
Бессознательное: мифы и реальность
«Допустим, что вниманию участников эксперимента предложены слова различной длины; задание заключается в том, чтобы правильно назвать число, соответствующее каждому слову. Давайте сформулируем произвольное правило, согласно которому «правильное число» получается в результате вычитания из 100 количества букв в слове, деления остатка на 2 и умножения полученного результата на 5. Для того чтобы получить правильный ответ с учётом этого сложного правила, требуется трёхступенчатый расчёт, то есть испытуемый должен выполнить несколько мыслительных операций, причём в строго определённой последовательности. Организм, лишённый способности мыслить, не в состоянии выполнить правильные действия, сколь долго бы его реакции не подкреплялись».
Вот тут и возникают вопросы к логике Бандуры. Если приглядеться внимательнее, то мы обнаружим две основательные промашки исследователя.
1. Он изначально относит способность неосознанного определения алгоритмов к свойствам организма. Это удивительный подход. Но разве кто-то когда-то говорил, что бессознательное – это функция организма, а не психического аппарата? Конечно же, сам организм лишён «способности мыслить», как выразился Бандура. Но мышление представляет собой функцию психического аппарата, который является надстройкой организма, но никак уже не самим организмом – иное упрощение выглядит грубо. По всей видимости, Бандура по умолчанию исходил из той теоретической позиции, что психика и сознание тождественны. И если и есть что-либо бессознательное, то оно уже не относится к психике, а имеет в своей основе исключительно "органическое".
2. Он изначально исходит из предположения, что если бессознательное способно вычислять алгоритмы, то оно непременно должно уметь вычислять даже самые сложнейшие алгоритмы, требующие многоступенчатых арифметических действий.
А никто ведь и не утверждал, что бессознательное способно определить любой алгоритм. Вот как раз простые алгоритмы ему, по всей видимости, по плечу, что вряд ли можно сказать о сложных. Но Бандура же полагает, что если ему удастся доказать, что бессознательное неспособно открыть бином Ньютона, то он тем самым докажет, что бессознательное вовсе ни на что не способно.
Неужто если пятилетний пацан не умеет определить логарифм из 100 и возвести его в куб, мы посчитаем, что он и не в силах сложить 2+2?
В общем, в словах Бандуры видна явная тенденция отказать психологической науке в категории бессознательного как в некоем артефакте, и в этом усердии он сильно перегибает палку.
Неосознаваемое научение является неотступным спутником в жизни человека, значение которого на самом деле сложно переоценить. Достаточно даже вспомнить, что ребёнок учиться ходить на двух ногах, исключительно неосознанно подражая взрослым.
* * *
Приложение 2: имплицитное научение
Когда общаюсь с кем-то, всегда и сразу ощущаю, как интенсивно начинает работать мозг – любые движения собеседника, особенности интонации голоса – всё это мгновенно фиксируется и анализируется в глубинных частях психики.
Вернее, глубинными они были когда-то давно, а потом стали очень даже осознанными.
Когда 95% твоего времени уходит на рефлексию, то так или иначе будто бы расширяешь угол своего сознания-внимания.
К примеру, возвращаешься со свидания в приподнятом настроении и думаешь с улыбкой на лице: я ей точно понравился.
Улыбаешься сам себе, а потом задаёшься вопросом: а на основании чего я решил, что понравился?
В такой момент человек с низким уровнем осознания отделается примерно такой фразой: ну мы так отлично посидели, пообщались! Мы явно понравились друг другу!
На том и остановится. Никакого анализа.
Я же всё начинал раскладывать на составляющие. Поскольку атмосфера в общении между людьми – это не какая-то энергетика, как любят рассуждать всякие мистики, эзотерики и бабки у подъезда, а совокупность улавливаемых, но неосознаваемых деталей.
Сразу прокручиваю в голове:
– когда она говорила о том-то, она двигала руками вот так
– когда говорила о том-то, то еле заметно улыбнулась вот так
– когда я говорил о том-то, её глаза были всецело обращены на меня, никаких колебаний
– в такой-то момент еле заметное «вот такое» движение шеи
– в такой-то момент пауза затянулась чуть дольше логически предполагаемой.
И вот вся совокупность (трудноуловимая или же и вовсе неуловимая для большинства) подобных мельчайших факторов и складывается в итоге в осознание нами того, понравились ли мы друг другу или нет.
Такого рода наблюдательность можно развивать. Что я и делал (поначалу неосознанно) в промежутке с 22 до 24 лет. Да, всего два года, но за это время было около 60 разных свиданий с девушками, а с некоторыми и не по разу. Каждый раз полтора-два часа сидишь с женщиной в кафе за столиком лицом к лицу друг напротив друга, как на допросе – за это время даже невольно разовьёшь свою наблюдательность.
Потом постоянно обращаешь уже вполне осознанное внимание : на движения рук, на тип улыбки, на движения глаз и расширение зрачков, на произношение отдельных слов, на походку и на всё остальное.
Вся эта груда информации анализируется постоянно, ежесекундно и помимо нашего сознания.
Когда задумываешься над этим, понимаешь, какую колоссальную работу проделывает мозг в секунду времени.
Со временем качество анализа доходит до такой степени, что пообщавшись с женщиной первые полчаса, можно почти точно сказать: вот с ней можно рассчитывать на то-то, вот с этой – на это, ну а с этой так и вовсе на всё остальное.
Вся информация подобного рода затем получалась совершенно автоматически – это умение со временем снова ушло в бессознательное и осуществлялось абсолютно само по себе, предоставляя сознанию сразу готовый вывод. Но при желании вся цепочка рассуждений и фактов, на которых они основывались, в любой момент извлекалась наружу и анализировалась уже сознательно.
Самое же интересное было тогда, когда я стал замечать, что в общении с разными женщинами веду себя по-разному. С этой так, с этой – вот так, а с третей и вовсе так.
Это было очень интересно, и я задумался, почему же это так? Любопытный феномен.
Но всё, как обычно, лежало на поверхности.
На бессознательном уровне в ходе считывания и анализа мельчайших нюансов поведения «жертвы» происходило также и соотнесение её типа поведения с моим собственным. Когда бессознательное «приходило к выводу», что мой конкретный тип поведения не находит отклика в душе данной особы, то само моё поведение начинало корректироваться с целью выработать оптимальное для сближения.
Данная процедура занимала не так и много времени – около получаса в первую встречу.
Так и получалось, что с одной я несколько грубоват (и ей это нравится), с другой я, наоборот, аристократически сдержан и галантен (и ей, конечно, это нравится), а с другой я шутлив и до невозможности прост (и ей это, разумеется, нравится).
То есть, по сути, процесс выглядит следующим образом : фиксируя малейшие детали поведения человека, бессознательное принимается к "прощупыванию" – мной осторожно совершалось какое-либо изменение в голосе, в манере речи, в жестикуляции и мимике, а затем тщательно считывалась реакция человека на эти изменения. Если реакция была положительной, внесённое мною изменение фиксировалось в отношении этого человека. Затем "прощупывание" продолжалось дальше, пока не обнаруживались новые положительные отклики относительного очередных неуловимых сознательно изменений в моём поведении. В итоге, когда число положительных откликов на различные аспекты моего поведения достигало определённого уровня, в моей голове возникала своеобразная карта поведения, которое было принято данным человеком. Оставалось только вести себя согласно полученной карте, и результат эмоционального сближения был бы максимальным.
Это похоже на работу сонара или УЗИ – бессознательным посылается мельчайший импульс к "объекту", который его принимает, перекодирует и посылает обратно, затем уже бессознательное производит дешифровку полученного сигнала и делает выводы.
Всю данную работу можно осознать.
А можно и не осознавать.
Как бы там ни было, а бессознательное проделывает колоссальную работу, даже когда мы об этом не знаем.
Механизм подобной бессознательной "подстройки" используется всеми людьми за чрезвычайно редким исключением (мои наблюдения показывают, что только сильно невротичные люди или те, которые уже близки к психотическому порогу, почти начисто игнорируют его). Обычные же люди, так или иначе, меняют своё поведение, общаясь с другим человеком.
Попробуйте забавы ради при встрече с новым человеком вести себя очень сдержанно, быть немногословным, совершенно безэмоциональным – разумеется, вы увидите, как ваш визави, даже если он обычно общителен и активен, существенно притормозит свою активность и разговорчивость. Это произойдёт в силу того, что не происходит контакта, нет регистрации никаких откликов – поведение невозможно выстроить должным образом. Возникает напряжение.
Я обращал внимание, что интересная ситуация складывается, когда в одной компании пересекаются несколько прежде незнакомых друг другу человека, с каждым из которых я уже общался по отдельности и, следовательно, к каждому из которых уже выработал определённый тип поведения. Вот они знакомятся, начинается общение, всё как бы хорошо. Но в таких ситуациях я всегда чётко ощущаю, что не знаю, как именно себя вести – согласно образцу поведения, выбранного в отношении одного человека или другого? В таких ситуациях это всегда дилемма, если, конечно, всё это осознавать. У меня зачастую возникал дискомфорт в такие моменты – и я точно понимал, что связано это с незнанием, как именно себя вести. Порой даже совершал мелкие нелепости в поведении, которые другими, может, и не замечались, но в целом всё же для наблюдательного человека могли создавать впечатление какой-то моей дезориентации.
Только позже, после целого ряда таких случаев, у меня выработался один конкретный тип поведения, который в дальнейшем стал применяться во всех подобных ситуациях.
Кстати, как мне думается, подобную неопределённость в собственном поведении в таких случаях может наблюдать каждый. Мне доводилось фиксировать это ни один раз у моих друзей, когда они меня с кем-то знакомили.
Дальше на каком-то из этапов общения с людьми я стал замечать, что наши с собеседником позы оказываются идентичны. Обратил внимание, что локти одинаково упираются в стол; потом поза меняется, и уже ноги у обоих располагаются одинаково, и т.д. Мне стало любопытно, кто же кого копирует, а кто ведёт себя естественно?
В итоге удалось заметить, что сначала мои собеседники меняли позу, а затем уже мои руки-ноги сами повторяли их действия.
Конечно, было понятно, что такое копирование происходит из стремления лучшим образом подстроиться.
Это только позже я узнал, что на различных тренингах личностного роста людей специально обучают тому, как нужно подстраиваться под позу собеседника, чтобы установить наиболее качественный контакт – часто это явление называют отзеркаливанием. Как показывают исследования, люди действительно склонны копировать друг друга в ходе общения: мы принимаем схожие позы, одинаково скрещиваем руки или ноги, теребим волосы, трём носы, пока общаемся (Cappella, Panalp, 1981). Но копируем мы не всех собеседников без разбора, а только симпатичных нам. А главное же, что данное копирование действительно сближает людей, способно усиливать их взаимную симпатию (van Baaren ., 2009). В итоге возникает сложная симфония, когда один копирует другого, а тот, другой, в свою очередь, копирует того первого, и всё это усиливает качество их взаимодействия и взаимопонимания.
Но по своей сути отзеркаливание более примитивно, нежели тот тип подстройки, который я описал выше. Если при отзеркаливании происходит всего лишь банальное копирование поз и движений человека, чтобы он воспринимал тебя как своё продолжение, то в первой подстройке нужный тип поведения вырабатывается на основе считывания неощутимых реакций собеседника и в итоге может оказаться так, что выработанное поведение в корне отличается от собственного поведения собеседника, но всё же приходится ему очень по душе (сколько же девушек удалось так к себе расположить, мама, не горюй).
Однажды я задался вопросом : если каждый раз я подстраиваю себя под типаж того или иного человека, то каков же я в общении на самом деле
И нравится ли мне всё это?
Порывшись в себе, пришёл к выводу, что для определения того, каков я на самом деле в общении, нужно исходить из того, каким мне нравится в общении быть.
Вести себя каждый раз по-разному мне не нравилось, это точно. Просто в той конкретной ситуации данное поведение было наиболее оптимальным с точки зрения расположения человека к себе, и всё. А моё любимое самоощущение – это когда я спокоен, у меня плавные размеренные движения, я не испытываю потребности говорить много и громко и постоянно смеяться. Когда я улыбаюсь не столько губами, сколько глазами. А на душе так спокойно-спокойно… Вот в те моменты я чувствую себя в своей тарелке, очень уютно.
В общем, этакий спокойный и добрый. Собственно, потому я обычно повторно не встречался с теми женщинами, в общении с которыми мне "приходилось" быть грубоватым, пошловатым или же, наоборот, улыбающимся во всё лицо, постоянно шутящим и имеющим наивные детские глаза. С такими женщинами я старался больше не встречаться, потому что понимал, что им нужен совершенно другой человек, с другим типом поведения. И когда я встраивался в шкуру этого человека, то ощущал себя неуютно.
Я не хотел быть таким. Я хотел чувствовать себя спокойным, неразговорчивым и добрым. Всего-то.
Поэтому неудивительно, что больше всех мне нравились те женщины, с которыми я мог ощущать себя именно таким. Только с ними моё желаемое самоощущение совпадало с действительным. И с ними мне было чрезвычайно уютно.
В общем, надо выбирать не столько того, кто тебе нравится, сколько того, рядом с кем ты нравишься сам себе.
По ходу жизни неимоверное множество вещей мы выполняем, совершенно не задумываясь, просто «на автомате», хотя когда-то нам приходилось учиться всё это проделывать. Со временем же контроль над обретёнными навыками переходит из сферы сознания к бессознательному.
Вот попробуйте сейчас встать на четвереньки. Давайте, давайте, попробуйте. Встали?
Теперь ползите. Именно, просто ползите…
Поползайте по комнате. Взад-вперёд, туда-сюда. Посмотрите, где у вас пыльно.
Так, а теперь поднимитесь.
Всё?
Ну а сейчас попробуйте описать словами, объяснить всю последовательность действий, которую пришлось совершать, чтобы ползти.
Как вы двигали своими конечностями, как их переставляли? В каком порядке?
Это будет реально трудно. Много труднее, чем просто непосредственно ползти.
Пейперт проделывал такой опыт с детьми разных возрастов (Пиаже, 1996). В результате, чем младше ребёнок, тем хуже данное им описание собственного же поползновения. Некоторые даже принимались утверждать, что сначала продвигают вперёд обе руки, а затем подтягивают обе ноги. Только лишь среди детей 10-11 лет уже две трети из них способны описать все свои движения более-менее правильно.
Когда Пейперт на одном из симпозиумов попросил проделать всё то же самое, но уже совершенно взрослых собравшихся (по залу кучками ползали физики, психологи, логики и математики), выяснилось, что даже и они далеко не все способны верно описать порядок только что совершённых ими же действий.
Тот факт, что благодаря неосознаваемым мыслительным операциям наше тело может жить в известной степени "самостоятельной жизнью", показывается и в ряде других экспериментов. К примеру, в сложном исследовании, где испытуемые должны были на беговой дорожке со спонтанно регулируемым сопротивлением сообщать о моменте этой смены, было показано, что сначала тело испытуемых меняло специфику своей активности вслед за изменением в сопротивлении дорожки, и только потом уже сам человек осознавал произошедшие перемены. То есть тело реагировало на меняющуюся ситуацию довольно самостоятельно, без осознания индивида (Varraine, et al., 2002).
Когда мы тянемся к какому-либо предмету, пальцы руки автоматически раскрываются на необходимую для его захвата ширину, но если рядом лежат два предмета разной величины (яблоко и вишня), и мы тянемся к маленькому, то пальцы раздвигаются чуть больше, чем обычно требуется для захвата именно этого предмета (Castiello, 2005). Нейробиолог Крис Фрит подчёркивает, что в данном случае "действие, требуемое, чтобы взять вишню, попадает под влияние действия, требуемого, чтобы взять яблоко. Такое влияние возможного действия на совершаемое показывает, что мозг одновременно параллельно заготавливает программы для всех этих действий" (Фрит, 2010. С. 156).
Очень многие автоматизмы, которые мы десятками совершаем каждый день, являются наглядным примером того, как самые сложные системы действий могут совершаться и без нашего сознательного контроля. А ведь всем этим действиям мы когда-то чрезвычайно усердно учились – и ползать на четвереньках, и ходить на двух ногах, и кататься на велосипеде. Со временем подобные навыки, которые в определённый момент времени используются очень активно, просто уходят с сознательного плана в бессознательный, тем самым превращаясь в обычный автоматизм.
Когда же мы начинаем задумываться над тем, как именно мы совершаем те или иные действия, то при попытке подобного осознания, упорядочивания в виде последовательных мыслей мы в тот же момент снижаем эффективность конкретного автоматизма. Зачастую лучше не думать, как ты делаешь, а просто делать – так всё будет много стройнее.
Тут вспоминается анекдот про ёжика, который забыл, как дышать, и умер. Отчасти он демонстрирует нам суть рассматриваемого явления.
Попытка осознать может нарушить отточенный временем автоматический механизм действия, давно контролируемый бессознательным.
По данным Клэкстона, дети в среднем собирают кубик Рубика быстрее, чем взрослые (Claxton, 1998). Якобы дети всецело отдаются во власть своего двигательного интеллекта и просто делают, в то время как взрослые ещё и пытаются понять, как они это делают. Пытаясь перейти в сознательное, процесс бессознательного алгоритма становится отрывочным, последовательным и от этого перестаёт быть целостным, теряет свою всеохватность.
Очень интересный пример неосознаваемого научения был продемонстрирован советскими исследователями ещё в конце 60-х. Тогда талантливому нейрофизиологу И. С. Бериташвили пришло в голову проверить одну идею насчёт ориентирования на местности у незрячих людей (Беритов, 1969). Изучая восприятие людей, в том числе и слепых, он пришёл к выводу, что ориентирование в пространстве у тех происходит не только посредством размахивания руками или палочкой и не только за счёт воспринимаемых ими звуков, но и за счёт звуков, которые не преодолевают порог осознания.
В ходе эксперимента незрячему надевали наушники, в которые подавали звуковой сигнал, глушащий все прочие звуки извне. Затем он должен был пройти расстояние, заставленное различными препятствиями. Без наушников в "нормальном" состоянии такие люди обходили большинство предметов без малейших сложностей.
Но стоило им надеть глушащие наушники, так они тут же начинали то и дело натыкаться на препятствия.
Тут как бы и ничего удивительного, но интересным же было то, что все эти незрячие испытуемые решительно утверждали, что при ориентировании они не руководствуются какими-либо звуками, потому что никаких особых звуков не слышат. Но, по их собственным словам, при ориентировании они внимательно прислушиваются к ощущениям на коже собственного лица.
Все незрячие, как один, утверждали, что перед каким-либо препятствием они ощущают словно едва уловимое прикосновение к лицу. Будто какое-то мимолётное дуновение воздействует на кожу.
Удалось установить, что все эти описания означали не что иное, как чрезвычайно слабые сокращения мышц собственного лица. Именно они-то и воспринимались испытуемыми как "прикосновение" или "дуновение".
Но чем были вызваны эти слабые сокращения лицевых мышц аккурат перед препятствием?
Бабки у подъезда в таких случаях говорят о биотоках, ясновидении, Ванге, Большом адронном коллайдере и нейтронно-позитронном генераторе XGC-715…
Но всё оказалось проще и одновременно сложнее.
Беритов Иван Соломонович (он же – Бериташвили) пришёл к заключению, что всё дело в условном рефлексе, который формируется на неосознаваемый раздражитель.
В данном случае речь шла об изменяющихся звуковых волнах, отражённых от препятствия. Но интенсивность этих звуков настолько мала, что они просто не преодолевают порог восприятия и не осознаются.
В пору раннего обретения опыта ориентирования незрячие постоянно натыкаются на предметы. Бессознательное при этом фиксирует все типичные звуковые волны, отражённые от препятствий. И каждый раз, когда происходило столкновение с предметом, этому предшествовало определённое изменение неосознаваемого звука – меняется его частота.
Затем происходит столкновение, у человека возникает гримаса, происходит сокращение мышц лица и шеи.
Всего после ряда таких столкновений с препятствием, имеющим сплошную поверхность, в глубинах психики незрячего человека возникает условный рефлекс – сначала происходит регистрация неосознаваемого звука, а за ним и непременное столкновение, влекущее за собой напряжение мышц лица. Именно по этой причине впоследствии у слепых и вырабатывается слабо ощутимый мимический рефлекс на неосознаваемый звук.
То есть бессознательное регистрирует звуковые волны, свидетельствующие о приближении препятствия, и заранее "морщит" лицо, поскольку такая реакция уже выработана.
Поскольку незрячие не осознавали сам звук, то более-менее могли ощутить мимолётную дрожь в собственных лицевых мышцах и уже на основании этого делали вывод о препятствии впереди.
Эксперимент с наушниками доказал справедливость этого предположения.
К тому же мельчайшие мимические колебания были зафиксированы у незрячих непосредственно перед препятствиями со сплошной поверхностью (то есть с хорошим звукоотражением), но не регистрировались перед препятствиями из сетки, на которые испытуемые всегда непременно наталкивались.
Вот такой необыкновенный и изящный пример формирования условного рефлекса на неосознаваемый стимул. Звук не осознаётся, а реакция на него есть…
Неосознаваемое (имплицитное) научение играет чрезвычайно важную роль в формировании поведении человека. Определение закономерностей в окружающей действительности и выработка соответствующего поведения – это всё способно осуществляться уже на уровне бессознательного, что и приводит к тому, что люди зачастую просто не могут осознавать и объяснять, почему они делают то или это и именно так, а не иначе. Дальше мы будем подробнее говорить об этом, когда речь пойдёт о самом базисном свойстве человеческой психики – о подражании. Подражание тем лучше развито, чем лучше развито неосознаваемое научение.
В исследованиях феномена имплицитного научения были получены весьма интересные результаты (Костандов, 2004. С. 117). Когда испытуемые выполняли определённое задание, на экране предъявляли слова «хорошо» и «ошибка», говорящие об успехах в достижении результата. Если слова-оценки подавались с достаточной для осознания длительностью, то в обработке этих импульсов преимущественно участвовало левое полушарие мозга. Если же слова демонстрировались в сверхбыстром режиме и не осознавались испытуемыми, то в обучении обнаруживалось функциональное преимущество правого полушария.
О связи именно правого полушария с бессознательным накоплено уже предостаточно сведений. Но, безусловно, самой настоящей вехой в изучении этой проблемы стали исследования Роджера Сперри и Майкла Газзаниги.
Читаем дальше – вот сейчас будет самое интересное.
4. Бессознательное и правое полушарие
В середине XX века тяжёлые формы эпилепсии научились лечить рассечением связей между полушариями мозга. Полушария соединены между собой пучками нейронов, называемыми комиссу̀рами (лат. committo – соединяю). Крупнейшая из них – так называемое мозолистое телолат. сcallosum