в то же время опасной. Контрабанда опасное дело, но очень прибыльное. На торговом судне я бы и в жизни столько не заработал, как на этом корабле.

Спустя два года я добился доверия капитана, и он назначил меня боцманом вместо предыдущего человека, что был убит при передаче груза. Нас выследили сотрудники таможни, мы еще не успели его передать, как те стали палить в разные стороны. Помню, мы еле тогда удрали. Потеряли груз и стоянку, а еще и репутацию. Больше с нами в тех краях не хотели вести дел, и нам пришлось искать новое пристанище.

Прогресс шел в гору, в морях появлялись все более быстрые и мощные корабли и в итоге окончательно вытеснили парусники. Лишь самые нищие торговые организации пользовались парусными кораблями. Но с годами все больше и больше загибались и, в конце концов, банкротились.

Наше судно было парусным, и капитан понимал, что его срок подходит к концу. Капитан ослаб духом и стал много пить, работы толком не было, а если и попадалась, то был большой риск быть убитым при выполнении той или иной задачи. Команда перестала доверять капитану, и все произошло по тому же сценарию.

Ночью произошел бунт. Меня вновь не тронули, потому, как я был один из организаторов этого бунта. Некоторые офицеры и часть команды были убиты. Капитан же не противился своей участи. Приставив к виску дуло пистолета, он всех нас проклял. Спустил курок и вывалился за борт, а после началось самое страшное.

Налетел страшнейший шторм. Таких я не видел еще в своей жизни. Ветер злобно завыл и стал поднимать волны все выше и выше. Судно стало раскачиваться, произнося жалобные стоны. У нас не было времени предпринять все необходимые меры, а даже если бы и было, то никто этого не стал бы делать. Сердца наши пылали после битвы, лица были в брызгах крови наших врагов и все было нам ни по чем.

Корабль стоял на якоре никто не стал его поднимать. Все рванули в трюм, потому как грот мачта переломилась у основания и полетела на наши бедные головы. Как только последний из нас спустился в трюм, мачта с треском упала и прижала выход из трюма. Мы оказались в ловушке.

Ветер все еще бушевал, но потом небо полыхнуло, и грянул гром, за ним тут же полил сильный дождь. Капли собирались в половицах палубы и, просачиваясь, стали капать в трюм. Мы подставили под капли ведра и тазы, чтобы выливать собранную воду за борт, но это не понадобилось, через время шторм утих и ушел на запад. Мы попытались вылезти из трюма, но грот было невозможно сдвинуть с места. Пару матросов вытащили абордажные топоры и принялись буквально прорубать себе путь. Через час мы все вылезли на палубу. Разруха была неимоверная. Остальные мачты были переломаны. Цепь, на которой держался якорь, лопнула, и теперь мы находились в дрейфе.

Проверив досконально корабль, мы поняли, что других повреждений не получили, но была одна небольшая странность – было невозможно определить наше место нахождения. Компас раскручивался в разные стороны, звезд на небе не было, единственное, что мы знали точно, так это где восток и запад, которые можно было определить по солнцу и больше ничего.

Шли мы почти неделю после этого злосчастного шторма. Никто не знал, куда нас приведет морская гладь, но все знали, что запасы провианта заканчиваются, и если мы в скором времени не ступим на сушу, то начнем тянуть жребий.

Как-то один морской волк рассказывал мне про жребий. Их судно побывало в похожей ситуации и спустя десять дней они стали тянуть спички. Способов существует множество, но общепринятый со спичками. Достается количество спичек равное количеству людей. Одна из спичек надламывается и прячется среди остальных. Затем все по очереди тянут спичку и тот, у кого короткая, будет съеден. Тот матрос сказал, что они успели сожрать двух людей перед тем как их спасли и каждый раз он не испытывал более сильного ужаса, чем во время жеребьевки.

На девятый день измученные палящим солнцем и отсутствием провианта мы начали плотоядно поглядывать друг на друга. У всех обитателей нашего корабля забегали глаза, ночи проходили долго и мучительно, потому как все боялись, что пока они будут спать, их прирежут. И вот настал тот час, чего все так боялись. Кто-то из матросов поднял вопрос о жеребьевке, говорил он тихо, но уверенно, все приводимые им доводы были приняты за чистую монету. Он говорил, что если мы не потянем жребий, то в скором времени будем падать замертво прямо на палубе. В итоге все согласились, рассчитывая на шанс выжить.

В ночь с одиннадцатого на двенадцатый день после шторма, мы спустились в трюм и второй помощник, а теперь уже старпом надламывал одну из спичек и вложил ее в ладонь вместе с остальными.

Он стал подходить к каждому из нас и заставлял вытягивать спички. Начал он с офицеров, я был последним, так как боцман младший офицер. Вытянув длинную, я возблагодарил небеса за подарок судьбы. Потом он двинулся к матросам. Первый из них вытянул короткую. Его глаза округлились в ужасе, он весь затрясся и стал рыдать. Потом он стал выкрикивать, что не все вытянули спички и возможно там есть еще одна короткая, но старпом раскрыл ладонь и дал ему понять, что коротких спичек больше нет. Матрос взревел, он попытался броситься на старпома, но в этот момент его ударили в бок ножом, и он, закричав, упал на пол и, извиваясь, стал умирать от потери крови.

Я вытер нож об рубаху и убрал его в чехол. Затем я приказал вынести труп на верхнюю палубу и освежевать его. Труп вынесли, но никто не хотел его разделывать. Тогда я вытянул из-за пазухи абордажный топор и принялся за дело. Через час мясо было отделено от костей, остальные уже разожгли печь, и я бросил мясо на печь.

В скором времени мы насытились до отвала, вот только того матроса хватило на один прием пищи. Мы были раздавлены и унижены. Каким же надо быть ублюдком, чтобы сожрать своего товарища, ради собственной шкуры. Мы надеялись, что его хватит на несколько дней, но съев все до кусочка, мы были до сих пор голодны. Появилось ощущение, что, вложив в рот человечину, мы никогда больше не насытимся. Бывший старпом, а теперь капитан, сказал, что следующей ночью мы снова проведем жеребьевку.

Наступила следующая кровавая ночь. Все, как и прошлый раз собрались в трюме. Забившись по углам стали ждать, когда старпом пройдет со спичками. Все пошло по кругу, как и прежде. Я вновь вытянул длинную и по щекам моим потекли слезы счастья. Мне повезло, что в трюме было достаточно темно, чтобы остальные не увидели моей слабости. Один, второй, третий матрос все вытягивали длинные. Когда осталось всего двое людей, что не тянули жребий, у всех вдруг появилась мысль, что старпом забыл поломать спичку или же сам Господь совершил чудо и поломанная спичка стала целой. Кто-то произносил имя всевышнего и молил, чтобы он не вытянул короткую. Тот матрос был последний, и теперь настала его очередь. Все, и он в том числе, понимали, к чему идет дело. Все вытянули длинные спички, а он последний, но, все же надеясь на чудо, он потянулся трясущимися руками к последней спичке сжатой в ладони старпома. Чтобы предотвратить панику я встал за спиной матроса с ножом в руках. Он достал короткую. Не успев произнести и слова, я ударил его ножом в спину и тот, испустив последний вопль, пал замертво.

И снова мяса надолго не хватило, и было решено встретиться в трюме и в эту ночь. Поедая второго матроса, я стал понимать, что страхи мои становятся явью, мы беспричинно убиваем, чтобы наесться, но чувства насыщения не было. Поедая все больше и больше человеческого мяса, мы становимся все голоднее и голоднее.

С каждой ночью команда уменьшалась все больше и больше. Мы же перестали вести счет времени, оставив четырнадцать зарубок, мы перестали ставить новые. С каждой ночью мы все больше дичали, в нас не осталось больше людей. Корабль призрак и команда у него была под стать, сплошь одни трупы, что не могут унять свое чрево. Теперь не только я убивал несчастных, многие иногда опережали меня и с кровожадностью волка наносили смертельный удар своей жертве. Мясо теперь я тоже не свежевал. Кто-то сказал, что я могу помереть в одну из ночей, и надо бы остальным научиться это делать. Никто не улыбался, никто теперь не радовался тому, что вытянул длинную спичку. В момент жеребьевки многие мечтали о смерти, но не тогда, когда она заканчивалась. Тут же потенциальные мертвецы становились ярыми любителями жизни. Никто теперь не спал. У всех под глазами появлялись огромные черные круги. Начала развиваться паранойя, все стали считать, что в скором времени жеребьевка больше не понадобиться и все начнут резать друг друга без разбора. Но вопреки настроениям на судне, жеребьевка продолжала идти, каждую ночь мы убивали очередного бедолагу.

И вот осталось нас всего трое. Капитана съели, старпома и второго помощника тоже. Я был единственным оставшимся офицером на борту. Никто больше не молил бога о спасении. Все мысли теперь обратились к дьяволу. Мы втроем понимали, что после наших прегрешений нет нам места в небесах, что души наши будут полыхать адским огнем до скончания веков.

И вот тогда-то я и обратился к нему, я воззвал его, когда один из матросов стал протягивать спички, но он не ответил мне. Я вычеркнул себя из жизни, теперь смерть кружила надо мной. Моля дьявола о снисхождении, я вытянул длинную спичку, не успел я опомниться, как один из матросов упал замертво. Мы стали рвать мясо на куски, больше мы не свежевали трупы, теперь мы вгрызались зубами в их плоть и, отрывая куски мяса, пытались их разжевать.

Что-то в том матросе было не так, его мясо было не красным и даже не розовым, оно гнило изнутри. Оторвав зубами кусок, я тут же его выплюнул из тела поднялись мошки и стали кружить вокруг нас. Мой товарищ по несчастью крикнул, что убитый сгнил и есть его нельзя, иначе и мы погибнем, он сказал, что нужно потянуть снова жребий.

И я услышал, я услышал его мелодично медовый голос. Он нашептывал мне на уха всего одно слово, всего одно. Я знал, что так и нужно поступить, я знал, что матрос не станет играть честно, я знал, что он обломает обе спички. Как только он отвернулся от меня, чтобы поломать спичку, я внял голосу и сделал, что он требовал.

Рванувшись на матроса сжимая в руке нож, я всадил лезвие по самую рукоять ему в горло. Он обмяк и упал перед моими ногами, из его руки выпало две поломанные спички. Я отбросил спички носом своего сапога и, упав на колени, стал рвать плоть. И вот оно, вот оно насыщение. Жадно отрывая все новый и новый кусок, я получал удовольствие, пришло чувство насыщения, я ел и рыдал от счастья. Как же долго я ждал этого момента. Вдоволь насытившись, я свалился на пол и стал глядеть на звезды. Сначала я не обратил на них внимания, но потом я только понял, за все время нашего дрейфа звезд мы не видели, а теперь они блестели, мерцали у меня перед глазами. Поднявшись на ноги, я решил выйти на верхнюю палубу. Наверху мне в лицо подул легкий прохладный ветерок. На лице моем появилась улыбка, я стал радоваться как малое дитя, а затем я увидел его.

Он стоял на баке глядел вдаль, а там, вдали виднелись огни маяка. Ветер трепал его волосы, он был худым и высоким, от него веяло силой. Подойдя ближе, я упал на колени и закричал во весь голос слова благодарности. Он смиловался надо мной, и я был этому несказанно рад.

Повернувшись, он опустил мне на плечо свою руку и улыбнулся мне. Он сказал, что я должен полностью покориться ему и тогда меня ждет спасение и великолепная жизнь. Я прижался лицом к его сапогам и стал целовать их. Тогда он попросил меня встать. Поднявшись, я понял, что стою совсем один на палубе. Оглядевшись, я никого не заметил.

Справа от меня пристало какое-то торговое судно. Люди с того судна стали спускаться на палубу. Завидев меня, они все поняли и, взяв меня под руки, перенесли на свой корабль. Я в последний раз видел тот проклятый корабль, когда мы от него отчалили и направились в сторону ближайшего порта.

Затем год я пробыл в тюрьме. Меня допрашивали, что произошло со мной и всей командой, я отвечал все, как было, кроме бунта. Сказал, что на нас налетел шторм и через некоторое время мы стали жрать друг друга. Затем был суд, а после меня отпустили на все четыре стороны. Я вернулся домой, сюда на остров Мэн. Здесь я устроился помощником паромщика. Через несколько лет я и сам стал паромщиком, а после скопил достаточно денег, чтобы купить себе этот паб и приобрел его в этом году.