Тайга, море, человек. Рассказы

– Вы что, провидец? Или колдун?

Дед хихикнул.

– Ты вчера ужин как варил? На костре?

– Да. Как же ещё?

– Дым от костра как шёл?

– По долине стелился… – Кирьян, осенённый догадкой, замолчал, но тут же, невольно перейдя на «ты», недоверчиво спросил: – Неужели почуял дым на таком расстоянии? Ведь час ходу – это километров пять.

– Собаки мои морды вытянули; глядя на них, и я принюхался. Когда тайга не горит, дым издалека можно почуять.

– А как узнал, что в эту сторону иду? И где собаки?

– Кто здесь бывает, все через меня проходят. До тебя давно никем не пахло. Знать одна дорога у тебя, через меня. А собак привязал, чтоб скрытно глянуть. Мало ли кого несёт.

Кирьян лишь согласно кивнул в знак восхищения очевидной простотой его рассуждений, вспомнил об Улукиткане, сравнил с ним деда Митяя, и вдруг оказалось, что место, где родился прославленный эвенк, расположено неподалёку, хотя стойбища уже давно нет. Но в дне пути от исчезнувшего поселения есть избушки, оставшиеся от геологической партии. В одной из них и обитал одинокий старожил местности.

Три приземистые бревенчатые избушки прилепились на высоком берегу реки, обратясь окнами на величавый таёжный простор. Многие сотни километров отделяли эту местность от суетливого прогресса. Казалось, что вообще нет этого прожорливого и нервного слова. Есть сверкающий зимним нарядом островерхий Становик над пожелтевшей тайгой и приветливый хозяин уютного таёжного пятачка. Две рослые лайки, завидев старика, обрадовано завертели хвостами, а когда тот отвязал их, сразу принялись обнюхивать Кирьяна, не проявляя ни малейшего признака агрессии.

– Чего они не лают на меня? Я ж чужой, – удивился он.

– Ты со мной пришёл, значит свой. Они лайки, а не пустолайки.

Старик споро развёл огонь, повесил над ним чайник, вынес из сеней убитую утку и принялся её ощипывать.

– Хорошо здесь, вольно, красиво. Одна беда, далеко. Трудно добраться, – поделился Кирьян первым впечатлением.

– Какая ж это беда?! Наоборот, повезло, – возразил старик. – Я, бывает, сяду на бревно, смотрю и не могу насмотреться. Лет через сто таких непотревоженных углов не останется.

– Что будет через век, даже через полвека, одному Богу известно. Может, вообще ничего не будет.

Дед Митяй усмехнулся.

– То-то и оно. Я иной раз радио настрою, послушаю и радуюсь, что остаток жизни здесь проходит. Людей только жалко – всё про экономику судачат, будто ничего другого на свете нет.

– А про что ещё, если там всё от неё зависит?

– Голая выгода, она, как лампочка. Светит, а не греет. Люди ж не машины, в них души вложены. Вымрут без тепла, как мамонты.

– С деньгами доступно любое тепло. Хочешь – Египет, хочешь – Индия.

– Да не про то я, – поморщился дед. – Ясно, что без денег не проживёшь. Только надо так: срубил – посади. А для этого Душа нужна. Давай чай пить, – пригласил он, снимая с тагана забулькавший чайник.

Разговор переключился на охоту и рыбалку, без обсуждения которых не обходится ни одна таёжная встреча. После нескольких обычных для этой темы воспоминаний дед Митяй перевёл разговор в конкретное русло.

– Сегодня вечером поставим сети, а ночью косы обведём. Запастись на зиму надо, да и тебе в дорогу не помешает. Пару дней уделишь старику? – спросил он.

Гостеприимство и бесхитростность деда Митяя, необходимость определить дальнейший путь и отдохнуть перед дальней дорогой, и особенно прозорливость хозяина о невысказанном желании пополнить съестные запасы – всё это вызвало в Кирьяне абсолютное согласие с его предложением.

– Тоже мне, старик! За таким стариком молодому не угнаться, – начал он говорить лестные слова, но дед недослушал.

– Эх-хе… ты, видать, на собраниях любишь выступать?

– Почему? – смутился Кирьян.

– Ты вот пришёл сюда своим ходом и выбираться будешь также. А я своим ходом уже не смогу – силы не те. Вот и выходит, что мне за тобой не угнаться, и слова твои пустые, трибунные. – Заметив смущение гостя, дед добавил: – Я сам такой был, когда должности занимал.

– А кем был-то? – поинтересовался Кирьян.

Тот неохотно буркнул:

– Да так, исследовал, заведовал.

Кирьян присвистнул.

– Значит, бывшее начальство, ещё и учёное. А как сюда-то попал?

– Долго рассказывать, да и незачем. Мне здесь хорошо, а там, – он неопределённо махнул рукой, – худо. Остальное уже не имеет значения… Ты скажи лучше, откуда узнал, что здесь живая Душа обитает. Охотники ведь только в конце сентября появятся в тайге, – переменил он тему. – Наверное, Витьку повстречал?

– Опять в яблочко. Зачем спрашиваешь, если знаешь? – удивился Кирьян в очередной раз и рассказал хозяину о встрече с оленеводческой семьёй.

Старик с интересом выслушал и довольно усмехнулся.

– Мы с ним соседи. Другие все ближе к посёлку жмутся, а мы с ним, наоборот, подальше. Мы с ним одинаково на мир глядим, хоть виделись всего дважды. И ты вот, раз в такую даль без дела попёрся, тоже ищешь его.

– Кого?

– Взгляд на Мир.

– А почему же без дела-то?

– Ну, на рыбалку или охоту так далеко не забираются. В экспедиции по одному не ходят, да и сдохли экспедиции при перестройке. Туристы, те тоже табунами шастают. На кустарей-одиночек, что золотишком балуются, ты не похож. А больше дел в тайге нет.

– Может, я журналист, собирающий материал об Улукиткане?

– Э-э… Этих я повидал. Они там, где людно.

Кирьян развёл руками, сдаваясь.

– Всё, просветил насквозь. Тебе бы предсказателем быть где-нибудь в крупном городе, как сыр в масле катался бы.

Дед хмыкнул.

– В обществе зрячих не бывает. Мудрецы ведь не зря удалялись. А те, что в городах предсказывают, просто подмечают схожесть явлений. Или жульё, которое носится по пространству, как пыль. Через что летит, тем и живёт.

– Значит, ты мудрец! – с пафосом произнёс Кирьян.