Письма Филиппа
– Откуда это всё у тебя? – нерешительно спросил Владислав, с сомнением поглядывая на это изобилие.
– Это я к себе несла домой, а мы сейчас это всё здесь съедим, – Кира раскладывала быстро еду по тарелочкам.
Владислав только успевал уносить в комнату тарелки и раскладывать их на лист фанеры, который он вытащил из-за шкафа и положил его на этюдник и стул, накрыл скатертью, получился большой стол.
Они уселись друг против друга.
– Сейчас, только одну минуту, – Владислав, вдруг неожиданно встал на колени и заглянул под ящик, на котором только что сидел.
– Ты куда?
– У меня здесь коллекция пластинок.
Кира тоже заглянула под стол, оказывается вдоль всей стены стоял сколоченный из досок ящик, накрытый пледом, в нём стояли пластинки.
– Сколько же их тут?
– Около пятисот, но основная коллекция на даче, здесь только уже последние…, ну то есть современные – Владислав достал пластинку, включил проигрыватель, – прадед ещё собирал, дед, отец, теперь я.
Они сидели за столом, болтали о разном, в основном вспоминая свою работу в прошлом, было легко, весело. Владислав даже отважился и пригласил Киру танцевать.
– Кира? – уже после ужина спросил неожиданно Владислав, он сидел на подоконнике и смотрел как Кира ходит по комнате, внимательно, даже слишком, рассматривает картины, висящие на стенах, книги в стеллажах.
– Что? – она посмотрела на него.
– Кира, а ты ведь всё специально подстроила, заранее продумала…, я только сейчас сообразил, то-то я вдруг с некоторых пор стал замечать тебя то на улице, то в кафе, то в парке…, и всё, как будто случайно.
– Ты о чём? Что специально подстроила?
– Зачем тебе это, наверное, тебе от меня что ни будь потребовалось, и ты всё спланировала, да? А, ну да, как я раньше не догадался, план развития, ну конечно, просто ты знаешь, что я болтун…, из меня легко всё вытянуть, я сам рад рассказать, это тебе надо? А ты как будто случайно его читала…, ну да так и есть. А я сейчас без работы, потому меня легко купить, да?
– Тебя, купить…? – Кира опустилась на диван, как будто её неожиданно покинули силы и сидела неподвижно как в воду опущенная, сложив руки на коленях и в упор смотрела сквозь стену. – Вообще-то нет, у меня и в мыслях даже такого не было.
– Ну хорошо, тогда что…, что вдруг тебе от меня понадобилось, я же вижу?
– Ничего, совсем…, правда, совсем ничего!
– Правда, а откуда я знаю, правду ты говоришь или нет, если тобой всё специально заранее подстроено, то о какой правде вообще можно говорить?
– Да, я понимаю, ты мне не веришь, подозреваешь в чём-то, но почему, что я такого тебе сделала, что вдруг ты так?
– Не знаю, – Владислав тоже как-то вдруг сник, растерялся, – прости меня, я несу такую чушь…, вдруг что-то на меня нашло…, я почему-то вдруг так испугался, даже сам не знаю почему…, чего.
– Знаешь, как раньше проверяли…, правду говоришь или лжёшь – сжигали или топили, выживешь, значит лжёшь, ты сейчас очень похож на того судью.
– Да похож, я даже, наверное, уже стал «им».
– Ну хочешь проверь меня, испытай…, боишься?
– Да ну, что ты Кира?!
– Что Кира, сам же сказал, что я тебя обманываю, а теперь отрицаешь? Тогда почему вдруг возникло такое отношение ко мне, ведь неспроста…, если я обманщица, это же сразу станет явным, ну?
– Что значит испытай?
– А вон у тебя книги, я же вижу, что ты прекрасно знаешь эти вещи, и много думаешь над этим…, и вдруг такой шанс попробовать, ну, что же ты…, давай…, иначе я сразу ухожу и больше ты меня не увидишь, согласен?
– Хорошо, как хочешь, я проведу один обряд, только ты не уходи…, ладно?
– Даже если он не получится? Тогда для чего он, что он решает?
– Он решает очень многое, да, пожалуй, даже всё решает, только он никогда ни у кого не получается, никогда…, и у тебя тоже не получится, наверное.
– Давай попробуем, я готова.
– Ты встань здесь у стола и смотри на меня не отрываясь…, не отрываясь поняла?
– А что я должна делать?
– Не скажу….
– Ну хорошо, начинай.
Владислав вышел из комнаты, Кира встала у стола и смотрела на дверь. Через некоторое время появился Владислав, он вошёл в комнату в руках у него была небольшая чашка, наполненная лепестками цветов. Он подошёл к столу, встал напротив Киры. Так они стояли друг против друга и неотрывно смотрели друг другу в глаза. Владислав одной рукой взял несколько лепестков из чашки и подкинул чуть вверх прямо над головой Киры. Потом двумя руками, чуть наклонившись и глядя на лепестки, поставил чашку между ними на стол. Выпрямился и глядя в глаза Киры, согнув руки в локтях ладонями вверх, застыл. Они стояли какое-то время, потом Кира, не наклоняясь вдруг очень легко и быстро подхватила чашку снизу, выпрямилась во весь рост и подняла её на уровне своих глаз. Она смотрела на лепестки, потом подержала чашку над ладонями Владислава, всё также не отрывая взгляда от лепестков, снова поднесла чашку к своему лицу и вдруг дунула на лепестки, они разлетелись не в стороны, а вверх и медленно стали опускаться прямо на ладони Владислава. Кира, всё также не наклоняясь, поставила пустую чашку на стол, встала во весь рост и глядя прямо ему в глаза провела своими ладонями как бы вокруг Владислава, обозначая некий круг вокруг него, заслонила своими ладонями ему глаза и медленно очертила ладонями его лицо, потом плечи, вот её руки прошли вдоль его рук, застыли на какое-то мгновение над раскрытыми ладонями и мягко легли сверху. Они долго неподвижно стояли, глядя друг другу в глаза, пока Владислав не очнулся…, он вдруг посмотрел на их руки, как-то испуганно отпрянул и совершенно ошеломлённый опустился на стул.
– Что я наделал…, нет, но это же невозможно, что ж теперь будет…, Кира, что я наделал…?!
– Ну, ты же сам хотел провести этот обряд, что ты так разволновался, всё же хорошо!
– Да нет, ты не понимаешь, его нельзя проводить, ты что, нельзя, нельзя ни в коем случае, что же теперь будет-то?!
– Почему нельзя?
– Нельзя, это же высший обряд, как я мог, о чём я только думал, но я не пойму, – Владислав вдруг вскочил, – но Кира, откуда ты его знаешь? Да нет, это невозможно, ты же не могла его провести, что это, – Владислав как-то судорожно смотрел внутрь себя, потом на неё, – зачем ты пришла, что ты от меня хочешь, скажи?
– Я пришла из-за этого, – Кира достала из сумки сложенный лист, развернула его и положила себе на колени.
– Откуда он у тебя, где ты его нашла?! – Владислав порывисто вскочил и оторопело смотрел на лист с написанными на нём красными чернилами записями, было такое ощущение, что он его хочет схватить.
– Я его сама взяла с твоего стола, в тот последний день после совещания, ты же обо мне писал, да, признайся? – Кира в упор смотрела на Владислава. – Это же для меня написано!
Владислав тяжело снова опустился на стул, опёрся руками в колени и так сидел не шевелясь, как будто в нём сломалось что-то.
– Ты тогда сидела на возвышенности, посередине, точно в проёме окна, прямо специально тебя кто-то выделил, обозначил, отделил от всех. Твой силуэт на свету, в раме, это было так…, ты так прекрасна, что я не мог смотреть на тебя, я стал писать…, я тогда дал себе слово, что никогда не буду искать встречи с тобой, чтобы не смотреть на тебя, не видеть тебя.
– А почему тогда подошёл ко мне, сам подошёл?
– Я думал, что больше не люблю тебя…, так решил проверить, правда ли это.
Кира подошла к Владиславу и села рядом.
– Я все годы бесконечно любила тебя, а когда увидела эти записи, то поняла, что и ты любишь меня, потому я искала с тобой встречи и никак не могла этого сделать, пока ты сам не подошёл. Владислав, Ты Великий Мастер, ты сделал мне предложение, а я его с любовью и благодарностью приняла. Теперь, по Айэльфийским законам, мы с тобой муж и жена, и ничто не может изменить этого.
– По Айэльфийским да, а по человеческим? – Владислав смотрел на Киру.
– А по человеческим, мы завтра, точнее уже сегодня, пойдём и подадим заявление, ты согласен?
– Я…? Я не верю в чудеса, Кира, неужели это всё правда…, и ты моя жена!
– Значит ты всё же веришь мне?
– Верю, да ну что ты в самом деле, я так испугался, когда представил, что ты сейчас уйдёшь, а потому на придумывал себе, чтобы ты ушла. А откуда ты знаешь Айэльфийские обряды, вообще откуда ты про них знаешь?
– А неважно, знаю и всё, и откуда не скажу.
Владислав летел на драконе. Дракон был огромным, его крылья уходили в бесконечность, а Владислав сначала лежал на его спине, боясь скорости, с которой они летели, а потом приподнялся на руках и смотрел вперёд, где-то там далеко впереди он видел его голову. Вокруг чёрное небо и звёзды. Вдруг Владислав увидел, что его тело и есть небо и звёзды, он смотрел в себя и видел космос. И из самых глубин чёрного космоса, где не счесть звёзд, он слышал:
«Вас прошу рассказать о себе
Обяжите меня и всё станет на прежний вопрос
Никогда
Никогда я вас не спрошу про себя
Только так говорю и молчу, и люблю
Но нет дела и не до меня
Суета
Вы возьмите всё в руки – себя и молите пощады
Потому что без времени вам не прожить и полдня
Всего вечность дана, что же сделать за столь малую вечность
Полюбите
Или вам не удобно спросить об этом меня
Да! Любить не всегда, а всего лишь без малого вечность.»
Недели через две Кира и Владислав сидели в парке на скамье перед прудом.
– Кира, а тебе не надо на работу, вдруг тебя там уже потеряли, ищут?
– Не ищут, я в отпуске, по семейным обстоятельствам. Я даже не могу представить, что я куда-то сейчас пойду, я не могу без тебя. Мне кажется, что я сразу умру если вдруг тебя нет рядом.
– Ты знаешь, мне знакомо в кой то степени, это чувство, я ведь совсем не могу быть в закрытом пространстве, в изоляции. В детстве мы как-то играли в прятки, и я спрятался в подвале. Неожиданно дверь закрылась…, то ли специально её заперли и меня там, то ли случайно, во всяком случае я подёргал дверь, постучал, покричал и вдруг чувствую, что моё сознание покинуло тело и я вишу в воздухе и наблюдаю всё как бы со стороны. Жду, а сам думаю, что времени у меня больше нет, если сейчас не придут и не откроют дверь, то я улечу отсюда, навсегда. Дверь кто-то открыл, потом пришли взрослые, вынесли моё тело на улицу, а я всё это время сверху за всем наблюдаю и думаю: возвращаться или нет. Потом проснулся, а вот это чувство, что времени не осталось, всё так во мне и сидит, до сих пор. А ещё я слышал…, слышал, не знаю, но кто-то говорил:
«Спросите, что делать, когда потеря друзей, лет через сто так напомнит нечаянно вам о потере у времени века, без малого долгого века, напомнит о жизни: живи, даря радость. Нечаянно старость нарушит покой своей пустотой и силы свои вспоминая уже не вернёшь, даже если ты вновь заживёшь ещё раз. Так вот, что делать друзья, когда вас уж не будет, что делать тогда им без вас? Появятся вновь, ты же вечен, тебя не коснётся костями рука, что с собой так не кстати берёт уже в вечность. Мука ли жить, я спрошу вас друзья…?»
– Поехали сегодня ко мне? Надо посмотреть, как там дома, всё ли в порядке, я тебя с друзьями познакомлю, я им обещала….
– Поехали, конечно. Ты знаешь, я сегодня вдруг неожиданно ночью проснулся, а ты рядом, спишь, так тихо, спокойно, я всё смотрю на тебя и не оторваться, поцеловать тебя хочу и боюсь разбудить. И вдруг ясно так слышу, как будто во мне кто-то опять говорит безмолвно.
– Говори, не молчи, что он тебе сказал, Владислав?
– «Мы, когда ни будь, забудем себя и вовремя вспомним о том, что когда-то было нашим, но стало ничьим. Здравствуй сказал я себя, словно проснувшись и зажмурившись от яркого солнца, брёл по дороге своей судьбы. Воздушный бой был выигран нами и только. Но ведь мы проиграли и остались на суше перед боем с врагом лютым, но злость его заключалась в нас самих. Ох злость – это слабость наша перед врагом. Красивый день начинался с дождя и мы, разговаривая, шли вдоль дороги обмываемые потоками воды и без зонта. Вода текла по нам, как по стеклу. Я знал, что это когда ни будь кончится, но это никогда не кончается. Здравствуй, сказал я завтрашнему дню и прощай – вчерашнему. Мы разговаривали и звуки падающей воды смолкала на время, пока звучали наши голоса. Разве можно рассуждать о сложном, пока говорят звуки стихии и ты сам ощущаешь себя растворившимся в ней?! Представляю себя прошлым, бывают минуты, срываясь на крик получу представление о будущем и прошлое станет реальным ничем. По сравнению с болью физическое реально по сути, и суета наша – это личное наше рабство. Зависимость же от души пока что оставляет нас наедине с собой. И где тогда наше пресловутое Я, которое стремится в тот же миг обрести поддержку и не найдя её идёт на поиски, тем самым оправдывая своё существование в этом мире. Раскаяние и вопросы, возникшие после посещения «безвременно…» ушедших, кончина по усопшим за упокой их души и размолвки. Принять не Вас, как должное, или всё пройдёт само собой, как нечто преходящее по прихоти. Высокородная доля только тогда есть, если она проста в обращении и естественна в своём поведении. Абсолютная истина заключена сама в себе и не зачем её доставать оттуда. Видимо есть что-то неестественное, когда кого ни будь выгоняют из его собственного дома, даже из самых бескорыстных побуждений, при этом утверждая, что постигают истину. Возможность достать или познать её нереальна, у неё нет ограничений. Нельзя взять ветер, потому как невозможно определить его границы. Так и с истиной, трудно найти границу её тени, которую легко спутать со своей. Мысли в слух ответят моим побуждениям, разветвляя свои пути и всегда отвечаю: пророку всё едино без разбора. Ему подобало бы быть в виде ласковой плётки, которая хлещет сразу насмерть, при этом необходимо улыбаться и при этом действительно становится «смешно»».
– Скажи мне, куда ты идёшь?
– Я иду смотреть представление.
– А что ты надеешься там увидеть?
«Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
К её склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
Так грустно на неё смотрел,
Как будто он об ней жалел.»
Владислав поцеловал Киру. Кира поплотней прижалась к нему и еле слышно продолжила, держа его двумя руками под руку:
«…То не был ангел-небожитель,
Её божественный хранитель…»
– «И не было тебя, и мысли мои, и всё прошло, и всё уже было. Приду к себе, приду один к себе, промолвлю застывшими губами, молчащими устами губ. Я подарю тебе подарок, я в красной ленте поднесу его тебе и напишу шуршащий я пергамент, потом я в тряпки заверну его. Оставлю я лежать его у ног твоих, оставим разговор о нас, направим наши помыслы на небо. В кромешной темноте мерцают звёзды где-то, а радуемся мы своей звезде. Не правда ли, мы странники в пустыне, мы путешествуем из года в год и смотрим сквозь стекло на время года, потом мы ставнями закроем то окно. Бездарность замыслов и скучный вид убогий, не радует не нас, не их, и кто сказал, что мы народ из многих! Я рад, но я ими убит. Так, глядя сквозь себя на всё вокруг, я замечаю, право, что пусто всё, скамеек даже нет, чтоб отдохнуть в пути…. Не знаю, право, я куда идти, и хорошо, что не узнаю.»
9 .
Всякое прежде чем напиться воды
Снова любуется радость передавая истину
И созерцая невидимое существование
Лишь того присутствие вечного движения общего
Самобытность остаётся сама собой – это лишь то, что есть
Единая связь. Ты есть символ бытия.
Вечер уже наступил, постепенно переходя в ночь. Моросил дождь, редкие прохожие, прикрываясь зонтами, спешили по своим домам. Ветер как-то тоскливо завывал и резкими порывами, как будто тоже стараясь проникнуть в дом, сильно периодически бил по окнам. В большой библиотеке было темно. Единственный свет от огня в камине тускло отражался в стёклах книжных шкафов вдоль стен и на потолке. Перед камином в глубоком кресле с очень высокой спинкой сидел старик и неотрывно смотрел на огонь. Он не обращал внимания ни на завывания ветра, ни на удары воды по окнам, казалось, что он был в каком-то оцепенении. Неожиданно он еле заметно вздрогнул, резко повернул голову, испуганно прислушиваясь, посмотрел в сторону двери. Судорожно начал с трудом подниматься из кресла, опираясь руками о подлокотники, потом о камни камина. С трудом прошаркал в своих больших войлочных бахилах за камин и прижался в темноте к стене, всё также не отрывая взгляда от двери. Послышался странный звук тихо хлопнувшей дверцы гигантского холодильника. Пол содрогнулся, а старик вздрогнул так, как будто его ударили. Он испугано вглядывался в темноту, ожидая кого-то, время тянулось бесконечно. Наконец в чёрном проёме дверей бесшумно появилась тень. Тень замерла на пороге, потом зажегся крохотный огонёк и появилось пламя свечи, осветившее профиль Михаила. Он, держа в руке подсвечник с горящей свечой, пошёл вокруг стола вдоль окон к камину.
– Ну, что ты вскочил…, садись, садись…, тяжело же стоять.
– Михаил, – с трудом еле слышно выдохнул старик, потом осторожно вышел из своего укрытия, подошёл к креслу и остановился, не решаясь сесть.
Михаил остановился напротив огня, поставил подсвечник на полку камина. Потом повернулся и внимательно посмотрел на большой диван, стоящий рядом с креслом, за которым прятался старик.
– Маленькая девочка, сидя на диване перед камином, читала книги…. – Михаил долго стоял, задумчиво глядя на пустой диван, при этом не обращая никакого внимания на старика, а тот застыл за спинкой кресла, боясь даже малейшим движением выдать своё присутствие. Наконец Михаил удобно расположился в кресле, стоящим с другой стороны дивана у камина. – Значит он пришёл сюда, но убедить его в том, что необходимо изменить порядок, установленный архитектором, ты не смог. И к каким выводам после этого ты пришёл?
– Я…, – старик наконец вышел из-за своего укрытия и осторожно медленно сел в кресло, искоса поглядывая на Михаила, – я не знаю….
– Ну, это естественно, другого я и не ожидал от тебя. Ты во всем закладывал границы и тем самым пытался понять смысл происходящего. А происходит просто возможное перенесение своего физического в окружающее, где невозможно придать какой-то смысл существующего и происходящего. Оно обрекает тебя на вымирание за счёт собственной ограниченности, и потому невозможно иметь свободу в выборе, так как её просто нет. Предлагаемый же выбор ограничен субъективизмом, пусть и расширенным до гениальности.
– Чем же продиктована ограниченность в выборе?
– Тем, что даёт возможность ощущать и видеть своё физическое.
– Значит надо давать возможность реализации всему, что существует, а не задавать свои ограничения в возможностях?
– А как же быть с иждивенчеством?
– Социальная защита нашего класса «власти предержащих» – поддержания своей силы путём изъятия и распределения.
– Образ мышления скорее связан с образом свободы. Но несколько спокойнее, когда тебя содержат, чем, когда тебе доверяют, не правда ли? Доверие означает, что ты ответственен за принятие решения и его последствия и сам же страдаешь от возможных результатов. Заложены ли изначально такие понятия как: иждивенчество или доверие, или подобострастие, а может это понятие воровства – нравственного воровства?
– Это скорее всего естественное состояние пребывания физического в ограничении субъективизма. Отождествление себя с общим. Главное ничего не менять и всё само собой приходит в норму.
– Каким же образом оно придёт в норму если ни на что не влиять? Пророчества не играют здесь роли судьи. Определение насущного я не обладает культурой, не поддерживает физическое и не развивает духовное. Не один попадает в беду, а все находятся в беде как у себя дома. Туда приходят жить, но выбраться оттуда не удаётся никому. Нет выхода.
– Тогда нужен главный пророк, который будет содержать этот дом беды. Надо не создавать систему вообще если система изначально создана за счёт потенциала, заложенного в своей природе физического.
– Не иждивенчество и не нравственное воровство заложено в природе физического.
– Любая система, поставленная в начале, и подчиняющая себе физическое, диктует ему ограничения только и ничего более. Значит любая система изначально закладывает дом беды. И более того, существует за счёт него и развивается.
– Вот это да! Надо ли тогда убирать любую систему, но видимо система сама по себе не возникает непосредственно, а её место изначально предопределено. И вот здесь скорее всего играет основную роль временной фактор. Опережает ли ввод системы, а значит установление границ, или система вписывается в условленные границы и, тем самым является исполняющей функцией, а не диктующей!
– Функция управления тоже некая система, регулирующая отношения.
– Нужен ли ей аппарат?
– Безусловно нужен, так как поиск и обработка управленческой информации должна осуществляться независимо от структурообразующих систем, входящих в систему подчинения управлению. Если система управления стабильна и перешла в состояние инерционного перемещения в пространстве, то не стоит менять её направление и влиять на скорость перемещения. Эта инерция является ничем иным как потенциалом, обеспечивающим жизнедеятельность данной организационной системы. И функции управления призваны скорее определить местоположение всей системы, чем влиять на её ход.
– На каком уровне определяется право принимать решение?
– Решение о функциях всей организации перед внешней средой определяет конечно управление. Но принятие решение об эффективном использовании данной ситуации всей организации внутри себя принимается не управлением, а самой организацией – её внутренним состоянием. Визуальное наблюдение можно провести лишь после получения результата за определённый промежуток времени и сопоставить реакцию внешней среды и реакцию организации. На разности потенциалов можно делать прогноз. Измерение же величины по времени наступления реакции определяется величиной обратной связи. Но не в объёме финансов, а в уровне стабильности и снижения отрицательной разности потенциалов между внешней средой и организацией. Перевод её в «положительный спектр».
– В чём же должна выражаться положительность?
– В удобстве системы, в естественном состоянии организации за счёт удобства общения. В этом уже заранее определён и виден результат на достаточно большом промежутке времени.
– То есть подбирается соответствующий механизм для достижения определённого результата?
– Да – не завоевание устойчивости организацией за счёт своего потенциала, а стремление уравнять свой потенциал с внешней средой за счёт приведения организации в систему стабильную на большом участке времени.
– Измерение следует проводить?
– Относительно времени обратной связи. На этом уровне вырабатывается манера поведения данной организации и её уровня интеллекта в управлении и общении с внешней средой. Оно может выражаться:
Агрессивно – принцип собственности, но он не присущ тем, кто не являются собственниками, а значит им нечего терять и соответственно защищать;
Подобострастно – очень сильное влияние, но не решающее, так как это скорее зависит от личного благополучия, а не от уровня интеллекта;
Безразлично – тоже относится скорее к внешней среде в виде участия. Вынуждение подчиняться накладывает отпечаток нежелания деятельности, чем исполнения;
Инерционно – основной и наиболее влиятельный фактор. На него опираются в первая очередь.
Потому именно измерение инерции и её зависимости является определяющим в прогностике.
– Какое же место в инерционной системе занимает прогноз? Что призван осуществить прогноз в управлении и как он должен влиять на принятие и исполнение решений?
– Система замкнута – наша система поведения является наиболее стабильной в области изменений форм и методов управления. Первое, что надо измерить: это возможность и направление внесения изменений внутри организации. Изучение роли изменения для поддержания постоянного процесса движения.
– Что является главным фактором, побуждающим к внесению изменений?
– Самоуспокоенность и, в следствии этого, остановка движения, либо существенное замедление анализа обратной связи. При этом надо чётко понимать и учитывать, что сам фактор инерции ни на миг не прекращался, просто потеряна реакция на изменения. Под реакцией можно понимать реальную возможность влиять на процессы внутри организации:
* организация находится в состоянии покоя (расходы равны доходам);
* произведение массы (реакция) организации на стимулирование равно силе (капиталооборот) по времени. Время воспроизводства равно импульс (направление развития и основные тенденции);
* динамика оборачиваемости (вращательное движение) равно кратчайшее расстояние до силы.
Капиталооборот имеет одну особенность – он возвращается не в форме вознаграждения, а в форме погашения задолженности по произведённым расходам. В этом его стимулирующая роль, тогда можно закладывать в прогноз возможные варианты использования капитала на основе вращательного движения (инерционного момента). При определении начальной точки – точки начала отсчёта системы, следует учитывать возможность системы по времени существовать до полной её ликвидации.
