Четыре месяца темноты

Завучи – это грузовики, которые доверху наполнил щебнем районный отдел народного образования. Они привезут на собрание тонны методической информации, нравоучений и угроз. Они освободят кузов, а учителя еще долго будут разгребать свалившийся на них груз ответственности.

И должно было все это случиться в день, когда выходной мужа совпал с ее выходным! Они могли бы просто сесть, спокойно пообедать, погулять с собакой и вместе помолчать. Мало кто из женщин это бы оценил – но учитывая ее профессию, Фаина любила мужа в том числе и за то, что с ним можно просто помолчать. Она даже готова была сесть за проверку тетрадей, лишь бы он был где-нибудь рядом, в комнате.

Семь лет она преподавала в школе историю и право, и за эти годы имя ее, в переводе «сияющая», в устах школьников превратилось в грязное ругательство. Учительница истории все чувствовала и понимала, но и поделать со своей репутацией ничего не могла. Всю свою жизнь она училась на пять, она боролась и шла вперед и никому не позволит никакой небрежности и лени.

Этот принцип стоил ей дорого: в гимназию ручьем текли родители, для которых двойка была чем-то вроде гнилого мяса для мух. Их «самые лучшие дети» не могли иметь двоек. Скорее всего что-то не так с учителем. Ведь она единственная, кто ставит столько плохих оценок, – значит, она злая.

Раз в год, в День учителя, они приходили, чтобы поблагодарить ее, и сотни раз – чтобы смешать с грязью, чтобы шантажом, угрозами, властью исправить в журнале двойку на тройку, тройку на четверку и даже четверку на пятерку.

Фаина Рудольфовна боролась и соглашалась, шла на компромисс и объявляла войну в зависимости от оставшихся у нее в арсенале сил.

Она шла через двор, обходя припаркованные автомобили, не замечая, как мысли о школе сделались для нее такими привычными, что даже на расстоянии от работы она горячилась, переживала и все время боялась сделать что-нибудь не так…

Тут случилось нечто странное.

Каким-то особенным женским чутьем Фаина ощутила опасность.

Еще через мгновение она услышала тихий звук, который напоминал шелест перьев на ветру.

Перед тем как обернуться, Фаина почувствовала, что в ее правое плечо врезалась птица, скользнула когтями и взмыла вверх. Почему она решила, что это именно птица?

Учительница посмотрела назад и увидела ворону, которая сидела на заборе и, поворачивая голову, глядела на нее черной бусиной глаза. Птица раскрыла рот и громко каркнула. От такого нахальства Фаина оторопела, не зная, пугаться ей или смеяться. Она проверила в руке сумку, на вес довольно тяжелую, чтобы в случае надобности отбить следующую атаку.

Фаина ускорила шаг и услышала над головой хлопанье крыльев другой вороны. Скоро к птице сверху присоединилась та, что сидела на заборе.

Женщина вжала голову в плечи и пошла в сторону гимназии, не понимая, за что на нее так ополчился животный мир.

Вороны продолжали кружить над ней, недовольно каркая, но новых попыток напасть не предпринимали.

Так, в сопровождении шумной компании, заслуженный педагог добралась до школы.

На крыльце Фаина Рудольфовна встретила коллег. Она еще издалека узнала Элеонору Павловну, женщину средних лет, всегда носившую длинные серьги и аккуратную короткую прическу. Рядом стоял Роман Штыгин, учитель физкультуры, редко с кем беседовавший.

Элеонора Павловна всегда казалась ей той самой русской женщиной, которая на скаку останавливает коня и заходит в горящую избу. В школе она уже много лет вела литературу.

«Сильная женщина, – в очередной раз подумала Фаина, глядя на нее, – взять на себя нынешние одиннадцатые и десятые классы, а сколько еще и до этого было у нее оболтусов…»

Сильная женщина улыбнулась широчайшей своей улыбкой.

– Добрый день, моя радость! Что ты так бледна?

Кто-то сказал, Элеонора Павловна «вмещает» много чувства юмора и именно это позволяет ей работать с детьми эффективно. Однако Фаина слышала, что коллега собирается уходить из гимназии. Слухи или правда? И в чем причина, если все-таки – правда? Фаина тоже собиралась уходить. А кто не собирался?

– Здравствуйте, – грустно протянула учительница истории.

– День, наполовину занятый педсоветом, не может быть добрым, – с вечной иронией в голосе пробасил Штыгин. – Я смотрю, вы не одна?

Птицы покружили, обиженно покричали и сели на ближайшее дерево.

Фаина заставила себя не смотреть на руку Штыгина. И тем не менее, как и всегда, не сдержалась и бросила короткий взгляд. «Металл или пластик? – думала она. – А может, и деревянная…»

– Это не смешно, – засопела Фаина Рудольфовна. – Они преследуют меня от самого метро. Уже становится страшно. Не понимаю, что им от меня нужно!

– Может, Фаиночка, они хотят свить на тебе гнездо? – разразилась заливистым смехом Элеонора Павловна.

Не очень удачная шутка. Волосы у Фаины сегодня укладывались ужасно. Но, услышав заразительный смех учительницы литературы, она не обиделась. Другое дело, если бы то же самое сказал Штыгин.

– Никогда не видела таких безумных птиц. Что они во мне нашли?

– Может быть, вот это?

Штыгин был выше ее на голову, он протянул к ней правую руку и вытащил что-то из капюшона. Фаина даже не успела отшатнуться.

– Куриная кость?! Как она там оказалась?

– Может, муж подложил? – Элеонора Павловна хохотала так, что у нее выступили слезы. Ее смех заразил и остальных.

– Возможно, птица случайно уронила кость прямо вам в капюшон? – Штыгин выбросил находку во двор, вороны тут же накинулись на нее и с криками полетели прочь. – Или вы съели куриную ногу и оставили косточку про запас.

Теперь Фаина вспомнила, как птица врезалась ей в плечо, наверное, пыталась забрать выпавшую добычу. Усталое лицо женщины растянулось в улыбке, и она со своим характерным чуть повизгивающим смехом присоединилась к раскатисто хохочущей Элеоноре Павловне.

– Ну ладно. Значит, не зря приехала на педсовет. Будет что рассказать мужу.

Смеялся ли над этой историей Штыгин? Вроде даже улыбнулся. Хотя глаза у него, кажется, всегда были грустными. Нет, не грустными… Это глаза человека, который видел много страданий, немного больше, чем можно выдержать, сохранив способность смеяться над чужими шутками. Эхо войны… Наверное, он по привычке ударил того старшеклассника из другой школы. Говорят, тот бил одноклассниц и воровал. Но все же первое правило: никакого физического контакта. Поэтому его и уволили тогда. Интересно, какой рукой он ему?.. Ну ладно, хватит об этом думать.

Спустя несколько мгновений через улицу напротив школы с ревом пронесся грузовик. Фаине даже показалось, что послышался глухой удар, и вороны после этого замолкли.

– Вы слышали? Что это было?

– Камень или что угодно! Носятся, как угорелые! – вскричала Элеонора Павловна, уперев руки в бока. – Ни на знаки не смотрят, ни на светофор! Что же за безобразие, ведь дети ходят! Сто раз администрации говорила – ставьте «лежачего полицейского»!

– Тогда на уроках только грохот грузовиков и будет слышен, – расстроилась Фаина.

– Вот на педсовете и обсудим эту проблему! – воскликнула Элеонора Павловна, бодро взяв под руку учительницу истории.

Они вместе поднялись в душный класс, который уже заполняли другие учителя.

Фаина Рудольфовна беглым взглядом осмотрела присутствующих и обнаружила только одно незнакомое лицо. Среди массы женщин, по большей части бальзаковского возраста, среди ярких нарядов и причесок он явно выбивался из толпы. Лишь на мгновение у Фаины промелькнула мысль: что здесь делает этот худой молодой человек с проницательным смеющимся взглядом? Новый учитель? Слишком молод. Скорее практикант. Такие иногда приходили на пару месяцев, набирались впечатлений и уходили с тем, чтобы больше никогда не вернуться к школьникам.

«А может, это просто очередной представитель банка, пришедший предложить нам золотую кредитную карту?» – подумала Фаина и, подавив зевок, перестала рассматривать незнакомца.

Начало собрания, как всегда, задерживали, потом в кабинет вошла Маргарита Генриховна, завуч по учебно-воспитательной работе, грозовая туча над головой отстающих школьников, выливавшая холодную воду на головы учителей и классных руководителей, по капле в секунду, пока каждый не вымокнет до нитки.

Какое-то время в классе стоял мощный гул, который по привычке никто не замечал. Намеренно не замечали и Маргариту Генриховну. Никто не желал начинать эту мучительную пытку – педсовет в начале года.

Фаине не потребовалось много времени, чтобы узнать последнюю информацию. Через уста женщин она вливалась в ее уши сама.

Спустя мгновение она уже с любопытством рассматривала нового учителя биологии, которого по ошибке приняла за банковского работника.