Гибрид Игл-Пиг

Полыгалов. Век живи – век учись.

Денисова. Чему?

Полыгалов. Мебель делать… я ее достаточно навыделывал. Из памяти не выбросить, сколько.

Жмудина. Качели мне для дачи состряпаешь?

Полыгалов. То, на чем сидят, я из дерева организую. За образец что брать?

Кобова. Сиденье для унитаза.

Жмудина. Раздельное извлечение слов тебе дается, но иногда приличней нечленораздельно мямлить.

Кобова. А ты наложи! Наложи на меня запрет говорить, что мне вздумается! Наложишь?

Жмудина. Я на тебя наплюю.

Кобова. А я тебе, если до меня долетит хоть капля твоей слюны, морду об стол расквашу! Всей пятерней за волосы схватив и носом вдарив!

Лукинский. Вы в ссоре. Для примирительной процедуры мы создадим согласительную комиссию. Кто в нее войдет? Вы, господин тюремщик, как насчет этого? Нам мирить их без вас?

Голос. Поругавшихся женщин необходимо друг от друга изолировать. Одну оставить здесь, а другую с кем-нибудь из мужчин отправить на любовное ложе. Из участвовавших в ругани кто на него пойдет?

Жмудина. Ради того, чтобы ее не видеть, я бы и со свиным хряком в навоз завалилась. Выберите мне мужчину, и я с ним пойду.

Голос. Вы не в планетарий пойдете – сексом заниматься.

Жмудина. Я поняла.

Голос. Получится ли у вас секс, зависит не от тебя, и просто взять и на кого-то указать, я не могу, ведь тот, кого я тебе назначу, может быть к тебе, скажем так, равнодушен.

Полыгалов. Это верно.

Малышев. К сожалению, у меня это место имеет.

Голос. Пусть даже самый неявный сексуальный интерес у кого-то к ней есть?

Лукинский. Они заявили, что они пас.

Голос. А у тебя к ней нечто просматривается?

Лукинский. Конкретно сейчас в штанах не прощупывается, но если заглянуть вперед… она не очень ужасна.

Жмудина. Мерси тебе. Уважил.

Действие восьмое.

В Комнате Любви Лукинский и Жмудина.

Лукинский. Встречные мы с тобой поезда.

Жмудина. Крушение нам следует устроить по возможности приятное.

Лукинский. Это уж как карта ляжет… еще будучи на свободе, я нацелился поесть каши, а отведал жюльен.

Жмудина. Качественный?

Лукинский. После первой ложки обратно не отправился.

Жмудина. А готовил тебе кто?

Лукинский. Приятель забежал. Какого чина и звания? Он по обработке зрительских запросов. Телевизионщик. Потокам телевизионного дерьма мы отчасти ему обязаны.

Жмудина. Я по телевизору эротику смотрю. Помимо обычных фильмов и новостей.

Лукинский. По нашему центральному телевидению показывают порно?

Жмудина. То, которое этот снимает, там, естественно, не идет, но разное легонькое, с романтическим уклоном, по одному из каналов в субботу вечером пускают. Малым ходом. Чудес по возбуждению оно не совершает.

Лукинский. Тирана надлежит свергнуть. Я о хозяйничающей над нами похоти. Ты, вероятно, думаешь, что тебя она не подчиняет, но эротику по ТВ ты не пропускаешь. Дамочка ты в ней искушенная! Если ты бы заскочила ко мне после работы, ты бы мне не покушать сделала. Мы бы и диван-то разложить не успели.

Жмудина. Мой сексуальный темперамент ты завышаешь в разы. А твой телевизионщик заходит к тебе, потому что вам вдвоем сладко?

Лукинский. Он женат на женщине, не предоставляющей ему шанса интеллектуально поговорить. На телевидении тоже не с кем. Со мной при поджаривании какой-нибудь котлеты он вступает в беседу о восстаниях, империях, искусствах. В морозную погоду французский художник Энгр выскочил с раута, чтобы проводить до кареты нескольких мамзелей. Ему было восемьдесят семь лет.

Жмудина. Галантный дедушка.

Лукинский. Он простудился и умер.

Жмудина. В почтенные лета к здоровью нужно особенно внимательным быть. Прежний руководитель моей фирмы, злоупотребляя служебным положением, возил в свою квартиру приглянувшихся ему кандидаток на перспективную должность. Вакансия на нее была открыта все те годы, что я там под его начальством работала. Приходившие женщины по его намекам догадывались, что получить ее можно только через постель, и кое-кого из них это не останавливало. Вонючий, шестидесятилетний, отрастивший живот до колен Олег Леонидович Гиперский имел их по тройке-четверке в неделю. С пятидесяти семи до шестидесяти справлялся, а в шестьдесят один не сдюжил – рвануло у него слева.

Лукинский. Каюк?

Жмудина. Не откачали.

Лукинский. Тигрицу, что его уморила, на должность не взяли?

Жмудина. Из соискательниц она выбыла. Как бы она у нас объявилась, если после его хватаний за сердце ее из квартиры сдуло: ни таблетки от нее не было, ни звонка в «скорую», у нас бродило мнение, что она его специально насмерть затрахала. Уяснив его гнусную сущность, напросилась к нему повторно, и он от нее не ушел.

Лукинский. Я бы чего-нибудь заподозрил. Зачем он снова ко мне прорывается? Сношаться со мной понравилось? Но я мерзкий, старый, вонючий… допустимей другое – он предлагал ей некие унизительные для нее игры, и она в предыдущий раз на них не пошла, а теперь надумала хоть так, но должность себе отвоевать. Объяснение его недальновидности я изыскал. Нам с тобой для зажжения моего огонька чем-то отвратительным бы заняться… я говорю не без волнения.

Жмудина. Глаза у тебя не смеющиеся.

Лукинский. Куда нас способна привести наша необузданность, с тревогой я осознаю.

Жмудина. Думаю, мы с тобой отважимся на такое, после которого водички из реки забвения я бы отведала. Давай до седьмого пота гнусности вытворять. Я поступлю, как ты мне… по твоему слову. По всякому.

Лукинский. Саньго.