Труп

Она ждала его больше двух часов. Он обещал заехать после репетиции. Все эти дни он как-то и возбужден, и озабочен… Точно он что скрывает от нее; но уж наверно не какую-нибудь радостную весть.

Голова так у ней закружилась, что она не услыхала звонка в передней. Горничная просунула голову в дверь и шепотом окликнула ее:

– Барышня!.. Лидия Кирилловна!

– Что такое?

Она с трудом овладела собой.

– К вам барин…

– Зачем же вы докладываете?.. Просите!

– Да не Анатолий Петрович… Вот карточку приказали отдать.

На карточке Ашимова прочла фамилию их адвоката. Она с ним никогда не встречалась. Все переговоры велись Анатолием Петровичем. Сначала она ценила эту деликатность; а потом жалела, что ее не допускают.

Быстро встала она с постели и приказала горничной просить в гостиную. Ее головокружение прошло сразу, и она успела поправить прическу перед трюмо.

У рояля увидала она человека немолодого, плотного, с седеющей бородой, в золотых очках, немного сутулого, в длинном сюртуке. Он смотрел скорее профессором, чем адвокатом.

Его взгляд – добрый и затуманенный – поверх очков прошелся по ней, и она сейчас же подумала: «он знает, в каком я положении».

Но это уже не смутило ее. Адвокат – сообщник, если не друг. Струев должен был много раз говорить ему, что им нельзя ждать, что положение ее отчаянное, как девушки из порядочного общества и будущей жены его.

– Анатолий Петрович, – заговорил он мягким тенорком, – просил меня заехать к вам, Лидия Кирилловна, и побеседовать.

– А он разве не будет? – живо спросила она, еще не подавая ему руки.

– Вероятно, позднее.

Они сели на тот самый диван, где, восемь месяцев назад, ее охватила роковая жалость к себе и Струеву.

– Имею честь отрекомендоваться, – сказал адвокат с добродушной усмешкой в глазах. – Для вас я был, до сих пор, звук пустой, или таинственный незнакомец, как в старинных романах писали.

С ним ей стало сразу очень ловко. Она тихо рассмеялась.

– Как здоровьице? – спросил он тоном домашнего доктора. – Анатолий Петрович говорил мне, что вы сильно волнуетесь и падаете духом. А это нехорошо. Смелым Бог владеет, и в каждом деле выдержка необходима.

«Разве ты только за этим ко мне пожаловал?» – резко остановила она его про себя.

– С чем же он вас посылает? – Ашимова поглядела на него пристально, почти строго.

– Да за разрешением одного – как бы это сказать деликатного вопроса… вопроса вашей совести.

«Почему же Анатолий сам не поставил мне этого вопроса?» – смущенно подумала она, но воздержалась от дальнейших вопросов.

«Значит, так надо», – кротко решила она, чувствуя, что с этим мягким посредником ей не придется воевать.

– Моей совести? – переспросила она и опустила свои густые ресницы.

– Так точно, Лидия Кирилловна. Вам положение дела известно не хуже, чем мне. Стало быть, я могу и не вдаваться в ненужные подробности.

– Конечно!

– Я не буду допрашивать вас и о том: кому принадлежала мысль произвести давление на госпожу Струеву насчет детей.

– Да разве Анатолий, – она не успела прибавить «Петрович», – начал действовать?

Это ее обрадовало, и она не устыдилась своего злорадного чувства. Ей понравилось и то, что Анатолий ничего не сказал ей об этом, не желая ее вмешивать в такой образ действий.

– Да-с, – ответил адвокат грустно и мягко.

– Через вас?

– Если угодно – через меня, хотя скажу вам в скобках, мне это было не особенно приятно… Я переслал Анне Семеновне письмо его и, с своей стороны, от всяких советов и застращиваний воздержался.

Он поглядел на нее опять поверх очков и в его взгляде она увидала затаенное сожаление.

VII

Тон адвоката обезоруживал ее, но в то же время ей не хотелось выходить из своего душевного настроения.

Нельзя было оставить без ответа и его мягкое допытывание насчет того – кто именно дал мысль действовать угрозой.

– У меня нет никакой нужды преследовать эту женщину, – заговорила она отрывисто, с пренебрежительной миной рта, – но надо же каким-нибудь путем довести ее до сожаления, сломить ее злую волю.

– Злую волю, – повторил адвокат. – Вы уверены в этом, Лидия Кирилловна?

– Боже мой!.. Это тянется целый год, и она не хочет понять, через что я проходила и прохожу…

Протяни он ей руку – она бы разрыдалась.

Но горделивая натура взяла тотчас же верх. Не станет она плакать!.. И без всяких жалоб всякий видит, каково ей.

Адвокат отвел лицо и сидел в такой позе, как будто он не решался ей что-то объявить.

– И, разумеется, Анатолий посылает вас с дурной вестью? – быстро спросила она.

– Лидия Кирилловна, матушка, – особенно мягко начал он и поглядел на нее своими кроткими глазами, где она не могла ничего прочесть. – Вы ясно изволите говорить: злая воля… И ее надо пожалеть, и в ее душу войти…

– Она не заслуживает этого!

– Погодите, милая барышня… минуточку… Ваше слово впереди… Ну, переслал я ей письмо Анатолия Петровича… Ответа нет. Он меня торопит… Я съездил в Москву… А уж куда мне не рука была, по правде сказать…

– И что же?

– Нашел ее в ужасном положении.