Аудиокнига Похороните меня за плинтусом

"Ах, дались мне эти чертовы..." штаны...
В книжном попалась на глаза книга с интересным названием. Открываю. Читаю несколько строк: "...бабушка разрешала мне смотреть с ней после программы <Время> фильм. Она почесывала натертые резинками салатовых трико места, а я хрустел хлебными палочками, мы лежали на дедушкином диване и глядели в экран." - И таким уютом повеяло от этих строчек.... Положила книжку на место, ушла из магазина. Весь вечер я вспоминала про салатовые штаны. Про мальчика. Про свою бабушку. Еле дождалась утра, чтобы забежать , купить книжку, в которой так хорошо мальчику рядышком с бабушкой. Ага! Как бы не так! С первых же строчек понеслось! Изо рта бабушки изрыгались такие фразы, что здравый рассудок отказывался воспринимать! Но мальчик-то не видит в этом трагедии! Он не знает пока страшность и мерзость этих слов. Для него бабушка -всё, потому что ничего другого у него нет. Нет папы. Мама его бросила(?). Дедушка - ? А бабушка - вот она.Большая,шумная, заботливая. Мальчик любит бабушку. Правда. Я это увидела в тех строчках, про салатовые штаны. И еще "Бабонька!".... Два жутко одиноких человека: бабушка и мальчик. Я не буду разбирать ситуацию, в результате которой мальчик остался не с мамой, а с бабушкой. Маму жалко. Но если бы не ее сомнения в том, сможет ли она "вытянуть" своего малыша... Жалко дедушку... До слез жаль пацана... Бабушка... Жалко. Она же актриса. Несостоявшаяся. "То Дездемона, то Анна Каренина".Столько энергии , но жизнь прошла в четырех стенах. Столько сил вложено, но мальчик- первенец умер, дочь -потаскуха, предательница, внук, несмотря на все бабкины старания, гниет, как издевается, сволочь неблагодарная.Но, по-большему счету, ради него только она и живет. Ей нужен этот мальчик. Как воздух. Он это знает (мудрый). Дети мудрее взрослых. Он ей все прощает. Он ее любит...

Знаете, если бы нужно было написать ругательную рецензию, у меня бы это получилось неплохо. Но, вот когда нужно похвалить или восхититься - все адекватные слова куда-то исчезают. Такая подлая человеческая натура.

Это очень хорошая книга! Простите за банальность. Она настолько хороша, что говорить дурацкие слова не хочется. И она мучительна. И еще, если бы меня звали Станиславский, я бы сказала - ВЕРЮ! Никакой "условности". Ощущаешь все как зубную боль.

Наверное, впервые читала книгу с таким количеством негатива по отношению к ребенку. Агрессия просто плещет через край, выливается за страницы и обрушивается на тебя. Хочется поскорее дочитать или просто закрыть книгу, что бы хоть как-то от этого отгородиться. Жалко зря потраченного времени на чтение этой книги.

Эту книгу я слушала. Она входила в меня через уши, не через глаза. Более того... Текст читал сам автор, то есть участник описанных в повести событий. Правда, если бы муж не предупредил об этом заранее, я бы не догадалась. Голос в наушниках звучал спокойно. Голос не жаловался и не всхлипывал. Не вздыхал и не делал выразительных пауз. Он лишь рассказывал о том, что давно прошло. О том времени, когда сам голос ещё не басил и, простите за тавтологию, не имел права голоса.Но если тон повествования был размеренным и практически бесцветным, то моё воображение рисовало яркие картины в мельчайших подробностях. Перед мысленным взором появлялись лица с морщинами в уголках рта и слезами на заплаканных глазах, выцветшие обои и детские колготки с пузырями на коленках, стоптанные пятки старых тапочек, шаркающих по линолеуму, разноцветные таблетки в прозрачных пузырьках... Я слышала звуки закрывающегося мусорного бака и запах паровых котлет. У меня сжимались кулаки от громоподобных проклятий «бабоньки», и сердце – от слабеньких протестов маленького мальчика.Я слушала и думала – а что же творилось в душе самого автора, когда он читал эти строки и возвращался в детство? Как теперь отзываются в его сердце воспоминания, описанные им самим? И зачем вообще он выпустил их на бумагу – чтобы облегчить свою боль или чтобы предотвратить чужое горе?Я слушала и верила каждому слову. И становилось жутко оттого, насколько уродливой и жестокой может сделаться любовь, доведённая до фанатизма и пропущенная через призму ревности, самодурства и тирании. Оттого, насколько разрушительно и саморазрушающе такое чувство. Я слушала и разные чувства накрывали меня с головой, словно цунами.Лютая ненависть к выжившей из ума старухе, которая смела говорить собственному внуку, что он сгниёт к шестнадцати годам. К старухе, которая отняла ребёнка у матери. Которая проклинала мужа и на протяжении едва ли не всей совместной жизни обвиняла его в предательстве.Негодование от поведения деда. Неужели он был настолько слеп и непробиваем? Неужели был настолько слаб, что не мог противостоять супруге и защищать внука? Или жестокость заразна? Я смотрела потом в Интернете фотографии Всеволода Санаева... Очевидно, его благородное лицо всего лишь заслуга фотографа...Сочувствие к маме Паши, ставшей жертвой тирании собственной матери. Я сочувствовала ей и ни в коем случае не могла винить в том, что на протяжении нескольких лет она не пыталась вернуть себе сына. Разве может бороться человек, если его всю жизнь убеждали в несостоятельности?Жалость к маленькому мальчику, которому приходилось поддакивать бабке и смеяться над мамой, лишь бы его не трогали. Который прятал под подушку стеклянный шарик и держал на ладошке кругляшок от «Блошек». И который так любил свою чумочку.А потом, уже в самом конце, на мою голову обрушился монолог старухи. Она говорила, стоя под дверью квартиры дочери, и жалость, невероятная жалость заполняла меня изнутри. Я вдруг поняла, насколько несчастна эта женщина и в какую пропасть себя загнала. Она стала своим собственным врагом и потеряла самое дорогое. Боже, как страшна и необратима ненависть, направленная против близких, любящих тебя людей...
...Долго, очень долго книга Санаева будет отзываться в моей душе. И хотя она принесла мне много переживаний и волнений, стала одной из любимых. Потому что это был честный рассказ. Потому что не закончился тупиком, а вывел на свет. И ещё потому... Потому что, когда я слушала, рядом тихо сопела моя дочка. А я смотрела на неё и думала: «Спи, родная, мама всегда будет с тобой».