Историйки с 41-го года. Верность

– Играть на меткость! – ответил Дима.

– Так попади в курицу! – ухмыльнулся он.

– Да я могу попасть даже в древко вашего флага, – невозмутимо ответил Дима.

И он поднял камень, покрутил его, слегка подкинул, как бы взвесив, и резко метнул, точно попав в древко. Знамя со свастикой рухнуло на землю. Офицер бросился его поднимать. Укрепил, с надрывом что-то прокричал, вскинул автомат и пошел навстречу к Диме.

Дима вспомнил, как этот немец прикладом ударил маму, и подумал, что ему точно достанется еще хуже. Он с ненавистью вмиг схватил камень и что есть силы запустил во фрица, точно угодив в цель. Тот схватился обеими руками за глаз и упал. Дима опрометью бросился бежать. Раздалось щелканье оружейных затворов, последовали выстрелы. Он успел забежать за сарай, а там местность знакомая: кусты, лес, болото.

Всю ночь Дима шел, удаляясь от села, а утром повстречал идущий при полном боевом снаряжении отряд пограничников. Он рассказал им о бесчинствах немцев и как к ним скрытно подобраться. Его отправили в тыл, а позже он узнал, что та часть фашистов, что была в селе, уже уничтожена.

Вскоре Дима оказался на Урале в детском доме со многими своими ровесниками. Учился в общеобразовательной школе, а в свободное время показывал свое мастерство, как правильно кидать камень в цель, увлекая ребят этой игрой.

Через некоторое время в школе появились новые спортивные соревнования: бег, гимнастика, плавание, и успевающим, победителям в таких состязаниях, вручали значок с названием «Готов к труду и обороне». Учащиеся стали увлекаться этими занятиями и постепенно потеряли интерес к киданию каменей.

Прошло два военных года. Дима не получил от мамы никакой весточки. А папа его нашел и приехал. Его демобилизовали по ранению. Сын был так рад, что готов был находиться с отцом весь день. Но тот устроился на работу взрывником по добыче полезных ископаемых и всегда возвращался домой поздно. Дима много раз просил папу взять его с собой на работу. Но получал один и тот же ответ: «Подрасти, сынок, окрепни немного, труд очень тяжелый и условия сложные».

А он давно считал себя крепким. От занятий физкультурой Дима стал сильным, ловким, и учителя в школе поговаривали, если у него пойдет так и дальше, вручат ему значок ГТО. И однажды папа сказал:

– Сегодня большой пласт земли будем снимать. Покажу тебе мирный взрыв для благосостояния Родины. Увидишь, как богата наша земля-матушка.

На месте, куда отец привел сына, Дима увидел вдалеке множество ярких флажков, обрамляющих контуры подрыва земляного пласта. Оттуда тянулся бикфордов шнур до самого укрытия, где находились инженеры и рабочие. Папа убедился, что никого нет на опасном участке, и скомандовал:

– Можно начинать!

И только подожгли бикфордов шнур, как увидели, что с противоположной стороны от намеченного взрыва с горы стала спускаться геологическая экспедиция… Видно, с пути сбилась и направлялясь прямо в запретную зону.

– И откуда они появились? – закричал отец. – Докладывали мне: все благополучно!

Обстановка осложнилась: до геологов не докричишься, а бикфордов шнур горит, к динамиту приближается.

Дима быстро вскочил, подобрал подходящий камень, кинул – и точно попал в фитиль, погасив его. Это произошло так быстро, что секунду стояла тишина… А потом все, кто стоял рядом с Димой, подхватили его и с радостным криком «Молодец!» стали подкидывать. А больше всех радовался папа, что его сын такой меткий и сообразительный.

С тех пор Дима получил прозвище, вернее звание «Чемпион по метанию булыжников».

После окончание войны мама Димы вернулась из фашистского лагеря. Жизнь продолжалась со своими радостями и заботами. А Дима мечтал в будущем заниматься, как и папа, мирными взрывами.

Гаврош

Войска фашистской Германии вероломно напали на Советский Союз.

Пограничники первыми вступили в бой с противником и с трудом сдерживали его вторжение из-за превосходства фашистов в живой силе и технике. Группа связи разведчиков то и дело докладывала в часть о продвижении врага, и полк менял дислокацию во избежание больших потерь, при этом нанося врагу неожиданные удары.

Однажды после очередного изматывающего дня, пройдя по болотам и через чащобы, связисты возвращались в часть. Решив перекусить, разложили под кустом паек: хлеб, тушенку. И тут вдруг в зарослях показалась маленькая чумазая голова пацаненка в большой кепке, закрывающей даже уши. Он вышел навстречу солдатам, худой, в рваной одежде, с огромными глазами, остановившимися на еде.

– Ну, что стоишь, малыш? Иди поешь! – первым сказал ефрейтор Степан.

Пацаненок сразу признал своих, сел посередине солдат и стал быстро поедать хлеб с тушенкой.

– Ты не торопись, – смеются солдаты, – это все твое.

Утолив голод, пацаненок продолжал сидеть посередине. Степан его спрашивает:

– Ну, теперь отвечай, откуда ты?

Он, не задумываясь, стал быстро говорить:

– Немцы, как вошли в село, взрослых и детей в разные стороны развели, забрали тятеньку, маманю и, тыча автоматами, куда-то погнали. Меня с ребятами стали сажать в вагоны. Я побежал. Немцы стреляли, вот, в кепку попали, – и он показал ее, простреленную насквозь. – Бежал долго и заблудился, чуть в болоте не утонул. Вас встретил, никуда отсюда не уйду! – выпалил он.

Солдаты задумались, лица их посуровели:

– Что будем делать с пацаном? – спросил всех Степан.

– Давай заберем его к себе, а там видно будет, – ответили ему.

В части доложили старшине о случившемся, он посмотрел на мальчугана, оглядел его с ног до головы, взъерошил грязные волосы и строго скомандовал (хотя у самого в глазах искорки радостно сверкали):

– Помыть его, переодеть, накормить и нехай живет. Будет всем сынко, наш Гаврош! А ты, Степан, раз привел его, так сшей ему форму.

С тех пор к мальчугану прилипло имя Гаврош.

Он оказался смекалистым, любознательным и скоро знал по имени всех солдат и старался разобраться в работе связиста. Ему это легко удавалось. Где бы часть ни находилась, он всегда был при старшине, помогал ему в деле. А Степан в свободное время сшил ему форму, одной иглой без швейной машинки, она получилась немножко нескладная, но была настоящая, солдатская. Когда отделение стояло в шеренгу перед инструктажем, старшина сначала останавливался перед Гаврошем, поправлял ему гимнастерку и только тогда давал всем указания. Словно это был ритуал на счастье связистам, идущим в логово врага, который продвигался в глубь России.

Однажды старшина, принимая данные от разведки, то и дело хватал то одну, то другую трубку телефона и передавал донесения в полк. Тут быстро вошел майор и с ходу заявил:

– Я срочно еду в полк. Гаврошу тут оставаться опасно, надо переправить его подальше.

И, вытащив из планшета два пакета, отдал один старшине, другой положил обратно. Старшина, не отрываясь от аппаратов, обнял Гавроша одной рукой и с теплотой в голосе проговорил:

– Надо, сынко. Надо!

Мальчуган хотел было расплакаться, но сдержался. Майор посадил Гавроша в машину, дал полный газ, и они помчались, подпрыгивая на ямах и кочках. Только тут Гаврош дал волю слезам. Ему было обидно покидать друзей в самое тяжелое для них время.

Проехав километров шестьдесят, майор остановил машину и вышел зачем-то. Гаврош воспользовался моментом, открыл противоположную дверь и, пригнувшись, побежал к опушке леса. Скрываясь за деревьями, он видел, как майор бегал, окликал его, потом посмотрел на часы, сел в машину и рванул с места. Гаврош побежал назад по дороге, по которой только что проехал. Чем ближе к части, тем сильнее чувствовался запах гари. Слышались взрывы снарядов. Оказавшись еще ближе, увидел зарево горящих зданий. Ноги у него болели от не по размеру больших сапог.

Когда он пришел в часть, какой-то солдат, испачканный копотью до неузнаваемости, выносил связное оборудование. Старшина то нажимал на зуммер, то крутил вертушку аппарата и кричал в трубку:

– Звезда! Звезда! Отвечай!

При виде Гавроша он явно удивился, но у него не было времени даже что-то сказать, и он продолжал вызывать:

– Звезда, отвечай!

Гаврош посмотрел на уставшего старшину, на кабель, тянувшийся от телефонного аппарата куда-то в неизвестность, и пошел вдоль него, крадучись, словно маленький зверек: через заросли, через болота. Когда он был весь уже мокрый и в грязи, провод наконец-то привел его к возвышенности. Ползком, незаметно он взобрался на нее и увидел много ям от взорвавшихся бомб. В одной из них лежал ефрейтор. Гаврош бросился к нему.

– Степанька, вставай! – тормошил его Гаврош.

Степан шевелил губами, но слов не было слышно. Одна рука у него висела, как плеть, другая была привязана к вертушке телефонного аппарата, видно, сил у него не было даже прокрутить ее.