Эффект Эха

Кабинет декана меня всегда восхищал и пугал одновременно. Даже не кричащая и странная фамилия Кирик на табличке, под которой более мирно расположилось: Мирон Захарович. Совершенно не важно, хлестал ли за окном дождь, как сегодня или пыталось пробиться сквозь утренний смог солнце, кабинет дышал прохладой толстых стен и встречал молчанием тяжелых книжных полок, словно старая библиотека с картонными карточками и правилом не шуметь. Тут царила тишина, даже если Мирон Захарович привычно сидел за столом, неподвижно, словно те застывшие в углу статуи, которые занесли к нему во время ремонта и оставили, видимо, навсегда. Только изредка монолит тишины нарушался тихим шорохом перелистываемой страницы.

– И что мне с вами делать? – он приоткрыл деревянную форточку, в которую сразу влетели запах дождя и грохот крупных капель по жестяному карнизу, достал валик сигареты, но так и не закурил. Продолжал разминать пальцами тонкую бумагу, следуя старой привычке, растерянно разглядывая меня сквозь очки. – Не пойми неправильно, я был бы рад видеть тебя снова на своих лекциях. Вот только это место – государственное учреждение и тут есть определенные правила. Например, желательно ходить на занятия или хотя бы на экзамены.

Ожидая возражений, он сразу поднял ладонь и прищурил глаза, но я молчала. Только подобрала ноги в неудобных туфлях под стул и прижала тонкую папку с заявлением на восстановление к голым коленкам, пытаясь защитить их от сырости и холода, вползающих в окно. После южного солнца моей коже не нравилось такое обращение, и она норовила покрыться мелкими мурашками. Долгие паузы в, казалось бы, банальной беседе тоже совсем не грели. Я попыталась вспомнить, где оставила зонт, но в голову лезли только смоляной пирс и теплая вода, поглаживающая протянутые пальцы.

– Буду честен, – он убрал помятую сигарету обратно в пачку и достал другую, – на моем направлении не так много студентов, а способных еще меньше. И, конечно, мне очень хотелось бы выпустить с дипломами хотя бы твой курс.

Хотя бы мой курс… Человек шесть и это со мной. Я почти никого из них не знала, что не удивительно, учитывая длинный ряд букв Н в журнале напротив моей фамилии. Возможно, где-то прямо сейчас в гранитных недрах старого здания института они шуршат тетрадками под монотонный голос преподавателя. И даже не знают о неведомой связи между своей судьбой и мной, пытающейся уже целый час просто подписать заявление и вернуться в аудиторию. Хотя бы на время.

– И я даже готов, – продолжил Мирон Захарович, – простить тебе пропусти и дать еще время закрыть «хвосты», если честно ответишь мне – для чего тебе все это нужно? Я про диплом сейчас.

«Чтобы не чувствовать себя еще более жалкой и ненужной, Мирон Захарович», – ответила я про себя, но вслух не произнесла ни слова, только взглянула на него и виновато кивнула. Похоже, что такой ответ его вполне удовлетворил.

– Ладно, – Мирон Захарович сунул в пепельницу так и не зажженную сигарету. – У меня для тебя предложение. Через неделю у вас на курсе, кажется, начинается практика, а ты выйдешь на нее пораньше и сделаешь кое-что лично для меня. Небольшой проект, пара встреч – ничего особенного. И, прежде чем ты начнешь яростно кивать и давать обещания, я поставлю вопрос ребром – сделаешь то, что требуется и я восстановлю тебя на курсе, я даже заплачу тебе. Ну не я, конечно, сам, но тут длинная история.

– Если я пройду практику, вы восстановите меня? – уточнила я, едва заметно вздохнув. Заявление, уже помятое во многих местах, протестующе захрустело у меня на коленках. – Еще и заплатите за это?

– Кажется, я так и сказал.

Он смотрел на меня выразительно и в тоже время с ожиданием, как на человека, от которого действительно много что зависит. Над головой декана так же выразительно хмурился черно-белый Юнг. Трещина в стекле, словно ставшая продолжением размытой желтой трещины в штукатурке, уперлась в его седую бровь.

– Я обещаю вам, что сделаю все, что нужно.

Мирон Захарович мигом вернул себе меланхоличное и задумчивое лицо. извлек из скрипучего ящика стола яркую полупрозрачную папку с парой вложенных листов. На фоне векового деревянного стола и монументальных стеллажей с книгами в разы старше меня, цветная папка выглядела нелепо и чуждо.

– Идем, Лора. Идем со мной.

Я нехотя вышла вслед за ним в коридор, оставив за обшарпанной, обитой дерматином дверью тяжелую тишину кабинета и шорох дождя.

В сложном лабиринте коридоров и лестниц Мирон Захарович ориентировался куда лучше меня, проведя в этих стенах, как оно говорил сам, вдвое больше лет, чем за их пределами. За широкими окнами лежал увядающий сквер. Где-то там под ливнем мокла гранитная лестница, но ее не было видно, зато ветви высоких старых ив лезли в стекла и прилипали к ним желтыми ветками. Они всегда казались мне частью здания – две монументальные, хоть и шевелящиеся по порывами ветра фигуры по обе стороны широкой лестницы – словно старые львы, каменные горгоны или бетонные мамонты с той картинки на отцовском мониторе, которая с детства влезла мне в память и отпечаталась там навсегда.

– Скажем честно, я не обратился бы к тебе, Лора, и даже думать не стал бы о твоем восстановлении, если бы не читал твою курсовую работу. А я их не всегда читаю, скажу тебе, по правде. Только если собираюсь выставить студента за дверь.

Неожиданная откровенность. После такой обычно убеждают в твоей незаменимости и дают столько работы, что начинаешь жалеть, что на тебя вообще обратили внимание. Я только кивнула в ответ в лысеющий затылок.

– Мне попалась интересная тема, – уклончиво сказала я.

– Именно. И ты с ней прекрасно справилась, а значит хоть в чем-то ты теперь специалист, – и снова ни слова иронии, как я не старалась ее уловить. – Ко мне обратился, скажем так, хороший знакомый и попросил дать заключение по одному необычному делу. Разумеется, неофициально, но как практику я вам это засчитаю, даже без отчета. Точнее, отчет будет, только дальше меня он никуда не пойдет.

– Кто-то из детей ваших знакомых ввязался в подозрительный культ, – попробовала угадать я.

Мирон Захарович обернулся, некоторое время рассматривал меня сквозь очки, затем раздраженно поправил дужку на ухе.

– Лора, ты умная девушка, но совершенно не проницательная. Поэтому я договорился кое с кем, чтобы тебе оказали посильную помощь. Тоже специалист, но немного в другой области.

Вот это лишнее. Просто неудачный день. А ведь собиралась прийти неделей раньше с этим дурацким заявлением.

– Поселок Малая Каменка, слышала? Была деревня деревней лет десять назад, а теперь вроде как элитный поселок. А через речку бывшие дачи. От них почти ничего не осталось, с тех пор как отменили электричку и последние хозяйства заросли бурьяном. Мой знакомый выкупил часть дачных участков, пока они стоили копейки и на их место не поползли коттеджи из Малой Каменки. Планировал открыть там базу отдыха или что-то вроде того. Уже даже ввернул сваи под несколько летних домиков, когда его строители нашли в леске неподалеку капище, причем довольно крупное.

– Неоязычники? – предположила я. Прозвучало как-то по-дилетантски. С такими замечаниями можно нарваться на незапланированную лекцию, и я прикусила язык.

– Разумеется. Все деревянное и судя по фотографиям – довольно современное. Но когда все это добро собирались убирать, обнаружили под ним каменную копию того же капища, и насколько она древняя, понять пока нельзя. Желательно, чтобы оно оказалось грудой булыжников из девяностых, когда подобные штуки росли как грибы вместе с культами и богами. В противном случае строительство придется заморозить, пока археологи не перекопают там все, а то и объявят культурным наследием. Понятно, что база отдыха на особо охраняемой территории имеет мало шансов на появление.

– Мне нужно дать заключение, что капище современное и бульдозеры могут продолжить свою работу?

Декан вздохнул и наконец снял очки. Иногда мне казалось, что он куда лучше видит без них.

– Давать заключение, Лора, не моя и тем более не твоя забота. Мне надо, чтобы ты посмотрела на эти кирпичи, поковыряла ногтем землю, почитала умных книжек и сказала мне, письменно, разумеется, древнее это место или нет. Что мы будем делать дальше с этим, совершенно не важно.

Что ж, пока ничего сложного и страшного. Тем более, что современные культы – вроде как моя специальность на давно уже хиреющем, но все никак не уходящем в историю факультете теологии. Оставалось надеяться, что та самая Малая Каменка хотя бы недалеко и ведет туда не размытая грунтовая дорога. «Лягушонок» вряд ли такое выдержит, уже не первый месяц жалуясь на подвеску.

– Кое-какие материалы уже есть, – заверил Мирон Захарович, словно почуяв мои мысли. – Но побывать на месте все же придется. Заходи!

Старая лаборатория химиков, которую давно закрыли и по слухам планировали переоборудовать под что-нибудь полезное уже не первый год, Мирон Захарович использовал под свои нужды. В тесном помещении с единственным окном, дверь в которое затерялась под лестницей, вдруг оказался стол и полдюжины в меру новых стульев. Старое оборудование и заваленные книгами и документами стеллажи потеснились к стенам. Под низким потолком гудели лампы. За столом, разложив перед собой мятые листы бумаги и десяток фотографий, неподвижно сутулился мужчина в сером свитере, уставив в документы тонкий орлиный нос.

– Лора, присядь, – декан кивнул на свободный и даже выдвинутый стул. – Дело, как я уже сказал, несложное, хотя и довольно забавное. И, конечно, с кучей нюансов. Поэтому я попросил кое-кого помочь тебе, если ты, конечно, не против.

Последнее он произнес, конечно, с долей иронии. Мое мнение не особо интересовало кого-нибудь в этой комнате, кроме меня.

Я опустилась на неудобный стул, положив на столешницу локти, взглянула на молчаливого человека перед собой. Я была против. Я была очень против! Вот только сказать об этом вслух возможности никакой не представлялось.

– Лора, это Малик Львович.

Малик Львович оторвал глаза от фотографий, взглянул на меня и мне показалось, что вздрогнул. Зрачки черные как уголь – не знала, что такие вообще бывают. Широкий рот на очень смуглом лице, один уголок губ слегка опущен, словно при инсульте. Вот только вряд ли у него инсульт. Скорее он сильно удивлен и так же сильно зол.

Он промолчал. Я неловко кивнула вроде как в знак приветствия и переключила взгляд на свои руки. Царапины от чертовой старой рамы на них еще не зажили.

– Давайте сюда эти бумажки, – декан требовательно протянул руку и снова нацепил очки. – Помогу вам разобраться, где что.

***

Днем ранее я еще не ожидала того, что меня ждет в так и не ставшем родным университете. И декан Кирик оставался строчкой в списке дел на календарном листке. Я смотрела на улицу перед собой, отвлекаясь от сайта с предложениями жилья в наем на плохоньком экране телефона. Спутанные волосы то и дело лезли кончиками в поле зрения и напоминали, что хорошо бы поторопиться. Да, как ни странно, это признавать, но они правы. Никто не сдаст даже однушку в заплесневелом общежитии девушке в таком виде. Похоже, что придется дописать в дела нулевой пункт.

После южного зноя и духоты асфальта долгой дороги, город казался прохладным. Моросил дождь, хотя сквозь низкие облака пробивалось солнце. Я хлопала балетками по мокрому асфальту, огибая лужи навстречу стеклянному окну в увешанной круглыми антеннами пятиэтажки. В окне горели неоновые ножницы, а сквозь пластик стеклопакетов пробивался свет дневных ламп. Названия у салона так и нет. Оксана говорила, что оно не так уж нужно – все равно ее узнают по ножницам, а тем, кто по записи название вообще не обязательно – главное знать имя мастера. С этим не поспоришь. Что ж, хотя бы нет банального крутящегося столбика с красной лентой, которых по городу больше, чем почтовых ящиков.

Я молча села в кресло, боясь начинать разговор. Оксана нависла надо мной – я видела ее сосредоточенное лицо в зеркале. Она демонстративно показала мне расческу, затем ножницы, а после машинку для коротких стрижек. Слегка повернув мою голову крепкими пальцами, она потрогала ноющую скулу.

– Догадка номер сорок четыре, – задумчиво сказала она, – твой сутенер тебя поколачивает.

Я кисло улыбнулась в ответ, затем рассмеялась, по привычке прикрыв рот ладонью.

– Не вертись. Мне нужно подумать, что сделать с ужасом на твоей голове. А потом подберем тональник – ходить так по городу совсем не годится. Ты как мелкая бродяжка, заглянувшая в приличное заведение за мелочью.

– Почти так и есть, – согласилась я.

Оксана на секунду замерла с ножницами, затем покорно кивнула.

– Ясно. Сделать на голове красиво, но в долг. Без проблем, конечно. Как раз выиграла миллиард в лотерею. А теперь все еще не вертись и не открывай рот. Не хочу снова слушать, что привезешь деньги вечером к закрытию. Хочу слышать, что сегодня ты свободна и придешь к нам с Валерой на ужин.