Клубок со змеями

Сему подавился рыбой и зашелся кашлем. Старик, сидевший слева от нас, резко вскинул голову, уставившись на пекаря-отца.

Тем временем младший пекарь, Габра-Буру, также поднялся, еле держась на ногах, и торжественно крикнул:

– За царя Самсу-дитану! Чтоб он сдох! – и повторил за действиями отца.

– Да как вы смеете! – взвыл трактирщик. – Вы, жалкая пыль под ногами нашего Великого Царя! Да живет он вечно! Ничтожества! Я доложу о вас городской страже, и вам мигом отрежут языки за такую дерзость!

Отец-пекарь зашвырнул стаканом в Укульти-Илу, но промахнулся. Глиняный сосуд разбился о стенку в локте от хозяина заведения.

– Молчи, грязная крыса! – рявкнул Габра-Лабру. – Я и так отдал последние крохи царскому писцу! А тут на днях он заявляется ко мне и говорит, мол, Его Величество намерен отлить статую из чистого серебра с собственным ликом. Поэтому вы должны отдавать девять десятых от всей выручки за месяц. Девять десятых за месяц! Чтобы он воздвиг себе статую! Царь бы лучше не о статуях думал, а о хеттах! Когда они явятся сюда, то никакие статуи его не спасут!

– И пусть приходят! – заревел Габра-Буру и грохнул кулаком по столу. – Быть может, они отменят непомерные налоги, коими обложил нас этот царь, и посадят на трон достойного владыку.

– Стража! Стража! – закричал трактирщик, выбегая на улицу и размахивая сальными руками.

Отец-пекарь попытался запустить в него кувшином, но руки так сильно тряслись от выпитого, что сосуд пролетел лишь немногим дальше стола. Послышался треск разбитой посуды. На грязном полу расплылось багровое пятно.

Сему испуганно вжал голову в плечи, склонившись над тарелкой и делая вид, что с увлечением ест рыбу. Я видел, как дрожат его руки.

Внезапно ярость на лицах пекарей сменилась полным безразличием. Габра-Лабру плюхнулся на скамью, протестующе заскрипевшую под ним, и уставился отрешенным взглядом в крышку стола. Следом рухнул и Габра-Буру. Тем временем снаружи послышались возбужденные голоса и чьи-то поспешные шаги. Наверняка скоро здесь будет стража.

– Давай уйдем, – прошептал Сему.

– Ты боишься? Чего? – спокойно спросил я.

Он заерзал:

– Нас тоже могут забрать. Ну… то есть… под горячую руку.

– Успокойся, – махнул я. – Мы не высказывали ничего плохого о повелителе.

– А ты бы хотел? – вкрадчивым шепотом спросил Сему.

Сквозь охвативший его страх, я видел, насколько важен ему мой ответ. И я ответил. Честно.

–– Нет. Я не испытываю ненависти к царю. Налог с ремесла плачу исправно, благо он не тяжелый. Да и взять с меня нечего. Я простой мушкену, который пытается выживать на то, что получу. От заказа до заказа. Поэтому меня не касаются проблемы торговли или опустошение казны прихотями Самсу-дитану.

Сему быстро посмотрел в сторону выхода и, не заметив ничего подозрительного, бросил:

– Дурак.

Залпом, выпив вино из стакана, он принялся за последнюю лепешку.

– Это еще почему?

В ответ я услышал лишь бормотание, так свойственное Сему, когда он был чересчур взволнован.

– Можешь объяснить? Иногда ты выводишь меня из себя своим мямляньем, – я вылил остатки вина из первого кувшина в стакан.

Сему поднял глаза. В нем боролись два чувства – страх быть услышанным и желание высказаться. В ходе яростной борьбы победило последнее.

Подавшись слегка вперед, он молвил заговорщическим шепотом:

– Если упадет прибыль от внешних связей, нам придется возмещать потери за счет внутреннего рынка. Вдобавок произойдет нехватка некоторых товаров. Например, дорогого виноградного вина…

– Дорогое вино мне и так не по карману, – небрежно отмахнулся я

– …что непременно приведет к резкому повышению цен, – пропуская мою реплику мимо ушей, продолжил Сему, – да та же древесина, без которой ты никак не можешь обойтись в своем деле, является привозным товаром. Бук, кедр, дуб. Вот повысят на дерево цену – что тогда? Возьмешь топор и пойдешь рубить пальмы возле Эсагилы? – Сему перевел дух, а затем добавил. – И я не говорю уже об обычных товарах, таких, как овощи, мясо или рыба. Еще немного, и ты уже не сможешь купить на сикль даже один кувшин этого пойла, – он ткнул пальцем в один из сосудов на столе, – ты это… подумай.

Сему вовремя успел закончить свой монолог. Через секунду в трактир ворвались четверо стражников. Не глядя в нашу сторону, они быстро скрутили обоих пекарей и выволокли на улицу. Те даже не пытались сопротивляться. Либо оказались настолько пьяны, что уже не имели сил, либо их судьба стала им абсолютно безразлична. Снаружи доносился голос причитающего хозяина заведения.

Старик, сидевший слева от нас, тихо произнес, обращаясь ко мне:

– Твой друг прав. То, что делает Самсу-дитану, до добра не доведет.

[1] Тамариск – род вечнозеленых или листопадных вересковидных кустарников, реже деревьев, с тонкими ветвями, покрытыми красно-коричневой корой.

[2] Гильгамеш – персонаж шумерских сказаний и аккадского эпоса.

[3] Мангар – крупная лучеперая рыба. Обитает в системе рек Тигр-Евфрат и имеет промысловое значение.

7

Кажется, кровь перестала течь. Однако я на всякий случай сменил кусок ткани, вставив в нос вторую часть того, что осталось от набедренной повязки. Перепачканную материю я отбросил подальше в угол камеры.

«Да не в обиде будет тот, кто следит за здешней чистотой. Ну, а если это тюремщик – у него просить прощения я не собираюсь. Скорее извинюсь перед поленом, разрубив его пополам, нежели перед безумным ассирийцем».

Боль в носу сменилась с острой на ноющую. Все это время я старался дышать ртом, дабы не сделать хуже. От частого дыхания губы потрескались и пересохли. Дикая, почти нестерпимая, жажда не давала покоя.

«Не волнуйся. Ассириец сказал, что я не сдохну до суда. Значит, рано или поздно, он принесет мне воды. Или он уверен, что я смогу обойтись и без нее?…».

Голод почти не ощущался, полностью уступив место желанию испить, что угодно. Я бросил взгляд на пропитанный кровью кусок набедренной повязки.

«Нет. Пока еще не настолько. Лучше о чем-нибудь подумать. Так я смогу отвлечься от мыслей о жажде».

Я лег на бок спиной к выходу, подложив руки под голову.

У меня до сих пор не было времени на то, чтобы поразмышлять над словами Сему, которые он сказал мне тогда, в трактире.

«Когда это было? Вчера? Или уже позавчера? А, ладно. Какая теперь разница?».

Если все, что он говорил – правда, то неужели я был настолько слеп? Неужели я и вправду так эгоистичен, что думаю лишь о себе?

«Да брось. Каждый человек печется лишь о собственной шкуре. Нет. Не верю. Не хочу верить. Иначе мы бы давно превратились в дикарей. Брали что хотели. Делали что хотели. В конце концов, есть закон…».

ЗАКОН.

Я даже привстал на минуту, когда мысль вышла на этот путь. Вот почему я так спокойно отнесся к словам Сему – те пекари выступили против царя, а, значит, против закона. И я жил, не нарушая закон. Честно и справедливо.