Предательство. В борьбе за литературу

Думается, зависть здорово пощекотала его и в те дни, когда главы из моего последнего романа напечатали в Германии и Париже журналы «Грани» и «Континент».

Паламарчук тоже начинал сильнее. «Континент» напечатал его значительно раньше. Но жизнь повернулась так, что эти бывшие научные сотрудники оказались в подчинении у бывшего плотника. Как говорят, не шибко радовало этих мелких людишек то, что с обывательской точки зрения у меня неплохо складывалась карьера. В тридцать три года я начал работать простым редактором издательства, а через семь лет стал директором.

Бежин ждал случая, а Паламарчук мелко гадил всегда. Петр Паламарчук в ЦДЛ человек известный. Внешне он всегда неряшлив: волосат, бородат, черен, с круглым выпирающим брюшком. И был он вечно пьян. И очень любил деньги. Нет, не наши деревянные рубли, а доллары. Умрет за доллар. Кинь доллар в вонючую лужу и скажи – можешь взять себе, но только ползком по луже, – и поползет, еще как поползет. В последнее время часто бывает за рубежом, живет у писателей эмигрантов. Он начитан, поговорить умеет. Работая в «Столице», наверное, больше времени проводил за границей, чем в Москве. Сейчас начинают раскрывать архивы КГБ, и я не удивлюсь, если вдруг выяснится, что он сексот.

3. Развитие действия

(продолжение)

Годовщину издательства мы отмечали в ресторане «Прага». Было сто пятьдесят человек. Много писателей. Вспоминаю я этот вечер с некоторым стыдом и рад, что быстро уехал: у меня была больна жена. А стыдно вот из-за чего: после моего поздравления всех с годовщиной и тоста за процветание издательства, слово взял Бежин. Он говорил обо мне, восхвалял ужасно, что, мол, благодаря мне… что, если бы не я… И такой я хороший, и такой я замечательный! Свидетелей его тоста, повторяю, было сто пятьдесят человек. Произнес – выпили.

Следующий тост: заместитель главного редактора журнала «Московский вестник». И опять за меня. Мне уже неудобно. Новый тост – за меня! Думаю – как остановить? А когда один из заведующих отделов издательства поднял бокал за мою жену, не выдержал, выскочил к микрофону и предложил выпить за женщин издательства. После этого я уехал домой с чувством досады и стыда…

Прошел месяц, и появился донос.

Я со своим заместителем Александром Зайцевым был в Польше. Мы хотели создать совместное предприятие с одной из фирм и по ее приглашению выехали в Варшаву. Перед отъездом я по-дружески попрощался с Бежиным. У нас с ним никогда не было конфликтов, споров. Я забыл рассказать, что однажды Бежин предложил мне в секретари-машинистки одну девушку, а потом женился на ней. Женился долго. Сначала взял отпуск на месяц, потом еще на месяц творческий отпуск, затем по путевке на юг – медовый месяц. Мы подолгу не виделись, помогать он мне в работе не помогал, не мог, не умел, но не мешал работать, и то хорошо.

Руководители Московской писательской организации тоже не мешали мне, я не докучал их просьбами, и они были рады. Наш коммерческий директор Игорь Романович Фомин добился, что ВАЗ выделил для сотрудников издательства две машины, две «девятки». Одну Фомин брал себе, я не возражал. Фомин работал за три отдела. Незаменимый работник! Находка для издательства. Не будь его, вряд ли бы мы добились таких успехов.

Вторую машину предложили мне. Но было неудобно брать. Я боялся, что пойдут сплетни: мол, директор гребет под себя. Как это обычно бывает. Фомин уговаривал: бери, все видят, как ты пашешь! Плюнь, бери!.. Я четвертый год стоял в очереди за машиной в Московской писательской организации, надеялся скоро получить и решил вторую «девятку» предложить Бежину. У него в кабинете была жена, моя секретарша. Я сказал, что пришла машина «Жигули», и я предлагаю ее им:

– Берете?

Они переглянулись.

– Берем! – воскликнула жена.

Теперь, когда «девятка» на бирже стоит миллион, Фомин, да и другие мои друзья смеются надо мной: подарил, мол, Бежину миллион, а он тебя за это отблагодарил. Я тоже заметил это: интеллигенция всегда за добро платит пакостью. Крестьяне этого даже понять не могут. Кстати, машину в писательской организации я так и не получил и теперь вряд ли когда получу.

Итак, я в Польше. Ночь, гостиница, я укладываюсь спать. Врывается растерянный Зайцев. Номера у нас разные, одноместные. И кричит:

– В издательстве бунт!

Я не понял.

– Только что позвонил Дейнека (заместитель директора). Говорит, тебя отстранили от должности!

– Не может быть! Кто?

– Правление арендаторов.

– А кто организовал?

– Бежин и Панасян.

– Врет!! – воскликнул я. – Они мои давние друзья! Ни за что не поверю…

– Верь, не верь, – успокаивался Зайцев. – Но Дейнека говорит, Бежин с Панасяном вызвали его, сказали, что КГБ занимается издательством. Ты уличен в каких-то махинациях. У них есть компромат против тебя. Час уговаривали, Дейнека подписал письмо… Говорит, пол-издательства подписалось… Подписал он и давай разыскивать нас в Польше. Весь вечер искал…

– Не может быть! – твердил я. – Он что-то не понял, не может Панасян быть с Бежиным.

Я не верил. В Польше нам оставалось быть еще два дня, и все эти дни я тысячу раз переспрашивал Зайцева о звонке Дейнеки, о мельчайших нюансах. Ночью не спал, размышлял, что произошло, вспоминал: не подписал ли я какой-нибудь компрометирующий меня договор или письмо? Не было этого, я был чист.

«А вдруг коммерческий директор Фомин подписал что, и это всплыло?» – бросало меня в жар.

В Шереметьево нас встретили Фомин и заведующий отделом рекламы и распространения Лидия Романовна Фомина. Ее в издательство привел Бежин, но она первой из всех сотрудников высказала Бежину о безнравственности его письма, первой назвала его бездельником. Еще в Шереметьево я спросил у Фомина:

– Вы подписывали какие-нибудь незаконные договора или письма? Отпустили хоть грамм бумаги без моего ведома? Только правду!

– Нет! Никогда… – уверенно ответил Фомин.

– Слава Богу! – выдохнул я.

Право третьей подписи было у Бежина. Но это уж его проблемы. Боялся я, что мою подпись подделали, но думал, криминалисты разберутся.

Фомин рассказал мне, что, как только я уехал в Польшу, Бежин принес письмо против меня в издательство и вместе с Панасяном стал обрабатывать сотрудников издательства. К каждому был индивидуальный подход в зависимости от характера и положения.

Анатолию Кончину, да, да, тому самому писателю, который у меня на квартире первым посоветовал идти директором в «Столицу», я его потом взял старшим редактором в редакцию прозы, и он был хорошим редактором, одним из лучших, так вот ему заявили: если он не подпишет письмо, то его выгонят с работы! Об этом он сам рассказывал Валере Козлову и Роману Федичеву. И Кончиц подписал письмо. Он был также членом Правления арендаторов. По характеру Кончиц боязливый человек. Это все знают.

Петр Паламарчук, тоже член Правления, с удовольствием расписался аж три раза. Я потом указал ему на его две подписи на одном листе: он промолчал. Часть подписей под письмом неразборчива, возможно, не только Паламарчук расписался пару раз. Думается, Паламарчук был не один, кого не пришлось пугать, чтобы он подписался. А пугали КГБ, тогда он был в силе.

Говорили, что я проворовался, что издательством занимается КГБ, что будто бы КГБ дважды забирал Бежина на допросы, что Секретариат меня уже снял: Кобенко просит принести такое письмо от сотрудников издательства, чтобы меня просто отстранить, иначе меня отдадут под суд; что у Бежина есть документы, уличающие меня, но эти документы не хотят отдавать в КГБ, и как только я вернусь из Польши, я сам напишу заявление об уходе в обмен на эти документы. Так говорили Валере Козлову, Лидии Романовне Фоминой, главному художнику Александру Черенкову, вероятно, Дейнеке.

Я ни у кого не выспрашивал, почему он подписался. Кто говорил мне сам, того и называю. Но подписывались не все. Сергею Маркову, заведующему международным отделом, сказали:

– Сережа (он наш общий давний приятель), вот письмо – выбирай: если ты с нами, подписывай, а если с Алешкиным – пеняй на себя!

Марков не подписал. Не подписали даже некоторые младшие редакторы, хотя их судьба полностью зависела от Бежина с Панасяном. А заведующий коммерческим отделом Виталий Иванов вместе с одним из инженеров хотели ворваться в кабинет к Бежину – Панасяну, взять их за горло и отобрать письмо, но Фомин, слава Богу, удержал их от этого. Представляю, сколько было бы визга, если бы это произошло.

Валера Козлов не работал в издательстве, но Бежин с Панасяном отводили ему особую роль. Они обработали его сплетней о КГБ, о том, что Секретариат уже снял меня, что у них документы есть против меня и т. п., и предложили встретить меня, уговорить написать заявление об уходе из «Столицы», потом привезти на квартиру к Бежину, где я обменяю свое заявление на документы, компрометирующие меня. Валера им поддакивал, охал, подыгрывал, чтобы выяснить, какими документами они меня шантажируют и что намереваются делать дальше.

Прилетел я из Польши в пятницу вечером, а в субботу или в воскресенье Козлов должен был привезти меня к Бежину. В субботу я встретился с Валерой у Романа Федичева, и они ввели меня полностью в курс всех сплетен, родившихся после письма. Кстати, некоторым колеблющимся подписать письмо Бежин с Панасяном говорили, что письмо не понесут в Секретариат до моего приезда. Но как только подписались те, кто хотел подписаться, письмо понесли к Владимиру Гусеву. Он сменил Александра Михайлова на посту Председателя Правления Московской писательской организации. Гусев ничего не стал предпринимать до моего приезда.

После разговора с Козловым и Федичевым у меня полностью сложился план действий. И до самого конца я от него не отступал. Ничего страшного из всех сплетен для себя я не видел. Это был очевиднейший бред, которому легко верят обыватели, но который легко разбивается фактами.

А Бежин с Панасяном ждали звонка от меня или от Валеры Козлова. Звонка нет. Валера не собирался им звонить. В воскресенье они не выдержали, позвонили мне сами. Взяла трубку Таня, моя жена. Бежин попросил меня. И Таня вдруг, даже неожиданно для себя самой, сказала:

– Петя узнал о вашем доносе и остался в Польше, попросил политического убежища! – И положила трубку.

Я заржал, именно заржал. Такого интереснейшего хода я не ожидал от своей жены. Позже я узнал: у Бежина с Панасяном был шок. Они стали обзванивать всех своих содоносчиков, искать телефон Зайцева, чтобы узнать, правда ли это. Зайцева они нашли только вечером. Он мне позвонил и рассказал, как его искали. Представляю, веселенький был денек у Бежина – Панасяна.

Утром в понедельник я написал письмо в Секретариат с просьбой прислать в издательство Ревизионную комиссию для проверки, отвез Гусеву, не заезжая в «Столицу», а в издательстве сразу собрал совместное заседание Правления арендного коллектива, Дирекции и Главной редакции, то есть всех руководителей. Это заседание я полностью записал на пленку. Она хранится у меня. Перед заседанием Бежин с Панасяном, растерянные и наглые, затащили меня в кабинет, где столы их были напротив, и предложили отставить заседание, поговорить. Я отказался разговаривать с ними. На заседании Бежин попытался перехватить инициативу, перебил меня, зачитал письмо, знакомое всем. Пора и вам познакомиться с ним.

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА №

заседания правления арендаторов издательства «Столица» от 18 февраля 1991 года

ПОСТАНОВЛЕНИЕ