Жмудина. По твоему мнению, этого для покорения меня хватит?
Валюжный. Если бы я курил, я бы при тебе сигаретой затягивался. Выпускал бы дым.
Жмудина. И чего?
Валюжный. Выпускал бы и выпускал. Тебя бы не трогал.
Жмудина. Это от того, что привлекательности для тебя лишена?
Валюжный. Твои недостатки я вижу.
Полыгалов. Острой необходимости ее задевать у тебя не было. Почему ты нагрубил непосредственно ей? Чем наши остальные женщины ее лучше?
Валюжный. Они не выступали, и я о них не высказывался. Не они же говорили о подходах… что предполагает ухаживание, уламывание, ей бы на первом, кто ей через силу улыбнется, повиснуть и просить в постель ее тащить, а она на тех красоток, у которых от мужиков отбоя нет, равняется. Без знания подходов к ней не подступиться! Ну и гуляй себе в одиночестве. По береговой полосе. Слегка в воду зайдешь – не останавливайся. Еще пройди и плыви. Пока не утонешь.
Жмудина. Став раздувшейся утопленницей, мне страшнее не стать. Убедился? Я над своей внешностью иронизировать могу. А ты?
Валюжный. В приемлемой для меня форме нападки на меня я стерплю.
Жмудина. Но сам-то над собой пошутишь?
Валюжный. Наклонности у меня к этому не очень, но для вас я… я урод! Я дурак!
Глухов. Попугай кричит, что он дурак.
Лукинский. Когда-то попугай считался посредником между людьми и небесами.
Денисова. Волнистый или какаду?
Лукинский. Моя информация правдива, но детализировать ее мне суметь. Если мы вступим в прения, я не знаю, за кого мне стоять – за какаду или волнистого. У господина тюремщика орнитологической литературы под рукой не имеется?
Голос. Ответ на вопрос о попугае-посреднике нужно искать в эзотерических книгах. Ими я не обложен.
Малышев. А около вас что?
Голос. Мониторы.
Денисова. А ваше расположение, оно… над нами?
Голос. Сбоку от вас.
Глухов. Через какую стену?
Голос. Через непробиваемую. Ее вам не прошибить, а что до двери, то дверь в мою комнату выходит не к вам. Двери, что улавливаются вашим зрением, ведут в жилищные отсеки и комнату любви, куда я вас для ознакомления не впущу. В нее зайдут лишь готовые сношаться.
Лукинский. Посношавшимся вы свободу дадите?
Голос. Гарантирую!
Лукинский. А вас не пугает, что, вырвавшись, они напишут на вас заявление?
Голос. Подобное невозможно. О сношениях и вообще о том, что вы здесь побывали, вы даже не вспомните. Не превышая прежнюю дозу, я вновь обработаю вас газом и выведу на шоссе, откуда вы в условиях неопределенности начнете к себе добираться. Ваше мышление придет в беспорядок, но вы сориентируетесь раньше, чем пройдет вечность. Сейчас свои домашние адреса все помнят? Кто не помнит, пусть скажет. Если все молчок, значит все помнят. Думаю, вы не забудете ваши адреса и после повторного вдыхания газа. Вы люди здоровые! Как и я в мои двадцать лет. На мое двадцатилетие мне полагалось что-нибудь загадать, и когда я это сделал, мой часто болевший друг Витя спросил меня: «Что ты загадал?». А я весь спортивный, упругий, у меня и насморка-то с третьего класса не было… я ответил Вите, что загадал я здоровья. Ну и скрученный массой заболеваний Витя как заорет: «Куда тебя еще здоровья! Хватит уже!».
Действие второе.
В комнате мужчин двухъярусные кровати и женские фотографии – с ними и без них мужчины полеживают и похаживают.
Валюжный. Броуновское движение. Помимо открытия закономерностей этого движения, ботаник Роберт Браун установил различия между голосеменными и покрытосеменными растениями. А чего бы нам не раздеться догола и наших дамочек не покрыть? Их фотографии у нас на кроватях разложены, и нам бы пора определяться, кто из нас кого оприходует. На моей кровати у меня фото женщины с грубыми чертами лица… я готов с кем-то из вас поменяться. Мне же не обязательно спать с той, чью фотографию мне положили. Я вправе завалить ту, что произвела на меня наибольшее впечатление.
Полыгалов. Наименьшее устрашение.
Валюжный. Совершенно верно. Помучившись с выбором, я кого-нибудь себе подберу.
Лукинский. А ее согласие? Если твое предпочтение падет на условную Машу, это не приведет к тому, что и она тебя из всех изберет. Она может склониться ко мне или к мебельщику… или никого из нас не захотеть. И будем мы здесь торчать, как прикованные! Одна, ну две из пяти, чтобы отсюда улизнуть, с нами лягут, и парочка мужчин на волю выберется, а другим чего? За какие шансы цепляться?!
Полыгалов. За мечту, что женщинам здесь настолько осточертеет, что они и с тобой…
Глухов. Героически.
Полыгалов. В предельном состоянии. В нем она тебя не отпихнет.
Валюжный. Мне таких крайностей, знаете… моя женщина должна снимать трусы с радостью.
Глухов. Тебе нелегко.
Валюжный. А вам?
Глухов. И нам. Но мы с парнями в дебилизм не впадаем, а ты в трудную минуту представляешь из себя точную копию идиота.
Валюжный. Ну и чем же я подобную характеристику заслужил? По-вашему, от слияния с вами женщине удовольствия не полагается?
Малышев. Я бы мою без него не оставил.
Лукинский. Не побрезговал бы никакими гнусными ухищрениями, но удовлетворил. И вышел бы от нее с наградной лентой через плечо. Однако здесь наша награда лишь в том, чтобы оказаться не здесь, и относиться к женщинам с учетом их вкусов для нас сейчас неприемлемая роскошь. Я думаю, что и они тонкости своих желаний подомнут решимостью на воздух отсюда выползти. Та, что возляжет со мной, от оргазма не содрогнется, но и мне с ней от блаженства не застонать. Она ко мне прижмется, приобнимет, а воз и ныне там… при том, что виденные нами женщины изучены нами не полностью, я догадываюсь, что они не гурии. Ублажающие праведников в раю.
Глухов. Не в нашем раю.
Лукинский. В мусульманском. О наших райских кущах я с математической точностью скажу, что секса в них нет. Так определено Богом… «Иакова я возлюбил, а Исава возненавидел». Чьим-то чистым душам дозволено совокупляться, чьим-то отведено лишь прогуливаться и на природу глазеть, не нам с вами высочайшие законы устанавливать. Жребий у нас жалкий – что решено свыше, нам не отменить… нам даже роптать предосудительно. Но это все заявления общего характера. Если на нашей следующей встрече какая-нибудь из женщин промолвит, что ей до лампы с кем уединиться, кто из нас стопроцентный кандидат на первую связь? Кому хватит отваги себя показать?
Глухов. Мне.
Лукинский. Ну, иди.
Полыгалов. Когда он сказал, что пойдет, от сердца у тебя отлегло?
Лукинский. Ты составил обо мне неправильное мнение. Вперед всех я не рвусь из-за моей интеллигентности, а не потому, что я побаиваюсь быть с женщиной тет-а-тет. Придет моя очередь, и я слабины не дам.
Малышев. А я без любви не знаю, что смогу.