Река Вишера. Путеводитель по рекам Вишера и Улс

Те вишерцы, которые не занимались промысловой охотой и рыболовством, обычно зарабатывали извозом или работали на лесозаготовках и сплаве древесины для солеваренных заводов. Лес рубили зимой, к весне доставляли к сплавным рекам и соединяли в плоты. Обычно сплавляли до Усолья. Случалось, что дровяные плоты разбивались, тогда крестьянин оставался без заработка.

Д. Н. Мамин-Сибиряк в 1889 году писал: «Соляные промыслы истребляют страшную массу дров: больше тысяч кубических сажень. Весь этот горючий материал добывается частью в верховьях р. Колвы, а главным образом по р. Вишере». Положение с лесными ресурсами постепенно становилось критическим. «На Колве все вырубили, теперь Вишеру до гола разденете», – восклицал герой его путевых очерков «Старая Пермь».

Занимались вишерцы и добычей кедровых орехов для продажи скупщикам. В урожайные годы на долю каждого сборщика приходилось до 160—250 кг орехов. Ботаник П. Н. Крылов в работе «Вишерский край» рассказывал, что один из его спутников – Терентий Ефимович Кычигин – однажды добыл вдвоем с товарищем в течение пяти недель 30 тысяч шишек, из которых вышло 40 пудов (655 кг) сушеных орехов.

К сожалению, и здесь многие относились к природе потребительски, живя по принципу «после нас – хоть потоп». Часто для сбора орехов рубили старые кедры, чтобы спокойно ободрать шишки на земле. «К лесу северные жители относятся беспощадно. По их понятиям, раз Бог насадил деревья, он же их и вырастит, а потому руби и жги, сколько угодно», – с горечью писал Н. П. Белдыцкий.

С 1860-х годов некоторые вишерцы работали на золотых приисках по притокам Вишеры, а с 1890-х годов – на вспомогательных работах на возникших тут заводах и рудниках, но в основном были заняты на речных перевозках.

Вишерцы отличались честностью. В былые времена дома на Вишере не запирали. Воровства здесь не было. Украсть у ближнего для вишерцев представлялось чем-то несуразным и диким. Рассказывали, что во время охоты, забредя в чужую избушку, они оставляли там деньги за использованные припасы. В каждой избушке охотники оставляли крупу, соль, сухари. Отличались вишерцы и гостеприимством. Жили самобытной жизнью, а в уездном городе Чердыни почти не бывали.

Уже упоминавшийся П. Н. Крылов, посещавший Вишеру в 1870-е годы, писал:

«Городская ?культура? до сих пор слабо проникает в этот глухой край. Еще недавно табак почти совсем не курили, что могло, впрочем, зависеть и от того обстоятельства, что многие из жителей являются потомками староверов. Лишь в последнее время, с открытием на Урале приисков, молодежь, работавшая там, стала покуривать. Самовары появились на Вишере тоже лишь лет 10 назад; теперь их имеется уже по нескольку на деревню; в Романихе целый десяток (на 20 дворов); в некоторых деревнях их однако еще нет. Освещаются преимущественно лучиной; сальные свечи держат немногие, керосиновые лампы появились в последнее время лишь у богатых… Цветов на окнах и лубочных картин на стенах, столь обычных в деревнях более населенных мест, здесь почти не имеется; эту ?прихоть? стали заводить в последнее время лишь богатые. Из музыкальных инструментов в последнее время стали появляться гармони, что заимствовано молодежью от приисковых и баржевых рабочих. Кабаков на Вишере в настоящее время два – один в Морчанах, другой в Колчиме. Кроме того, к каждому празднику изготовляют своедельщину (самосидку), ведер по 10—20 на деревню, и варят пиво; брагу, как в других местах Пермской губернии, здесь не употребляют. Про запойных пьяниц не слышно, пьют лишь по праздникам, также по окончании лесного промысла и в некоторых экстренных случаях, например, при свадьбах».

Однако когда здесь начали появляться заводы, все переменилось. Вишерцы оказались в обстановке, которая была чужда их прежнему образу жизни. В 1908 году автор под псевдонимом Р. Ф. писал в статье «Уголок Родины»:

«Вишерцы развитее жителей северных волостей. В былое время они отличались честностью и чистотой нравов, занимались земледелием, были неутомимые охотники, искусные рыболовы… В конце пятидесятых годов Чердынский уезд объявили открытым для горной промышленности, и с той поры стали открываться сначала золотые прииски, а затем чугуноплавильные заводы. В расчете на легкий заработок вишерцы забросили поля, ружья и рыболовные снасти и бросились на заводы. Здесь они научились пить, потеряли честность и нравственность. ?Отпетый народ вишерцы!? – говорят теперь о них в уезде».

Подобное с печалью констатировал и этнограф Н. Е. Ончуков: «Деревни, соприкасающиеся с заводами непосредственно, например Усть-Улс и Морчаны, спились совершенно и стали гораздо беднее прежнего, а остальные деревни на Вишере поставили хорошие дома, завели самовары, а ни скота, ни прочего необходимого в крестьянстве не прибавилось. Таковою оказалась власть капитала».

Особенно ярко изменения в жизни вишерцев прослеживались в селе Усть-Улс. Подробнее об этом расскажу в соответствующей части путеводителя.

Манси

Издавна на Вишере жили манси. Они были прекрасными охотниками. В прошлом русские называли их вогулами. Постепенно осваивая эти места, русские проникали все дальше и дальше. В 1689 году манси направляли челобитную царям Иоанну и Петру Алексеевичам со словами: «Велите, государи, чердынским… и иным русским людям заказ учините, чтоб они… впредь сверх писцовых книг… в чердынские ясашные вогульские угодья от Морчану вверх Вишеры реки для рыбной ловли, за Кваркуш и за Березовый Камень для соболиной и звериной добычи не ходили. Потому что, государи, те угодья изстари вогульские ясашные. И буде русским людям к Вишере реке сверх оборочного места рыбная ловля надобна, и им велите, государи, от Морчану вверх… рыболовить в вогульском ясашном угодье до Писаного Камни; а от Писаного Камни вверх по Вишере не велите…, чтоб нам сиротам от обид с голоду не разбрестись».

В 1751 году в деревне Сыпучи на реке Вишере совершили обряд крещения вишерских манси, однако и после этого они продолжали поклоняться идолам.

Манси на Вишере было немного. По разным данным, число чердынских вогулов в XVIII – XX веках колебалось примерно от 120 до 50 человек на всей этой огромной территории. Известно, что в 1897 году в верховьях Вишеры их насчитывалось 79 человек.

Небольшие жилища манси располагались на значительном расстоянии друг от друга. Так было проще прокормить себя рыбой, зверем и прочими дарами природы. Дом манси представлял собой бревенчатую прямоугольную избушку без подклета, с земляным полом и плоской крышей из расколотых бревен и бересты. Вещи и продукты хранились в амбаре или лабазе, который стоял на 4 столбах (прообраз сказочной «избушки на курьих ножках» бабы Яги). Кочевые манси жили в чумах, покрытых оленьими шкурами. В горах, в верховьях Вишеры, были хорошие оленьи пастбища. Они соединялись перегонными тропами, которые проходили по горным хребтам и дикой тайге. В горной тундре и сейчас местами можно заметить следы от полозьев мансийских нарт.

В 1843 году Вишеро-Лозьвинским путем по реке Вишере проследовал венгерский этнограф, языковед Антал Регули (1819—1858). Он стал одним из основоположников венгерского финно-угроведения. В 1841 году Регули прибыл в Санкт-Петербург с целью отыскать в России свидетельства, что венгры принадлежали к одному племени с финнами. После изучения финского и саамского языков в 1843—45 годах он совершил путешествие по Уралу. На этом пути Антал Регули общался со стариками-манси. Антал Регули впервые доказал родство венгерского, хантыйского и мансийского языков. В честь Регули названа одна из гор Исследовательского хребта на Приполярном Урале.

Манси в верховьях Вишеры. Фото И. К. Великанова, конец XIX в.

Бывавший на Вишере в 1870-х годах ботаник П. Н. Крылов в очерке «Вишерский край» писал про местных манси:

«В настоящее время осталось мало следов от их пребывания на Вишере. Между тем, в народной памяти сохранились еще довольно живые воспоминания о местах бывшего жительства вогулов. Некоторые старики-охотники, живущие и поныне, в своей молодости видели разрушенные временем остатки некоторых вогульских юрт, разбросанных по берегам Вишеры и ее притоков – выше современной деревни Акчима. Так, верст 30 вверх по реке от этой деревни стояла одна юрта на правом берегу реки, другая на том месте, где нынче находится д. Усть-Улс; верст на 5 выше, третья, принадлежавшая вогулу Кондраше, как его звали русские; на две версты еще выше – Логинова юрта, остатки которой были заметны лет 35 тому назад. В 18 верстах выше Усть-Улса стояло на берегу Вишеры Елесино жилье, на 5 верст еще выше – Пронькино становье; это последнее хорошо памятно старикам, которым случалось и ?лесовать? (охотиться) вместе с обладателем этой юрты – вогулом Пронькой. По притоку Вишеры – Велсу памятны старикам пять вогульских юрт: одна на две версты от устья, принадлежавшая некоему Кондраше, другая на 20 верст вверх по реке – Егора Чуролова, третья на 5 верст повыше; затем одна при устье р. Почмога и другая при устье р. Мортайки; в этом последнем месте жил вогул Мартын.

Далее, вверх по Вишере, около устья р. Павихи остатки вогульской юрты были заметны еще лет 10 тому назад. Версты на две с половиной ниже устья Пропащей речки жили два вогула, которых называли Кузями. С ними случалось лесовать старикам, которым в мою бытность на Вишере было лет под сотню. До сих пор это место на Вишере удерживает название живших тут вогул. ?Под Кузями? или ?около Кузь?, так же употребительно между вишерцами, как, например, ?около Усть-Вижаихи? и др. Далее, одна юрта стояла близ Куроксарского камня на правом берегу Вишеры; затем около устья р. Мойвы остатки юрты сохранились, хотя очень плохо, до сих пор. Я видел эти остатки: они состояли из нижнего венца квадратного сруба, совершенно сгнившего и затянутого мхом; внутри сруба росло несколько молодых деревец и одна довольно большая береза; березу эту срубили – она оказалась 88 лет. Немного выше устья Мойвы есть место, которое у вишерцев носит название Яранского. Здесь в былое время, стояла целая вогульская деревня и, как полагают вишерцы, станция; к ней была проложена дорога, по которой съезжались сюда вогулы из-за гор».

Кое-где в местах давних контактов двух народов – русских и манси – появлялись общие поселения. Такой была, например, деревня Усть-Улс, состоявшая из русского и мансийского концов. Между двумя частями деревни долгое время была «полуверстовая полоска покосу». Известно, что в 1900 году из 33 дворов деревни 16 занимали манси. Постепенно манси обрусели. Русские охотно отдавали своих дочерей в жены манси, поскольку после этого обретали право пользоваться их обширными угодьями. Н. Е. Ончуков писал, что в Усть-Улсе «вогулы брали жен у русских, а русские вогулок нет». Манси оказались склонны к пьянству, для них это стало настоящим бедствием.

Имеются свидетельства о случавшихся столкновениях между вогулами (манси) и самоедами (ненцы). Н. А. Глущук в статье «Война между вогулами и самоедами» в 1902 году приводил услышанную на Вишере историю:

«Летом 1895-го года, по делам службы, я был на севере Чердынского уезда. Там довелось мне услышать о войне вогул с самоедами, войне бывшей теперь уже лет 12 тому назад… Самоеды, кочевавшие где-то на границе Пермской и Вологодской губернии, украли у вогул бабу. Бабу живую – вогулку. Какое было ее положение в семье, неизвестно, но такого оскорбления вогулы не могли снести, кликнули клич, собрались все, сколько их было, вооружились – по большей части луками – и отправились выручать свою ?прекрасную Елену?. По несообщительности вогул и малому знанию языка с той и другой стороны, подробности этой войны неизвестны, но война была по всем правилам военного искусства, так как на стороне вогул оказались раненые. Все атаки и приступы вогул были отбиты самоедами, превосходившими их в численности. Оставив свою бабу в руках неприятеля, вогулы возвратились на свой Чувальский камень залечивать раны: и телесные, и душевные. На все вопросы и соболезнования заходивших к ним охотников из ясачных вогул, – (крестьян, живущих по Вишере ниже Усть-Улс) – разводили только руками и в виде утешения рассказывали, что у самоедов гора (на которой те кочевали с своими оленями) ?маленький-маленький?, а у них у вогул, ?Чувал – большой – большой? (Чувальский камень). Так прекрасная Елена из вогулок и осталась в руках новых троянцев – самоедов».

Сейчас манси на Вишере практически не осталось. Они ушли в Зауралье (хотя еще в конце 1980-х годов кочевали с оленями на горные пастбища Вишеры и Уньи). Живущие там представители мансийского рода Бахтияровых – выходцы с Вишеры. На картах Пермского края еще можно увидеть отмеченным чум Бахтиярова в истоках реки Большая Мойва. С 1930 по 1997 год там жил охотник-оленевод Н. Е. Бахтияров. Каждое лето он кочевал со стадом оленей численностью до 800 голов. После его смерти местные манси оленей уже не держат. В наши дни от всех вишерских манси осталось всего лишь два человека. Они живут на территории Вишерского заповедника, числятся в его штате. Теперь только многочисленные мансийские названия горных вершин вишерского Урала напоминают, чьи это были земли.

Судоходство на Вишере

Местные жители издавна передвигались по Вишере на лодках. С возникновением заводов они занялись сплавным делом: доставляли небольшие грузы или отвозили пассажиров. Лодки местных жителей называли «вишерками» или «чалдонками», а чаще «душегубками». Н. П. Белдыцкий в 1899 году в «Очерках Вишерского края» писал об этом средстве передвижения вишерцев:

«Стремительное течение Вишеры, ее переборы, пороги потребовали создания особого типа лодок, которые в чердынском крае носят название ?вишерских душегубок?. Лодки эти отличаются необыкновенной длиной – бывают 10 и более аршин (от 7 м), в ширину же всего один аршин (0,7 м), а иногда и менее. Делаются они из цельного ствола осины, из которого внутренность выковыривается, а бока разгибаются, к ним прикрепляются набои, и лодка готова. На приготовление ее требуется дней 5—6.

Управлять веслами в такой лодке, а главное, по такой быстрой воде, особенно против течения, – нечего и думать, а потому для этой цели здесь существуют особые шесты, длиною до 2 сажень (4 м). Пустой, ничем не нагруженной лодкой, свободно может управлять один человек, а если же приходится что-нибудь везти, то необходимо двое. Один из них становится на корму, а другой на нос и начинают, как здесь говорят, ?пехаться? шестами. При этом стараются одновременно упираться ими в каменистое дно реки и отталкиваться; стоящий на корме в то же время дает лодке надлежащее направление. Благодаря своей длине душегубки очень легки на ходу и свободно скользят на быстрых переборах. Все вишерцы, не исключая детей и женщин, прекрасно управляют своими лодками и привыкают по целым дням действовать шестами.

Но все же не даром эти лодки получили название ?душегубок?: даже умелые и опытные вишерцы не всегда, в опасных местах, могут сохранить равновесие и бывали случаи, что во время половодья, когда течение Вишеры еще стремительнее, они теряли равновесие и опрокидывались в пенящийся поток, где и находили себе смерть. Малейшее неверное движение шестом на переборах может иметь весьма плачевные последствия и, вообще, лодки эти, при перемещении центра тяжести, обыкновенно перевертываются. И вот, такие душегубки являлись единственным средством передвижения по Вишере, и они же служили при рыбной ловле».

Вишерская «душегубка» на Акчимской пристани

Такая лодка, кроме двух гребцов, могла выдерживать груз до 300—400 кг. Пассажир и груз помещались посередине, на дне лодки. Вверх по течению обычно передвигались у берегов, отталкиваясь шестами. На бурных перекатах и порогах выходили на середину реки. Центр тяжести такой лодки из-за стоящих людей был высок, поэтому при неосторожных действиях она могла перевернуться. Для безопасности пассажиру приходилось неподвижно сидеть на дне. Борта у нагруженной лодки поднимались над водой не выше 10 см, поэтому на бурных местах волны могли переливаться через борта. Остаться сухим было сложно.

После постройки в 1890 году Кутимского завода возросла роль Вишеры как судоходной реки. Чугун везли к пристани напротив Усть-Улса и затем сплавляли вниз по Вишере на шитиках и баржах. В первый год на небольших судах (шитиках и полубарках) вниз по реке было отправлено 19706 пудов (323 т) чугуна. Убедившись в успешности такого сплава, в последующие годы в Усть-Улсе стали строить барки большей вместимости – на 30—50 тысяч пудов (490—820 т). Осадка нагруженных судов составляла от 1,26 до 1,62 м. А малые суда или шитики шли с грузом от 2500 пудов (40 т) до 3500 пудов (57 т) с осадкою от 0,7 до 0,9 м.

Каждую зиму с наступлением санного пути из ближайших к Чердыни населенных пунктов в Усть-Улс приглашались рабочие. Они строили суда больших и малых размеров, а как только вскрывалась река и вода начинала прибывать, спешно приступали к загрузке чугуна и отправке каравана.

Опасность для судов представляли каменистые мели и коварные прибрежные скалы-бойцы. В низовьях Вишеры чугун перегружали на большие баржи. Затем пароходы тянули баржи вниз по Каме и Волге – к рынкам сбыта. Освободившиеся суда пустыми или с незначительным грузом поднимали обратно до Усть-Улса. В этом помогала лошадиная тяга, а позже и пароходы.

Н. П. Белдыцкий в 1899 году делился увиденным на пристани: «Вскоре показалась первая пристань французских заводов —?Черная?, расположенная на правом берегу реки. Здесь грузят чугун, доставляемый из Усть-Улса в вишерских шитиках; сюда же доставляется из Чердыни часть товаров, которые накладываются в пустые шитики и поднимаются вверх по Вишере. Около берега стояло несколько таких посудин, и рабочие вытаскивали куски чугуна на берег, где складывали его в виде поленниц. От Черной до Вижаихи всего 5 верст».

Первые годы чугун отправляли только весной, по большой воде. А необходимые для производства и населения припасы и товары до 1895 года доставлялись главным образом зимой – на лошадях по замерзшей реке. Летом на лодках можно было поднять только небольшие грузы. Таким образом, вишерское судоходство в то время ограничивалось только весенним сплавом и подъемом пустых судов вверх, который продолжался от 2 до 4 недель. Так было до 1894 года. В 1891 году было отправлено 351822 пудов (5763 т) чугуна, в 1892—95 годы отправка увеличилась с 531018 (8698 т) до 652263 пудов (10684 т).

Фотографии Луи Дюпарка. Душегубки («пироги») на Вишере. Пароход. Велсовский завод. Тулымский камень с Вишеры. (Начало XX в.)

После открытия новых железных рудников, расширения деятельности Волжско-Вишерского акционерного общества и планов по строительству новых заводов появилась необходимость грузоперевозок по Вишере и в летнее время.

В 1894 году Министерство путей сообщения приступило к гидротехническим работам по расчистке фарватера Вишеры для облегчения судоходства. Всего с 1894 по 1901 годы на эти цели казна потратила 80 тысяч рублей, а Волжско-Вишерское акционерное общество – 40 тысяч рублей. Работами заведовал техник путей сообщения И. К. Великанов.

С 17 августа по 28 сентября 1894 года Великанов проводил рекогносцировочные исследования реки Вишеры от Верхнего Чувала до впадения в нее реки Колвы (на протяжении 257 км). В качестве главных препятствий для движения судов в меженное время он выделил четыре:

1) подводные камни, разбросанные по одиночке по руслу или лежавшие группами;

2) карчи – затонувшие деревья и коряги, встречавшиеся в большом количестве в нижней части реки;

3) незначительная глубина некоторых перекатов;

4) незнание фарватера реки сплавщиками.

Затем начались ежегодные работы для устранения этих препятствий. Подводные камни взрывали динамитом и убирали из русла реки на берег с помощью ворота или вручную. Также убирали затонувшие деревья и коряги. В 1901 году для этого даже использовали специальную карчеподъемницу. Русло на мелководных перекатах углубляли с помощью гребней с лошадиной тягой и ручными черпаками. В сложных для прохождения местах ставили специальные навигационные знаки для сплавщиков.

Зимой 1896—07 года в качестве эксперимента построили струенаправляющие и водостеснительные сооружения для поднятия воды на Бушменевском перекате. В итоге уровень воды на перекате поднялся на 3 вершка (13 см), что позволило судам беспрепятственно проходить через перекат в меженное время. Сохранились фотографии со строительства этих сооружений. В следующие две зимы за счет Волжско-Вишерского общества были построены водостеснительные сооружения и на других перекатах.

В 1897 году поднимавшийся вверх по реке Ф. А. Мейер встретил трудившихся над расчисткой фарватера рабочих. Позже он писал в очерке «По Вишере»: «Часу в первом дня мы были как раз на половине пути до Усть-Улса, проплыли 22 версты, и лодочники изъявили желание отдохнуть. У берега стоят две большие закрытые лодки; на берегу устроена из кольев и бересты небольшая палатка, в которой помещается сколоченный из досок стол, с трех сторон лавки; над палаткою на шесте развивается казенный флаг. Оказалось, что мы остановились на месте расчистки фарватера реки».

И. К. Великанов в докладе в 1908 году подводил итоги проведенных на Вишере работ, рассказывал о результатах: