Миров двух между

Зная примерно, что собой представляют подобные постановления, я спросил у Димы, а что еще значится в бумаге, с чем связан розыск. На что он мне ответил, что это какое-то дело в мировом суде, связанное с каким-то избиением, и тут же мне назвал фамилию «Чабаров». Фамилия мне эта опять же ничего не сказала – Рифкат для меня всегда был Витей, а девичья фамилия Гали была другой. Но я уже был почти убежден, что бумага за подписью Галютина была связана именно с семьей Бересток.

Выслушав Билана, я сказал ему, что завтра обязательно навещу Игоря Галютина и уточню у него моменты, почему он сбился с ног, меня разыскивая, хотя, очевидно, что начальнику угрозыска, чтобы меня найти, было достаточно набрать номер. Хотя мою фамилию Игорь мог и не слышать ранее, и с соседями по даче она закономерно могла не ассоциироваться.

Билан пытался мне навязать, что лучше бы было чтобы мы с ним поехали к Галютину вместе, на что я сразу же ответил, что «нафига козе баян», и что похоже разговор с Игорем у нас будет очень интимный, где Билан будет лишним. Нехотя, но возражать Дима не стал, хотя и попросил меня ему позвонить после моего посещения судьи Галютина. На этом мы разговор и закончили.

Отступая от повествования и забегая вперед, скажу, что именно этот самый факт, информация о том, что между мной и Чабаровым существует судебная тяжба, даст Диме Билану повод фантазировать по поводу моей причастности к взрывам и убеждать в этом же свое руководство. Именно Билан, не зная ничего о течении дела в мировом суде, своим поганым языком фактически «назначит» меня обвиняемым по уголовному делу и инициирует самое начало беспредела, который продолжится дальше уже по цепной реакции.

– 5 —

К судье Галютину я поехал на следующее утро после разговора с Биланом. Игорь сначала просто удивился, увидев меня ожидающего его в суде, а когда я назвал свою фамилию и обозначил цель визита, он удивился еще больше. «Что ж, ты Игорь Александрович, через дачный забор мне крикнуть не можешь, что я тебе понадобился? Людей отрываешь от работы, а они мне названивают».

По поводу постановления о розыске и по сути дела Игорь объяснил следующее. Мол, в середине января поступило заявление с просьбой привлечь к уголовной ответственности Трушникова П. В. по факту причинения легкого вреда здоровью гражданину Чабарову. В заявлении был указан адрес и телефон Трушникова, но по ним найти его не удалось, потому то судья Галютин и поручил уголовному розыску найти этого самого Трушникова.

Текущее недоразумение было улажено, Галютин ознакомил меня с правами подсудимого по делу, выдал мне копию заявления Чабарова с приложением [24], я оставил свои данные и отправился восвояси ожидать вызова в судебное заседание.

По выходу из здания мирового суда я не забыл позвонить Диме Билану и сообщить, что постановление о моем розыске он может приладить в рамочку и повесить у себя в кабинете для красоты, ибо оно стало сплошь неактуальным. Он порадовался, что все хорошо разрешилось, хотя и думаю, что перезвонил после нашего разговора Галютину для подтверждения моих слов.

В своем заявлении Чабаров указал, что в ходе совместной пьянки и словесной ссоры я нанес ему удары руками, чем причинил легкий вред здоровью. Хотя уже в первом же судебном заседании Чабаров забудет, что он писал в заявлении, и будет утверждать, что я запинывал его и ногами.

А прилагалась к заявлению справка за красивой подписью врача-травматолога Славы Пягая, где он кроме ушибов ставит еще и диагноз «сотрясение мозга». Расширил, однако, Пягай свою квалификацию, ставя такие диагнозы. Также в справке указывалось, что данные были получены в результате посещения Чабаровым городской поликлиники 18 и 19 декабря. Это видать настолько Слава хотел помочь Чабарову, что на ночь глядя в воскресенье пришел на работу принять пациента. Более того, Пягай тут же в справке примерил на себя еще и роль судмедэксперта, заключив со ссылкой на нормативные документы, что пациенту нанесен легкий вред здоровью.

Такие бумаги мне очень понравились, от них за версту пахло «липой», и у меня даже проснулся определенный азарт к этому делу. Уже на том этапе я примерно представлял, как уличить Чабарова во лжи, но особо торопиться было не нужно.

Через пару дней позвонила помощница Галютина и сообщила, что судебное заседание назначено на 17 апреля, и очень желательно, чтобы до этой даты я подъехал и расписался за повестку.

– 6 —

Вспоминая великолепную актерскую работу Чабарова в прошедшем декабре, ожидать от него в суде можно было любых провокаций. Окажись мы с ним один на один, и потом могло оказаться, что я избивал его прямо в здании суда, или того хуже покушался на его жизнь. И, учитывая подобную возможность, я попросил составить мне компанию в суде моего старинного друга Михаила Горскова, которому я сразу объяснил, что в его задачу входит видеть, слышать и запоминать все происходящее в суде. Случись какая-то неординарная ситуация, из него бы получился бы объективный свидетель – все же он преподаватель ВУЗа.

Но вышеуказанные ожидания были напрасными. Чабаров в суд явился в сопровождении почти всей родни – Галей с сыном Максимом и супругой Натальей. На мою дежурную вежливость все, кроме самого частного обвинителя, который демонстративно отворачивался, ответили такой же дежурной вежливостью. Хотя спустя два года Наталья будет говорить, что я в суде вел себя по-хамски, кричал на них и обещал всех посадить. Правда, следом Галя уже эти слова не подтвердит, а опишет нечто близкое к тому, как происходило в действительности.

Но до того как мы обменялись любезностями, когда я только зашел в суд, то увидел вместе с ними одного из тобольских адвокатов Альбину Петрову и сначала сделал вывод, что они решили воспользоваться услугами профессионала, чтобы избежать ошибок. Но, однако, я ошибся, Альбину назначил ко мне в защитники Галютин, о чем она, подойдя, сообщила мне сама.

В услугах адвоката я не нуждался, о чем сказал ей сразу, но коли судья считает необходимым присутствие защитника, то я против не буду, главное, чтобы защитник не создавал помехи. Но первые сомнения в своем адвокатском рвении Альбина Петрова заронила сразу же, начав непринужденно меня убеждать, что лучше уладить конфликт какими-нибудь другими путями, не доводя до приговора, ибо он может быть суров и потом будет поздно жалеть, что дело не решилось иначе. Другими словами как бы предлагала: «А давай дадим Чабарову денег и замнем дело». Выслушал я ее с улыбкой, сказал, что суд покажет, что и как правильно.

В начале судебного заседания Чабаров сразу же заявил гражданский иск на компенсацию морального вреда. Общая сумма иска была двадцать три тысячи рублей, три из которых значились расходами на составление искового заявления. Да чтоб скряга-Чабаров отдал три тысячи за бумажку текстом в пол-листа! Я попросил о возможности ознакомиться с представленными документами, и даже почти не удивился, увидев в адвокатской квитанции за составление искового заявления имя Юли Козыревой, ныне Сеитовой, а в девичестве… Петровой. Родной дочери присутствующей и якобы меня защищающей Альбины Петровой. Теперь расклад, кто на чьей стороне играет, становился ясен. Но какой-либо угрозы от Альбины я не ощущал, потому и не подал виду, что в курсе этой тайной коалиции [25].

При даче показаний Чабаров наговорил много лишнего не в свою пользу. Его просто подрывало выставить меня в более негативном плане, а себя в более страдальческом. Так, кроме моментов жестокого избиения ногами, добавилось, что он лечился у врача, посещал процедуры и находился три недели на больничном [26].

Я подозревал, что у Чабаровых, по всей видимости, кто-то есть в городской поликлинике, раз у него с легкостью появилась малоадекватная справка за подписью Пягая. И одно дело уличить его во лжи, опровергнув слова (от этого можно как-то отговориться), другое дело – фиктивные документы, представленные в суд. Поэтому я нашел предлог и в следующее судебное заседание, 25 апреля, инициировал судебный запрос дополнительных документов из поликлиники, будучи почти уверен, что и тут хорошие знакомые Чабаровых тоже проявят себя. Ходатайство в этом Галютин удовлетворил. И с затребованными документами я смог ознакомиться уже 16 мая.

Увиденное превзошло все ожидания. Документ из городской поликлиники состоял из двух листов. На первом, бланке городской поликлиники, за подписью главврача сообщалось, что судье Галютину направляется выписка из истории болезни пациента Чабарова. А на втором листе шли различные диагнозы (от ушибов до сотрясения мозга), говорилось о проведенном интенсивном лечении и листке нетрудоспособности [27]. Расписано это было так деятельно и убедительно, что сторонний человек навряд ли бы засомневался в правдивости этого документа. Но вот подписана эта выписка была все тем же травматологом Славой Пягаем, как лечащим врачом, и заведующей хирургическим отделением (фамилию упоминать не буду, этот человек может быть и вовсе знать не знал об этом документе). Абсурд заключался в том, что в поликлинике не существует хирургического отделения, а вот лицо, указанное, как его заведующая, существовало реально, только заведовало таким отделением в областной больнице. Ну и, конечно же, бумаги не были заверены, не только канцелярией поликлиники, а вообще никакой печатью. И это заметьте, не бумажка, которую принес Чабаров, а направленная из поликлиники бумага на судебный запрос.

Ознакомившись с документами, я сделал для себя, с учетом вышесказанного, определенные выводы. Далее Галютин назначил судебно-медицинскую экспертизу, при этом Чабаров немного напрягся, но не возражал. Подобная экспертиза в делах о причинении вреда здоровью является обязательной, вред и его степень должны быть установлены судмедэкспертом, и я об этом знал. Но существуют определенные правила и принципы проведения такой экспертизы, про что в силу своей судейской неопытности, по всей видимости, не знал Галютин. Например, о том, что на обследование эксперту обязательно представляется само лицо, в отношении которого проводится экспертиза. Однако же, Галютин отправил экспертам только одни бумаги. А я в свою очередь заявил ходатайство, в котором указал дополнительные вопросы экспертам и заявил о желании участвовать при проведении экспертизы. Данное ходатайство Игорь также удовлетворил.

В принципе, что примерно будет написано в заключении, я знал заранее. Тем более, здесь уже я мог не сомневаться в честности эксперта. Подобными экспертизами занимался судмедэксперт, а по совместительству хирург, Виталий Папинен, человек безупречной репутации. Именно он оперировал меня в начале 2005 года и, скорее всего, я даже обязан ему жизнью.

Но человеческое любопытство все ж не давало покоя, и я попросил кое-кого из знакомых проинформировать меня, когда экспертиза будет проведена. Точнее сказать, когда появится заключение. О том, что меня никто никуда не пригласит, я тоже знал заранее. И уже в первых числах июня я владел информацией о заключении судмедэксперта. «Вред здоровью установить невозможно» – это единственный вывод, который мог сделать эксперт из всего представленного Галютиным. И это уже само по себе исключало то обвинение, которое инициировал в отношении меня Чабаров [28].

Я же время даром тоже не терял. Используя различные знакомства и связи, я негласно получил информацию по Чабарову из Медстраха и ФСС.

Это лишь Рифкату и его супруге могло наивно казаться, что достаточно слова любого медика, изложенного на бумаге, и не будет никаких сомнений в том, что человек посещал врача и имеет соответствующие диагнозы. Однако, система медицинского страхования у нас устроена таким образом, что любое соприкосновение человека с медициной отражается в реестре страховой компании. Как и следовало ожидать, Медстрах был только в курсе того, что гражданину Чабарову 18 декабря 2011 года осуществлялся вызов «скорой», он был доставлен в приемное отделение областной больницы и там был проведен первичный осмотр. Более, ничего из того, о чем говорил Чабаров в суде и что было написано в справках травматологом Пягаем, в реестре страховой компании обозначено не было. Даже данных о приеме того самого травматолога. В свою очередь Фонд Социального Страхования не обладал информацией ни о каких больничных листах Чабарова в конце 2011 года.

Вот это уже было что-то. Информацию из таких органов оспорить нереально, и она конкретно подтверждала, что частный обвинитель представляет в суд заведомо ложные сведения и доказательства обвинения. Дело оставалось за малым – запросить в суд эти сведения официально, и я считал, что в подобном ходатайстве Галютин мне не откажет.

– 7 —

Но встретиться с Игорем Галютиным в судебном заседании нам уже было не суждено. Он был назначен судьей по гражданским делам в Тобольский городской суд, а наше дело частного обвинения было передано мировому судье Шишкину. Он лишь недавно начал работать в Тобольске, ранее работал в суде Вагайского района, поэтому я его не знал вообще ни с какой стороны.

Следующее судебное заседание было назначено на 6 июня, о чем за пару дней до этой даты сообщила по телефону помощник мирового судьи. Но, приехав в суд в назначенное время, я узнал, что заседание не состоится, так как с экспертизы не вернулись направленные туда бумаги. Помощник судьи выдала мне повестку на 13 июня. Но и в этот день заседание не состоялось по тем же причинам. Мне это казалось странным, потому что по моим сведениям уголовное дело с заключением эксперта покинуло бюро судмедэкспертизы еще 2 июня, и было непонятно, где оно могло потеряться в одном городе в пути до мирового суда.

Очередной датой заседания было обозначено 19 июня. Но за день до этой даты последовал звонок от помощника мирового судьи, которая сообщила, что заседание снова откладывается, но уже по другой причине. Мол, частный обвинитель заявил ходатайство отложить судебное заседание в связи с неожиданным отъездом. Теперь установленной датой следующего судебного заседания было 5 июля, и помощник судьи просила меня до конца месяца подъехать, чтобы получить повестку.

Но по стечению обстоятельств на 22 июня у того же мирового судьи Шишкина должно было рассматриваться административное дело о якобы совершенном правонарушении моей супругой. Я собирался представлять ее интересы в этом заседании, поэтому специально ехать за повесткой мне бы не пришлось. Я лишь уточнил у помощника судьи, нет ли каких-то изменений в графике судьи Шишкина и состоится ли рассмотрение административного материала по гражданке Трушниковой. Помощник немного удивилась, что мы не просто однофамильцы, да еще, что обвиняемый по уголовному делу собирается участвовать в судебном рассмотрении по делу супруги в качестве защитника, а я еще пошутил, мол, вот такая у нас семья, сплошь одни уголовники.

Почти месяцем ранее доблестные сотрудники ГИБДД вменили моей жене нарушение Правил дорожного движения, наказанием за которое предусматривалось лишение водительских прав на несколько месяцев. Вменили необоснованно, но на месте не захотели признать свою ошибку, составили протокол с последующей его передачей на рассмотрение мировому судье. Административный материал в конечном итоге был передан мировому судье Шишкину. Чтобы облегчить процесс возвращения водительского удостоверения супруга заявила меня своим защитником по делу, как позволяет это сделать закон.

22 июня мы с женой поехали в мировой суд. Так уж сложились последующие события, что мое знакомство с судьей Шишкиным было первой и последней с ним встречей.

После того, как мы закончили общение по административному делу, Шишкин сам, обращаясь ко мне, сказал: «А Вы же у меня обвиняемым по уголовному делу проходите? Останьтесь, пожалуйста, мне нужно с Вами поговорить». Кроме получения повестки изначально никаких планов связанных с делом Чабарова у меня в тот день не было, а тем более я не планировал вне судебного заседания общаться с судьей. Видимо помощник сказала ему о нашем последнем телефонном разговоре, и, может быть, любопытство заставило его инициировать эту неформальную беседу. Супруга моя покинула кабинет Шишкина, а я, как он попросил, остался.

Разговор начал он сам, сказав, что просмотрел недавно уголовное дело, а сегодня увидел меня, и многое ему непонятно. Как я понял, по материалам дела ему представлялся портрет совсем другого обвиняемого. И тут же он проинформировал меня, что дело то можно считать законченным, так как по заключению экспертизы отсутствуют признаки состава преступления по предъявленному Чабаровым обвинению. На что я ответил, что мне не хотелось бы пока заканчивать этот процесс и что очень бы хотелось доказать, что наш частный обвинитель врал в суде и напичкал дело подложными документами. И полагаясь на его судебное самолюбие, я спросил Шишкина, нравится ли ему, когда участники процессов обманывают суд. На это он спросил вполне серьезным тоном, а способен ли я объективно доказать то, о чем говорю. И я ему кратко изложил расклад про информацию из Медстраха и ФСС, а так же то, что я уже знаю, какой будет ответ на запрос в эти органы. Шишкин очень недолго поразмышлял и сказал: «Ну что ж, заявляйте ходатайство, я удовлетворю. А там уже по факту официальных ответов на запросы будем думать, что делать с частным обвинителем». Эти слова привели меня в полнейший восторг. Мнение судьи мне уже было понятно, как и то, что последует в дальнейшем по ходу дела.

На этом мы с судьей Шишкиным закончили беседу, попрощавшись до 5 июля, потом я получил у секретаря ожидаемую повестку и покинул суд. Утро принесло двойной позитив – во-первых, административное дело можно было считать выигранным, а во-вторых, результат дела по лжецу и вымогателю Чабарову уже тоже очень хорошо просматривался.

Объективно и публично (а это значит, что на тот момент это было известно окружающим меня людям, помощнику мирового судьи и самому судье Шишкину) уголовное дело по обвинению меня Чабаровым в причинении легкого вреда здоровью находилось примерно в следующей стадии:

1. Обязательная для обвинения экспертиза была проведена и не подтвердила вреда здоровью, что уже исключало первоначальное обвинение. Правда, Чабаров об этом еще не знал.

2. 18 июня (или ранее) Чабаров заявил ходатайство отложить судебное заседание. Судья Шишкин ходатайство удовлетворил и назначил следующее заседание на 5 июля. Меня об этом проинформировала помощник судьи, а Чабаров не мог об этом не знать, как заявитель ходатайства. И можно считать, что мне было доподлинно известно, что предположительно до 5 июля Чабаров будет отсутствовать в Тобольске.

3. Был конкретный план сделать из частного обвинителя Чабарова обвиняемого, подтвердив документами из Медстраха и ФСС использование им заведомо подложных документов в качестве доказательств по уголовному делу. Судья Шишкин об этих планах знал и негласно заранее был готов удовлетворить ходатайство о запросе этих документов.