Мерцание «Призрака»: Ангелы Смерти

– Слушаю, – хлебнув горячего чая, произнёс полковник.

– Это Романов. Михаил Иванович я закончил работу с материалами и результатами полиграфологического исследования.

– И, что скажешь?

– Тоже, что и все! Я доверяю нашему гостю. Нужно попробовать начать работу и со всем окончательно разобраться, – вытащив копию флэшки Миллса из разъёма ноутбука, ответил Андрей.

– Что ж, в добавок скажу, что моё мнение такое же, как и у всех.

– Главное, чтобы у Васильева мнение было, такое же, что и у всех, – со скептической ноткой в голосе, добавил Призрак.

– Пока ему не стоит знать об этом деле. Он всё равно сейчас в Петербурге, а значит здесь пока главный я!

– Так точно! Евгений Павлович ещё не покинул объект?

– Он отправился в гостиницу. В «Космосе» он собирался остановиться.

– Ясно. Что с нашим гостем делать? – закрыв ноутбук, спросил Андрей.

– Всё по протоколу. Импровизация, пока, слава Богу не нужна.

– Я всё понял, Михаил Иванович! – добавил Романов и положил телефонную трубку на базу. Он снял со спинки офисного кресла кожаную куртку и накинул её на себя. Андрей убрал флэшку в карман тактических брюк и застегнул молнию.

Призрак вышел из кабинета и провёл ключ-картой по считывателю замка. Щелчок ригелей заблокировал дверь и Романов направился к лестнице.

Романов зашёл в комнату для допросов, где коротал время в ожидании Ник Миллс, сидя на стуле закину ногу на ногу. Супервайзер ЦРУ понимал, что более от него уже ничего не зависит и, чтобы там ни было впереди, он хотя бы попробовал спасти свою шкуру.

– Мистер Миллс, следуйте за мной! – ровным тоном произнёс Андрей.

Ник встал со стула и вышел из переговорной, где в коридоре его ожидали спецназовцы управления «С».

– Простите, куда мы идём или едем? – усталым, немного апатичным голосом спросил Миллс.

– Вам надо отдохнуть! Я отвезу вас на одну из конспиративных квартир. Там, вы останетесь на время под охраной, до дальнейших распоряжений полковника Громова.

– Хорошо! – коротко добавил Ник и последовал за мужчиной, который руководил его трансфером из аэропорта. Миллсу он не очень понравился, поскольку, для Ника дипломатичность и умение находить компромисс были важнее всего. В человеке, который шёл впереди него первого было очень мало, а второе могло быть только вынужденное, но примириться с этим было для этого мужчины очень трудно. Всё это было написано на его лице. Ошибаться в психологическом портрете Миллс не умел, всегда правильно разгадывая того или иного человека. Однако мужчина, спускавшийся перед ним по лестнице, мог с лёгкость надеть любую «маску» и примерить на себя любую роль.

Двое спецназовцев шли за супервайзером ЦРУ по фойе, миновали турникет, прошли на парковку и остановились рядом с чёрным внедорожником «БМВ».

Романов снял свой автомобиль с сигнализации и подозвал к себе мистера Миллса и двух спецназовцев, сопровождавших его.

– Я подполковник Андрей Романов, – протянув руку Нику, произнёс Призрак.

– Очень приятно! Я в своём представлении уже не нуждаюсь, но выражаю вам свою истинную благодарность! Пару дней назад моя жизнь не стоило ничего, – пожав руку Романову, сказал супервайзер ЦРУ.

– Не стоит обольщаться, мистер Миллс! За эти пару дней тоже не многое изменилось, – ухмыльнувшись, произнёс Андрей и, обойдя свой внедорожник, потянул дверную ручку на себя.

– Я знаю это, мистер Романов, – потянув за ручку задней дверцы, дополнил Ник.

– А я и не сомневался! – запустив двигатель, сказал Андрей и двое спецназовцев заняли в машине оставшиеся свободные места. – Да, вот мои номера телефонов, – протянув отпечатанную визитку Миллсу, добавил Призрак. – На обратной стороне ручкой записан личный номер телефона полковника Громова, который вёл с вами разговор и сидел за столом вместе с полиграфологом.

– Спасибо, я запомнил, – сфокусировав внимания на комбинации цифр, произнёс Ник и отдал визитку обратно Романову.

Андрей плавно нажал на педаль газа и вывернул руль влево. Внедорожник выехал с парковки и покинул территорию объекта. Романов сунул визитку в карман куртки и включил стереосистему. Мелодичную композицию на радио тут же сменил очередной короткий выпуск новостей. Андрей слегка зевнул, чувствуя, что ему необходимо хотя бы пару часов отдыха, чтобы вернуться в полноценное рабочее состояние, но пока это были лишь мечты. Он добавил скорости езде, направляясь в Сокольники…

* * *

Громов встал с рабочего кресла и подошёл к бронированному стеклу окна. Его правая рука коснулась ролика управления жалюзи. Металлические шторки разомкнулись и в кабинет проникли лучи солнечного света, один из которых блеснул солнечным зайчиком по сапфировому стеклу циферблата наручных часов. Тишина окутала Михаила Ивановича и не хотела отпускать из своих крепких объятий, словно, заботливая мать, чьего тепла так не хватает.

Он слегка вздохнул, понимая, что силы покидают его. Это был отнюдь не пессимизм или умения на любом белом листе рассмотреть самую малюсенькую чёрную точку. Возраст брал своё, ведь, далёкие тридцать лет остались в прошлом, так и не рассказав о том, что в жизни бывает настоящее счастье!

Спать не хотелось! Ведь, чтобы уснуть приходилось пить седативные препараты, после которых в голове стоял туман и во рту чувствовался железистый привкус. Отбить его было возможно лишь несколькими порциями односолодового виски, так и не уносившему тяжесть из сердца.

Весна уходила, а с ней уходило и бессмертие, чтобы однажды, после длинных зимних холодов воскреснуть снова вербой на ветках. Михаил Иванович любил весну, а она ему в свою очередь напоминала, что жизнь продолжается, как и удушливый аромат майской черёмухи, способный перебинтовать раны и заставить идти вперёд, туда, где бесконечность крутит колесо фортуны…

В этот мир Громов больше не верил. Предательства, ложь, продажность, власть; всё это было лишь обыденностью. То, что человек видит каждый день не может вызывать в нём уже какие-либо чувства. Благородство – оставалось штучным товаром, как и верность. В школах больше не учили быть человеком, как когда-то в те далёкие годы детства в стране, которой больше не существовало на карте мира.

Михаил Иванович ослабил галстук и вернулся обратно за рабочий стол, расположившись поудобнее в офисном кресле. Он «разбудил» от «сна» ноутбук и ввёл пароль доступа в систему. Перед ним снова оказалось личное дело подполковника Николая Петровича Хабарова заместителя начальника резидентуры в Риме.

Громов не хотел верить, что Хабаров на протяжении многих лет был двойным агентом из раза в раз подчищая за собой свои грязные следы. Пусть он был из непростой семьи. Его отец входил в число номенклатуры ЦК КПСС и детство его прошло в большой квартире на Кутузовском проспекте с прислугой и постоянными поездками в загородный дом на выходные. Смена режима лишила семью Хабаровых многого, но только не связей отца. Дальше был ряд трагических событий, связанный с переделом теневых финансовых потоков и короткое одиночество. После окончания академии будет «турне» по европейским резидентурам, и наконец Рим. Классический психологический портрет разведчика без каких-либо ярко выраженных качеств. Полное отсутствие дисциплинарных делопроизводств и большое количество грамот, а также ведомственные и государственные награды…

«Стоп!» – поймал себя на этом размышлении Михаил Иванович. Где-то я что-то похожее уже много раз читал и слышал. Безупречность – первый шаг к предательству! Двойные агенты с низким уровнем доступа к секретной информации бесполезны. Любое живое на этой земле надо вырастить и искусных предателей тоже!

* * *

Сиена.

Говард сидел в небольшом ресторанчике на улице за столиком, наслаждаясь красочным вечером. Чистое небо, лёгкий ветерок и вечерние лучи солнца, падавшие на уличную брусчатку, погружали Льюиса в воспоминания. Нет в жизни ничего прекраснее детства, где есть свои радости, мечты и постоянная жажда узнавать что-то новое. Первые ошибки, первые представления о мире, идеалы, которые прививают тебе родители. Замок из маленьких глиняных кирпичиков и оловянные солдатики, охраняющие его покой, вспоминая прошедшие тяжёлые битвы своего маленького «короля». Первые чувства, первые заблуждения и первое предательство… И отчий дом, где всегда любят и ждут! Всё это навсегда остаётся в человеческом сердце, напоминая нам о том, что счастье в самом простом…

Говард сделал глоток односолодового виски и достал из кармана ветровки смартфон. Он тут же зашёл в «галерею», где хранилось несколько фотографий дорогих его сердцу. Родители, мама, которую ему не суждено было узнать и увидеть, отец, ставший для него непререкаемым авторитетом и примером мужества и чести, любимый пёс, двое верных друзей осознано пожертвовавших собственными жизнями ради лучшего мира и самая большая ошибка его жизни с миловидным личиком и каштановыми длинными волосами, предававшая от начала и до конца…

Льюис допил виски и пододвинул к себе стакан с второй порцией скотча. Уличный шум и голоса людей, проходящие туристы и горожане – это всё, что было нужно Говарду сейчас.

Он сделал глоток виски и поставил стакан на деревянную поверхность столика рядом с пустой тарелкой из-под спагетти карбонара, которые были не просто вкусными, но и приготовленные с любовью к своему делу. Сейчас Льюис не хотел думать о том, что будет завтра. Разумеется, впереди была дорога, как и всю его жизнь. Путь, который проходит человек, где сначала теряет себя, а потом находит. «Ищите и обрящите» – говорилось в священном писании, но там никто не решился написать: как и при каких обстоятельствах!

Говард допил виски и, положив под стакан купюру в сто евро, встал с раскладного стула и неспешной походкой направился к отелю. Он сунул смартфон обратно в карман ветровки и, на мгновение остановившись, поднял голову кверху и направил свой взгляд в чистое вечернее небо…

Глава 7

Цюрих. Квартира Робинсона.

Кайл продолжал стоять на кухне и шинковать овощи для овощного рагу, стуча разделочным ножом по деревянной доске. Таинственную для себя науку-кулинарию он познавал последние полтора года, выполняя время от времени курьерскую работу по перевозке опломбированных «посылок». Синьорину Конте, Робинсон не видел уже достаточно давно, пребывая в двояких чувствах, но кулинария позволяла отстраниться от «тяжких» дум.

Кайл налил оливкового масла в разогретый сотейник и принялся добавлять нашинкованные овощи. Из духового шкафа ощущался аромат запечённого окорока, который напоминал ему о рождественском столе из глубокого детства. Ближе к старости человек больше помнит далёкое прошлое, чем то, что было с ним вчера.

Робинсон взял в руки деревянную лопатку и стал перемешивать овощи. Рядом на варочной панели стоял тёплый мясной бульон, очередь до которого ещё не дошла. Кайл добавил специи в овощи и продолжил перемешивать. Для него до сих пор было чудно наблюдать за самим собой, погружённым в процесс приготовления пищи. Отсюда были и лишние килограммы, которые он пытался сбросить утренними пробежками в парке, где уже знал каждую травинку и каждый камушек, не говоря уже о новых знакомых. Играть роль аналитика-фрилансера ему с каждым новым днём становилось всё скучнее и скучнее, не хватало характерных для него мордобоя, перестрелок и глобальных задач.

Робинсон в очередной раз перемешал деревянной лопаткой овощи и, введя часть мясного бульона, накрыл сотейник стеклянной крышкой. Из «умной» колонки мелодично расплывалась по кухне композиция Эннио Морриконе «Плачь ветра», примиряя Кайла с нынешней действительностью и предательством, оставшемся в прошлом. Робинсон понимал, что генерал Андертон сам по себе мало, чем отличается от пешки на шахматной доске, но испортить жизнь кому-либо может без зазрения совести, если в этом есть хоть какая-то выгода.