Пашка с Макаронки. Мальчишки военных лет

Весь вечер Пашка мучился. Ощущение было такое, что будто бы умирает кто-то родной, а он ничего поделать не может. Полнейшая беспомощность. Еще через день Пашку потянуло к этой будке, но не для того, чтобы участвовать в предложенной афере, а для того, чтобы еще раз взглянуть хотя бы издали на врага. У входа в будку Пашка с удивлением увидел Витальку с каким-то парнишкой.

«Все ясно, – подумал он, – Виталя соблазнился».

А еще через день Пашка узнал, что недалеко от тюрьмы, в небольшом овражке, около шоссе, нашли мужчину с проломленным черепом. В голове у Пашки молнией мелькнула мысль: «Это она!» Переживания прекратились. Они сменились готовностью к действию. «Уничтожить змеиное логово, – решил Пашка, – но как? Поджечь? Нет, найдут другое место. Взорвать? Точно! Взорвать, чтобы привлечь внимание милиции. Пусть разбираются потом».

На крутом откосе, напротив молочного завода мальчишки еще в начале лета обустроили два схрона. Один из них представлял собой неглубокую пещеру в обрыве, в двух метрах от поверхности земли, на которой росли деревья. Корни одного из них обнажились и свисали вниз. По этим корням мальчишки и лазили в пещеру. Неподалеку от нее они вырыли глубокую яму шириной в два метра, длиной три и глубиной полтора. Накрыли ее досками, покрыли дерном. Рядом вырыли небольшую, с метр в глубину, ямку и из нее проделали ход в основное помещение землянки. Это был вход, который тоже был закрыт крышкой с дерном и приоткрывался ровно настолько, чтобы пролез подросток. Таким образом, взрослым вход внутрь был невозможен. В землянке был настил, небольшая печка-буржуйка с вытяжной трубой через крышу. Здесь мальчишки хранили свое боевое имущество, а иногда и ночевали. В пещере на обрыве хранились два ящика с артиллерийским порохом. Аналогичную землянку они соорудили на пустыре, напротив макаронной фабрики. Ребята то и дело ныряли в нее, озадачивая прохожих: «был малец – и нет мальца». Или наоборот – выныривали из нее, как из ниоткуда.

Пашка обдумывал, как сделать бомбу, используя имеющийся порох. «Надо попробовать законопатить его в трубу, – подумал он, – и рвануть. Сначала для пробы на откосе, а потом сделать еще одну и рвануть будку».

Ребячья мастерская была организована напротив макаронки, под носом у энкавэдэшников. Там была металлическая болванка, которая использовалась, как наковальня. На этой-то наковальне Пашка и трудился, пытаясь сплющить один конец полуметрового отрезка трубы с тем, чтобы потом загнуть его как можно круче. Пробовал раскалить трубу в костре. Не получилось. Пробовал обрабатывать холодную. Труба трескалась, и приходилось все начинать сначала. Когда наконец работа была выполнена, стало ясно, что большой поджиг-пушка готов. Делай отверстие для запала, заряжай порохом, забивай пыж, затем что-то весомое, вроде шариков от большого подшипника, снова пыж и… бабахай. Но Пашкина задача была посложней: требовалось зарядить трубу порохом, затем сплющить и загнуть ее второй конец. Это можно было сделать только в мощных тисках. А их нет. Можно было свинтить две такие трубы, сплющенные на концах. Но это вообще невыполнимая задача. Вечером Пашка притащил свое сооружение домой и сунул в ванную комнату, которую многочисленные жильцы пятикомнатной коммунальной квартиры превратили в овощехранилище. А рано утром их мужская половина с интересом рассматривала странную штуковину.

– Ты что, Пашка, пушку затеял сотворить? – спросил один из них, инвалид финской войны.

Рядом стояла мать, на лице у которой Пашка прочитал волнение и переживание за судьбу своего сына. Ей надо было торопиться на работу, но она не могла уйти, не разобравшись, что еще придумал ее непутевый сынок. Мать почувствовала, что на этот раз Пашка задумал, что-то серьезное. Она позвала его в комнату, посадила напротив себя и спросила:

– Паша, что происходит? Скажи мне, и я тебе помогу.

– Поможешь?! Не можешь ты мне помочь, мама! Тебя саму убьют! Эту гадину надо уничтожить! Она офицеров с фронта грабит! Она людей убивает!

Глаза у Пашки горели, он весь напрягся, руки его задрожали. Он вскочил со стула. Казалось, что вот сейчас он повернется и убежит, но вместо этого у него из глаз вдруг брызнули слезы, и он беспомощно упал матери на колени. Сказалось высокое напряжение последних дней.

– Она гадина! Гадина! Гадина! – захлебываясь причитал Пашка, – я взорву ее вместе с ее змеюшником… Там бандиты… Им Виталька помогает… они людей убивают, – взволнованно бормотал он в промежутках между всхлипываниями.

– Кто она? Расскажи подробней.

И Пашка, успокоившись, сбивчиво рассказал матери обо всем, что было связано с этой злосчастной пивной будкой. В углу из-за табуретки выглядывал озадаченный Юрка. Он первый раз видел старшего брата плачущим. Но, конечно, еще больше его удивил рассказ Пашки о бандитах. Юрка раскрыл рот и перестал жевать корку хлеба.

– Вот что, Паша, успокойся. Я же сказала, что я тебе помогу, значит, помогу. А сейчас посиди с Юрой минут пятнадцать, я отпрошусь с работы и вернусь. Тогда поговорим подробнее и подумаем, что делать.

Пашка почувствовал облегчение оттого, что ту тяжесть, которую он взвалил на себя в этом деле, разделят с ним его мама и, может быть, и другие взрослые. Через некоторое время мать вернулась. Он успокоился. Пашкой снова овладело то деловое настроение, которое руководило им при подготовке к ликвидации бандитского притона. Теперь он еще раз рассказал матери с подробностями все, что видел, слышал, и что волновало его последние дни.

– Хорошо, Паша, никому ничего не рассказывай. Этим делом больше не занимайся. Ты маленький и можешь наделать опасных ошибок. Я сделаю так, что этим делом займутся взрослые.