Цена невинности

– Чёрт возьми, Павлов, ты серьёзно? – прошептал он, не отводя взгляда от тела. – Это что за… чертовщина? Как это могло произойти?

Павлов тяжело вздохнул, подходя ближе, но не решаясь встать рядом с Мезенцевым. Он стоял чуть сбоку, следя за реакцией друга.

– Я тебе говорю, Коль, это не похоже ни на что, что я видел до этого. Ты только посмотри на неё… Худая, будто из неё все соки высосали. Кожа… посмотри на эти чёрные пятна. Медики сами в шоке, говорят, что она будто сгорела изнутри, но это пока не точно. Честно говоря, я сам не могу понять, что с ней произошло. Это не похоже на обычное повреждение – скорее на какой-то странный процесс, который затронул её изнутри. Но пока это всего лишь догадки.

Мезенцев молчал, погружённый в раздумья. Он стоял, не двигаясь, и смотрел на тело. Все детали, которые только что рассказал Павлов, – всё это смущало и тревожило. Он знал, что пока не было никаких официальных выводов, но что-то подсказывало, что они сталкиваются с чем-то по-настоящему необычным.

Мезенцев отвернулся, продолжая осматривать церковь. Она была мрачной и заброшенной, в углах стояли тени, как неведомые существа, готовые поглотить любое движение. В воздухе чувствовалась плесень, и запах старых древесных досок наполнял пространство. Никакой жизни здесь не было. Остановившись у двери, Мезенцев снова оглядел девушку, потом снова вернулся к Павлову.

– А что с её одеждой? – спросил он, не скрывая своей настороженности.

– Почему ничего не тронуто? Никаких следов борьбы или беспорядка? Она будто просто лежала здесь и ждала.

Павлов задумался, прежде чем ответить.

– Мы ещё не проверили её вещи, но всё, что нам известно – её просто нашли. Никаких следов борьбы, никаких внешних повреждений, – он снова посмотрел на тело. – Она просто лежала здесь, и всё.

Мезенцев вновь взглянул на девушку. Его лицо стало всё более мрачным, но он не мог позволить себе терять концентрацию. В его голове сражались догадки, но ясности всё равно не было.

– Ясно, – сказал он, отрывая взгляд от девушки и переводя его на Павлова. – Будем ждать, как ты сказал. Но, Сергей, знай одно: если ты что-то ещё узнаешь, сразу сообщи. Мне нужно знать всё. Каждую деталь.

Павлов кивнул, уже зная, что Мезенцев не успокоит себя, пока не получит все ответы.

Он снова оглядел мрак заброшенной церкви. Повсюду ощущалась тень, застывшая в обломках, которые когда-то были частью великой структуры. Бледные остатки стены, разрушенные витражи, которые едва удерживались на своих местах, и, конечно, пыль. Пол был покрыт слоем грязи, словно вековой туман поглотил все следы человеческого присутствия. С каждой минутой ощущение пустоты становилось более ощутимым.

Мезенцев, чувствуя, что всё же должен осмотреть всё это место, сделал шаг вперёд, спросив у Павлова:

– Не против, если я немного осмотрюсь? Может быть, что-то упустили.

Сергей, слегка пожав плечами, ответил:

– Конечно, посмотри. Мы уже всё обследовали, но у тебя, может, взгляд будет другой. Мы не нашли ничего, но… может, тебе удастся.

Мезенцев снова осмотрел церковь, его взгляд скользил по разрушенным уголкам, по избитым полам, но ничего, что могло бы внести ясность в происходящее, он не нашел. Место было так мрачно, что казалось, сам воздух здесь был пропитан болью и отчаянием.

Павлов, видя, что детектив всё же не находит ничего нового, решил подойти ближе.

– Мы сейчас пакуем девушку и везём её в морг, – сказал он, глядя на Мезенцева. – Так что зайди ко мне завтра в кабинет, после обеда. Экспертизы будут готовы, посмотрим. Может, там хотя бы будет от чего отталкиваться.

Мезенцев кивнул, устало взглянув на тело. Он надеялся, что экспертизы наконец прольют свет на происходящее. Возможно, именно они дадут первые реальные зацепки – единственный шанс приблизиться к разгадке.

– Хорошо, – ответил он, отходя к выходу. – Пожалуй, так и сделаем.

Он ещё раз взглянул на мрак церкви, ощутив, как давление неизвестности давит на его грудь.

– Ладно, Сергей, пойду тогда домой, – сказал Мезенцев, с тяжёлым вздохом направляясь к выходу. Но, оглянувшись, он добавил: – Завтра увидимся.

Сергей, который уже был готов выйти за ним, остановил его с лёгким смехом:

– Так чего ты пешком-то пойдёшь? – он указал на пустые сани, в которые уже аккуратно укладывали тело девушки. – Сейчас ребята тело в сани уберут, прыгай ко мне в повозку, всё равно ведь по пути. Я тебя поближе к дому высажу, а то мороз такой, да ты ещё и без шляпы.

Мезенцев немного замедлил шаг, обдумывая предложение. На самом деле, он был уставшим, и предстоявший путь по морозу вряд ли был бы ему в радость. Он кивнул и, не сказав ни слова, направился к повозке.

– Ладно, – ответил он, опускаясь на мягкую скамью. – Ехать ещё долго, но хотя бы не придётся мёрзнуть на улице.

Сергей усмехнулся, поправляя шубу и усаживаясь рядом. Лошади начали неторопливо двигаться, и повозка медленно тронулась по узким улицам, скользящим под снежным покрывалом. Мезенцев, облокотившись на спинку сиденья, не отрывал глаз от улиц города, поглощённых зимней темнотой. Его мысли возвращались к делу, к церкви, к девушке на полу и к таинственному исчезновению, которое всё больше начинало тянуть за собой невообразимые вопросы. Но ответы пока оставались скрытыми.

Когда они проезжали через главную площадь города, небо всё так же оставалось тяжёлым и мрачным, словно предвещало что-то ещё более тревожное. Мезенцев, не в силах выкинуть из головы мысли о том, что произошло в церкви, тихо произнёс:

– Спасибо, Сергей.

– Давай, Николай, отдыхай, семье привет передавай, – сказал Сергей, поднимаясь с места и поправляя шубу. – А вот ещё, у меня тут плитка шоколада, по одному делу отблагодарили. Передай Марфе, ей понравится.

Мезенцев немного удивлённо посмотрел на него:

– Да не стоило, Серёж.

Тот махнул рукой:

– Да бери, мне сладкое не особо, а твоей точно понравится.

Мезенцев кивнул и взял плитку.

– Спасибо тебе, – сказал он, с улыбкой пряча шоколад в карман. – До завтра, Сергей.

– До завтра, – ответил тот, усаживаясь в повозку. – Будь здоров.

Мезенцев слегка покачал головой, поблагодарив Сергея за заботу, и пошёл прочь от повозки, оставляя друга и его помощь позади. Его шаги поглощал снег, под ногтями хрустело, а воздух был таким холодным, что каждый вдох казался болезненно острым. Он быстро двинулся в сторону дома, но в голове продолжал вертеться мрак церковного зала и странные слова медиков, которые не могли точно определить, что именно случилось с девушкой. Его мысли обрывались, как только он обращал внимание на окружающий мир – тёмные улицы, освещённые лишь тусклыми фонарями, дома, которые казались ещё более угрожающими в этот поздний час.

Мезенцев ускорил шаг, стремясь поскорее добраться до дома. В темноте ему не хватало света, но он знал улицы города, знал, как ориентироваться в этом мраке, как обходить ямы на тротуарах и избегать затруднений. Вскоре он миновал знакомый угол, а за ним уже виднелась родная улица. Перед ним вырос дом, его дом. Холодный, застывший в ночи, с окнами, за которыми горел свет. Это было место, где его семья ждала, где можно было наконец окунуться в тепло, забыв о невыносимом холоде ночи и мучительных вопросах, что всё сильнее давили на разум.

Он пересёк двор, поднялся по крыльцу и, наконец, открыл дверь. Внутри было тепло, воздух пропитался запахами ужина, доносящимися сверху – из кухни на втором этаже.

Первый этаж дома почти не использовался для жизни – здесь был его кабинет, заваленный делами, которыми он занимался вечерами, и небольшая библиотека с книгами по криминалистике, юриспруденции и психологии. Полумрак и тишина царили здесь всегда, если только он сам не работал за столом, перебирая очередные документы.

Мезенцев не задержался внизу, миновал кабинет и направился по лестнице на второй этаж, где находилось всё, что можно было назвать домом – кухня, их общая спальня, комната Марфы. Поднимаясь по ступеням, он услышал приглушённые голоса: Наталья что-то говорила дочери, а та оживлённо возилась с игрушками. Тёплый свет лился из-под двери, создавая ощущение уюта, которое на какое-то мгновение заставило Мезенцева забыть обо всём, что осталось за порогом.

У двери его встретила Марфа – шестилетняя девочка с кудрявыми светлыми волосами, похожими на тонкие золотистые пружинки. Её лицо, круглое и ещё по-детски мягкое, озарялось широкой улыбкой, а большие, любопытные глаза блестели от радости при виде отца. Маленькие ручки нетерпеливо сжались в кулачки, будто она готовилась броситься к нему в объятия.

Мезенцев, стоя на пороге, снял пальто и, как всегда, слегка помял её светлые кудри, наблюдая за дочерью с тёплой, едва заметной улыбкой.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Мезенцев, доставая плитку шоколада, которую ему передал Сергей.

Марфа, стоявшая рядом с ним, сразу подняла глаза и внимательно взглянула на плитку. Она молча протянула руки, и Мезенцев с улыбкой отдал ей весь шоколад. Девочка взяла угощение и не смогла скрыть своей радости.

– Шоколад! – воскликнула она, глядя на плитку с таким восторгом, словно это было самое драгоценное сокровище в мире.

– Да-да, шоколад, – сказал Мезенцев, с мягкой улыбкой наблюдая за дочерью. – Это тебе от дяди Сергея, за хорошее поведение.

Марфа в ответ лишь кивнула, продолжая наслаждаться своим сладким угощением. В этот момент в прихожей раздались шаги, и на пороге появилась Наталья.

Она была стройной женщиной с правильными чертами лица, высокими скулами и аккуратным подбородком. Серо-голубые глаза внимательно скользнули по мужу, в их глубине мелькнула тёплая, спокойная забота. Тонкие, естественной дугой изогнутые брови придавали её взгляду мягкость, а длинные ресницы слегка дрожали при каждом моргании.

Тёмно-каштановые волосы с лёгким медным отливом были небрежно заколоты на затылке, но несколько прядей выбились, спадая на виски. Обычно она следила за своей причёской, но дома позволяла себе чуть больше расслабленности.

На Наталье был домашний халат из тёплой ткани, запахнутый на талии. Рукава чуть задрались, открывая запястья, а подол мягко касался пола при каждом шаге. На шее поблёскивала золотая цепочка с небольшим медальоном – старый подарок от Николая, который она носила, не снимая.

Остановившись в дверях, она посмотрела на мужа, едва заметно улыбнувшись, но в её взгляде сквозила привычная тревога – она всегда беспокоилась о нём, даже если не говорила этого вслух.

– Здравствуй, дорогой, – сказала она, с улыбкой подходя к мужу. – Ты как раз к ужину.

Мезенцев положил руку на её плечо и ответил с облегчением в голосе:

– Здравствуй, дорогая, – сказал Мезенцев. – Как вы тут?

Наталья посмотрела на мужа с тёплой улыбкой.

– Всё хорошо, – сказала она, – тебя вот ждали целый день. У Марфы сегодня праздник. Давай снимай ботинки и садись к столу, пока горячее не остыло. Заодно возьмём у Марфы пару долек шоколада, а то ей одной, слишком много будет.

Мезенцев, услышав слова Натальи, улыбнулся и с мягким смехом ответил:

– Хорошо, сейчас пойду к столу, – сказал он, сняв ботинки и аккуратно поставив их в угол. – И надеюсь, что мне достанется хоть долька шоколада, а то я тут как всегда остаюсь без сладкого.

Наталья дождалась, пока он снял ботинки, и только после этого они вместе направились на кухню. Марфа уже сидела за столом, нетерпеливо постукивая пальчиками по краю тарелки. Она внимательно следила за отцом, словно хотела уловить его настроение. Наталья мягко коснулась его руки, словно напоминая, что сейчас он дома, рядом с семьёй, а значит, можно хоть ненадолго оставить все свои тревоги.

Мезенцев сел в кресло, тяжело откинувшись на спинку, чувствуя, как тепло кухни постепенно согревает его после долгого дня. Наталья тут же принялась хлопотать, словно только и ждала момента позаботиться о муже. Она взяла чайник с горячим заваренным чаем, аккуратно наполнила его чашку, следя, чтобы не пролилось ни капли, затем так же бережно поставила перед ним блюдце. После этого она наливала чай себе, а затем Марфе, которая уже вертела в руках плитку шоколада, задумчиво глядя на неё, словно взвешивая, стоит ли ждать или можно съесть прямо сейчас.

Пока чай немного остывал, Наталья взяла половник и аккуратно зачерпнула густой, ароматный суп из кастрюли. Она первой наложила в тарелку Николаю, поставив перед ним, чтобы он мог сразу приступить к еде. Затем так же заботливо наполнила тарелку Марфе и только после этого себе, следуя привычному порядку, который установился в их доме уже давно.

Марфа, пока мать возилась с едой, нетерпеливо развернула шоколад и уже было потянулась, чтобы отломить кусочек, но Наталья мягко накрыла её руку своей ладонью, не позволяя ей взять сладость.

– Сначала суп, а потом шоколад, – сказала она спокойно, но без возможности возражений.

Марфа насупилась, надув губы, но всё же взяла ложку и с видимым недовольством принялась за суп.

Мезенцев тем временем поднял чашку, обхватив её тёплыми ладонями, сделал неторопливый глоток и на мгновение прикрыл глаза. В такие моменты работа отступала, уходила на второй план. Всё, что было важно сейчас, – это домашний уют, тепло, близкие люди рядом.

Марфа быстро доела суп, поставила ложку в тарелку и с нетерпением посмотрела на мать.

– Ну что, а теперь шоколад можно? – спросила она, едва сдерживая улыбку.

Наталья хихикнула, глядя на дочь, и, покачав головой, всё же кивнула:

– Можно.

Марфа тут же схватила плитку, её глаза загорелись от радости.

Этот вечер был по-настоящему хорошим. Пусть такие моменты случались не так часто, как хотелось бы, но когда они были – они наполняли дом особым теплом. Спокойный голос Натальи, радостный смех Марфы, аромат домашней еды, мягкий свет лампы – всё это создавалось для него как тихая гавань, в которую можно вернуться после долгих часов, проведённых в погоне за истиной.