Мир, который не вернуть. Том 3: Год Второй
–… да они так и сказали, – проговорил он тихо, а затем заметил нас: – Кто у вас главный?
– В смысле? – спросила Катрин.
– В коромысле, – грубо ответил охранник. – Мне сказали, привести вашего главного – что неясного?
– Наверное, это я, – сказал Паша. – Я за них отвечаю.
– Тогда пойдём за мной, – охранник пошёл вперёд.
Я стоял, не понимая, что ему нужно. Никто не понимал. Всё вышло быстро, без объяснений.
– А остальные? – спросил Паша.
– Они могут делать, что хотят, – ответил охранник, и они скрылись за поворотом бетонной кишки-коридора. – Только выходить за пределы жилого блока нельзя.
Посмотрел на остальных – никто не знал, что ему делать сейчас. Там, наверху, ты редко находишься без дела: выживание забирает почти всё время – иногда даже не остаётся времени просто передохнуть. Конечно, если станет скучно, можно начать убирать убежище, или, к примеру, заняться сортировкой, но этого почти никогда не случается. Здесь же снова чувствовались те невидимые социальные верёвки, что связывали не просто действия, а сами побуждения. Встречающиеся везде камеры тоже добавляли напряжения.
Первым решил уйти Никита – он просто молча развернулся и ушёл в сторону жилых отсеков. Через несколько секунд за ним последовала Катрин.
– Только мы с тобой остались? – спросила Женя. Без Паши её лицо снова лишилось улыбки. Её ярко-зелёные глаза устало выглядывали из-под небольшой светлой чёлки – в них читалась скрытая тоска.
– Что такое? – я всё же решил задать вопрос. Мы отошли в сторону и сели на мягкие сидения у стены.
– Не обращай внимания, – она посмотрела в ту сторону, куда ушли Паша с охранником. – Месячные, наверное.
Она врала, но я не стал уточнять. Если хочет скрывать – значит, есть причина.
Я встал, собираясь уйти:
– Пойду обратно в кровать. Не очень хочется что-либо делать, – и пошёл по коридору, куда ушли Никита и Катрин ранее. Женя ничего не ответила.
Прошёл мимо помещения, где в десятках клетках сидели изнеможённые животные. В нескольких комнатах дальше было всего по паре учёных, которые обсуждали что-то своё, а на досках были записаны понятные только им формулы и обрывки мыслей.
Вошёл в блок. Был слышен шум воды – кто-то в душе. Прошёл в свою комнату, и просто лёг на кровать.
В голове начали всплывать обломки вчерашней информации, которые постепенно складывались в пока ещё смутную картинку.
«Получается, папа был учёным… Мама старалась о нём ничего не рассказывать. Почему? Может, её заставили из-за секретности? Всё детство думал, что он дальнобойщик… или вроде того. Я помнил, что он был очень умным, но никогда не думал, что он может быть учёным… А Паша? Почему он не знал? Или он знал? Тогда почему не сказал мне?.. Бред… И, получается, он и начал создавать то, что уничтожило весь мир?.. Но это же не из-за того, что он плохой… Он хотел помочь людям. Сделать их лучше, совершеннее… А, получается, что он их уничтожил… Как же всё это сложно и запутанно…»
Я ворочался с места на место.
«Лекарства нет, как я тебе и говорил. Разве я не был прав? Прав. Напомни хоть раз, когда я оказывался неправ?»
– Отстань, сейчас не до тебя, – я спрятал голову под подушкой, прекрасно понимая, что это не имеет никакого смысла.
«Конечно, можешь меня не слушать – делай себе хуже. Ты меня никогда не слушаешь, и получается только хуже. Но, несмотря на твоё поведение, помни: я всегда на твоей стороне.»
– А потом заставляешь меня покончить с собой, да? Хороший друг – врагу не пожелаешь.
«Я не могу дать тебе больше, чем ты сам себе желаешь. Я – это ты. Просто люди часто не знают, что им действительно известно и чего они на самом деле хотят.»
Я покрепче прижал подушку, закрыв глаза, как ребёнок.
Тьма окутывала не только саму комнату, но и проникала в голову, в мысли, в воспоминания, вытягивая всё это наружу своими мерзкими щупальцами.
Увидел, как умирают десятки маленьких детей, которых уже невозможно было спасти. Как я простреливаю голову своему единственному другу и защитнику, который стоял стеной между мной и опасным миром. Увидел, как восставшие заживо растерзывают молодого парня, который предал своих друзей. В голове пронёсся образ двух маленьких детей, в светлых пуховиках, которые лежали замертво на холодной земле, залитой кровью тех, кому они верили больше всего. Увидел и маленькое синеватое лицо, с застывшим навсегда отпечатком ужаса на лице. Девушка, которая научила меня жизни… и девочка, которая уже никогда не вырастет…
Были и другие образы, которые так же никогда не покидают, и все они сопровождали меня везде, словно безмолвные призраки. И от них не избавиться…
«Наверное, это моя ноша до конца жизни за всё то зло, что я сделал.»
* * *На следующее утро проснулся от стука в дверь. В комнату кто-то тихо зашёл и прикрыл за собой дверь, окончательно вырвав меня из липкого неприятного сна.
– Кость, мне нужно поговорить, – в этом тихом голосе узнал Пашу.
– Ладно, – вздохнул я, но не стал вставать, оставшись так же лежать. Паша не стал включать свет, и просто подошёл к кровати в темноте, сев рядом.
– Как думаешь, стоит нам отсюда уезжать? – спросил он. – Только скажи, что сам думаешь, пожалуйста. Мне важно это знать.
– Разве это имеет значение? Мне казалось, ты уже принял решение, – проговорил я в подушку.
– Да, но, – начал Паша, – вчера я не смог уснуть и, знаешь, отчасти Кэт права: мы все устали, нужен отдых. Я вчера долго разговаривал с Женей. Мы пришли к тому, что, если наверху действительно почти не осталось жизни, возможно, мы все тут последние люди. Может, это объединение – и есть то, что я хотел? Может, хватит бегать, пытаясь спасти больше людей? Потому что… потому что больше некого. Может, здесь мы окажемся более полезными?..
– Я бы остался, но… Прошло уже больше года, как всё началось, а остатков прошлого мира уже не хватает. Здесь может быть спокойнее… Но здесь тоже что-то не так, не знаю… Зачем тебя вчера вызывали?
– Слава с каким-то начальником отдела расспрашивали меня о том, откуда мы, как получили карту, и что до этого у нас происходило.
– И ты всё рассказал? – спросил я.
– Да. Не то, что бы у меня был выбор, конечно, но я сам хотел им рассказать. Не знаю, довериться что ли… Если и начинать, то уж лучше всё по-честному, да? Да и какая разница: что было – то было, надо думать, как дальше жить, – кровать резко вернулась в исходное положение, а от пола донёсся шорох шагов. – В общем, я твою точку зрения понял. Спасибо.
– И что решил? – спросил я, сев на кровати.
Паша открыл дверь – контур его фигуры размыто выделялся на фоне слабого света из коридора.
– Остаёмся, думаю… Будем помогать, как можем. У них мало людей, которые бы могли выходить на поверхность. А у нас этого опыта полно… Мы договорились, что будем помогать им с выходом – так что, рассчитываю на тебя, – проговорил он, закрывая за собой дверь с обратной стороны.
Я остался сидеть, принимая новое будущее, и мысленно готовился к тому, что всё может резко полететь к чёрту, как это случается всегда.
День 589-591
Чувствовал, как кто-то плавно водил рукой по голове. Выбившиеся, довольно длинные, волосы щекотали лицо – проснулся.
Вокруг царил мягкий утренний свет. Маленькие пальцы всё так же плавно водили по голове, периодически зарываясь в мою волосяную шапку.
– Проснулся? – тихо и нежно спросила девочка. Ничего не ответил, лишь прижался к её животу сильнее. Светлое платье пахло чем-то лёгким – летним полем. – О чём задумался?
Тяжело вздохнул и закрыл глаза, в попытке уйти от ответа, но одновременно с этим очень хотелось ответить.
– Просто наслаждаюсь моментом, – тихо проговорил я.
Нежные солнечные лучи ласкали кожу, вызывая приятное точечное тепло по всему телу.
– Ты когда-нибудь задумывался о чём-нибудь?
– О чём?
– Ну… о чём-нибудь. Неважно о чём. Просто было ли у тебя такое, что мысли занимались только чем-то одним?
Я улыбнулся:
– Конечно, было. Это у всех бывает.
– Да, я знаю, но подумай: это так странно. Я и раньше задумывалась о чём-то, но сейчас будто не могу перестать думать, – Кристина говорила неспешно.
Вдали слышался слабый шелест листьев. Слегка гудел ветер, обдувая тёплым нежным потоком.
– О чём ты думаешь?
– Я… – начала Кристина, и её слабый детский голос умолк, словно мигом рассыпался. Через минуту она продолжила: – Много о чём: о людях, о мире, о тебе, но, – она снова сделала паузу, будто собиралась с силами, – чаще всего о маме…
Я понимал, что должен что-то сказать – Кристина ждала успокаивающих слов, но в голову ничего не приходило того, что хотелось бы сказать в такой момент.
– Я тоже думаю о многом, – сказал я, спустя минуту молчания. – Знаешь… люди такие странные: они говорят тебе одно во имя лучших побуждений, а потом делают совершенно по-другому. И не всегда это плохо – в этом и странность.
– Например?
– Пьющая мать, говорящая ребёнку не врать, и при этом сама лжёт через день, говоря начальнику, что не может прийти на работу из-за болезни этого самого ребёнка – а на самом деле она просто всё ещё пьяная. Ребёнок, как ты понимаешь, тоже не болеет, – я замолчал, понимая, что пример выбрал совсем не удачный.
Кристина тоже молчала какое-то время. Я посмотрел вдаль – у самого горизонта, чуть выше линии крон деревьев, летела стая птиц.
– Знаю, – наконец, ответила девочка. – Я… видела. Мой отец… он пил. И часто бил маму. А когда мне было семь – они развелись. Мама забрала меня к бабушке, и мы жили все вместе, но это было раньше…
– А почему сейчас не живёте? – спросил я, ощущая, что правая рука затекла. Я приподнялся и посмотрел на Кристину.
– Потому что я уже не живая, – её лицо было бледно-синим, с тёмными кругами вокруг бесцветных глаз. Я отшатнулся. – Что такое? Будто ты не знал.
– Я?.. Нет… – попятился назад.
Кристина медленно встала и пошла ко мне.
– Костя, не думай, что всё это просто останется в прошлом. Ты знаешь, я знаю – все знают.
– Что знают? – неожиданно что-то твёрдое схватило мои запястья: – Что?..
Кристина подошла ко мне и опустилась рядом, сев на колени.
– Посмотри мне в глаза, – шепнула она, и на лице её промелькнуло что-то вроде улыбки. Сквозь дырку в щеке были видны почерневшие зубы.
Старался не поднимать взгляд, чтобы не видеть её глаза.
– Посмотри, – повторила Кристина, и я ощутил мертвецки холодное прикосновение в области подбородка – её рука приподняла моё лицо.
Мне показалось, что её глаза наполнены знанием. Знанием многого, что мне не дано было понять.
– Понятно, – на её лице снова мелькнула улыбка. – Ладно, подожду… Ещё не время.
Кристина потянулась к моим губам, а через несколько секунд я ощутил холод её губ – он пробирал до костей, до самого основания моей души…
* * *Резко открыл глаза – вокруг царила густая темнота, мрак. В комнату постучали, и я понял, что это был второй раз – первый слышал ещё сквозь сон.
– Войдите, – постарался сказать это так, чтобы голос не дрожал.
Дверь раскрылась, разрезая тьму полоской света, а через несколько секунд всё исчезло.
– Включи свет, – попросил я, садясь в кровати и прикрывая глаза рукой заранее.
– Как спалось? – спросил Паша, щёлкая переключателем, который должен был окончательно разогнать темноту и стать знаком нового дня.
Тяжело вздохнул:
– Так себе.
– Что-то снилось неприятное?
– Кое-что из прошлого… – протянул я. – Как обычно.
Не хотел рассказывать о Кристине и о том, что она мне снится почти каждый день.
– О чём? Если хочешь – я послушаю, – Паша сел на металлический стул, напротив кровати. – Поверь, оно сразу станет легче, если расскажешь.
– Не помню, – соврал я. – Да это неважно… Ты что-то хотел?
– Я? А-а, да… Пойдёшь наверх?
– Откуда объявление? Не было же вчера ничего. Георгиевич снова собирает? – я свесил ноги – по коже прошёл холодный воздух.
– Да. Нужно ещё одного восставшего.
– Живым?
– Да.
– Нафига?.. Куда они их девают? Мы же на прошлой неделе семерых притащили!
Паша встал с кровати:
– Ну, опыты ставят, новые исследования – откуда я знаю? Не мы здесь музыку заказываем – только танцуем. В общем, идёшь?
– Будто здесь есть чем ещё заняться, – ответил я.
– Можешь пойти туалет помыть, – улыбнулся Паша. – Ты же знаешь, я всегда за такую инициативу.
– Ха-ха-ха, – я скривил лицо в иронической гримасе. – Очень смешно. Шутка за триста.
– Не обижайся. В любом случае, я и так сказал, что ты пойдёшь. Давай одевайся, и сходи поешь. Завтрак ты, как обычно, проспал – поэтому я попросил оставить немного.
– Ладно, – вздохнул я. – А во сколько собираемся?
– В десять. Ты бы лучше поторопился. Ждать не будем. И катану не бери – там выдадут, – сказал Паша, выходя за дверь.
Я скинул одеяло и встал:
– Без тебя знаю, – буркнул я и натянул джинсы, затем надел тёмную толстовку, откинул волосы в сторону и собрал их в резинку. Затем надел тёмный защитный комплект. Ножны скромно стояли в углу комнаты, мне даже стало как-то жаль, но всё равно решил их не брать.
«Не помешало бы и постричься. Уже даже опасно так ходить. Но это потом.»
Поднял из-под кровати часы – было «9:21»:
«Завтрак я действительно проспал.»
Быстро пошёл в ванную, ополоснул себя прохладной водой и вышел в коридор – там было тихо и спокойно, как обычно.
Несмотря на то, что в комплексе жило больше сотни человек, встречались в коридорах лишь считанные единицы. Из-за того, что здесь несколько этажей, а на них множество разных комнат, лабораторий, кабинетов – людей просто не было видно. Только одинокие охранники патрулировали этажи, устало проходя их по тысяче раз за день.
Зашёл в пустое помещение столовой. Внутри горел слабый свет, возле столов были аккуратно задвинуты стулья, всё чисто и убрано. Возле линии раздачи уже никого не было, а места для кастрюль пустовали. Прошёл в кухню – там что-то тихо гудело, от стен отлетали отголоски знакомых голосов.
– Можно? – спросил я, открывая одну из металлических боковых дверей.
– Закрыто! Лишних порций не даём!
– Я за своей пришёл. Мне брат оставлял.
– Костя? – спросил тощий мужчина в давно заляпанном халате, разворачиваясь. Он сразу заулыбался. – Сразу не узнал тебя – богатым будешь. Мне Паша сказал, вы снова на поверхность пойдёте? Ну, не стой же на проходе, закрой дверь, садись за стол – сейчас…
Мужчина скрылся в боковом проходе. Я сел на небольшой металлический стол у входа.
– Снова восставшего надо, – я сказал громче, чтобы он услышал. Михаил Сергеевич хороший был мужчина: весёлый, справедливый, умный. Правда, с судьбой не совсем повезло: он однажды сказал, что двадцать лет назад его жена с сыном разбились на машине, а он, единственный, выжил – я расспрашивать больше не стал.
– Куда уж им столько? Они весь город хотят сюда свезти что ли? Вы же их сюда десятками таскаете.
– Нам тоже не рассказывают. Не знаю…
Михаил Сергеевич вышел с небольшой жестяной миской, откуда приятно пахло чем-то лёгким. Внутри был суп. Среди редких кусочков картошки даже плавали кусочки мяса.
– Ого, – удивился я. – С чего такой пир?
– Кушай, пока никто не видит, – подмигнул мне Михаил Сергеевич, улыбаясь. – Только никому не рассказывай. Волшебник своих секретов не раскрывает.
– Ещё бы, – улыбнулся я. – Без чудес сейчас тяжко.
– Это да, – ответил со вздохом Михаил Сергеевич. – Не против, если я тебя оставлю?
Я помотал головой, не отрываясь от еды. Сейчас, как никогда, хотелось есть. А едва ощутимый бульон казался лучшим, что когда-либо попадало мне в рот.
– Тогда как доешь, просто оставь всё на столе. Я потом помою, – он вышел через небольшую дверь в начале коридора.
Через минуту закончил и посмотрел на время: «9:36». Можно было особо не спешить. Всё ещё хотелось есть. Всегда хочется. Но больше нельзя. Хорошо хоть мясо иногда бывает, но очень редко. То ли ловушек за городом мало, то ли животные не попадаются…
Вернулся в блок, сходил в туалет и помыл руки. Задержался на несколько секунд у зеркала: на меня смотрело безразличное лицо с уставшими от всего глазами и грязными длинными волосами. В голове пронеслись вопросы:
«Чего ты хочешь? Этого ты искал?»
За всё это время мы не встретили никого. Ни хороших, ни плохих – никого. Столько раз выходить на поверхность – и ничего. Понимал, что это чувство спокойствия – обманка. В мире всё тот же хаос, всё так же убивают ни за что, всё тот же апокалипсис, всё те же восставшие, всё те же люди. Мне хотелось что-то с этим сделать, но что я мог? Создать поселение как в игре? Ездить по городам наудачу? Ничего. Здесь же от меня был хоть какой-то толк: вдруг эти исследования дадут вакцину или… хоть что-нибудь.
Ударил в стену, и боль вытеснила все мысли из головы.
«Мы с друзьями живы – это главное», – по крайней мере, хотел в это верить.
Поднявшись на верхний уровень, сразу заметил несколько фигур в тёмных защитных костюмах.
– Все готовы? – спросил крупный мужчина из-под забрала шлема. Валерий Георгиевич – глава службы безопасности на этой базе. Хорошо, что сейчас не было видно его взгляда – от него всегда становится не по себе.
– Пойдём уже, – протянул другой, нажимая кнопку в стене – металлические двери сразу же открылись. Его звали Игорь.
– Больше никого не будет? – спросил Паша, держа в руках шлем.
– А зачем много людей? Четверых хватит, – ответил Валерий Георгиевич, входя в кабину.
– Но по уставу не положено… – начал Паша. – Нам же не отбиться от большой толпы.
– Тогда убежим. По уставу много чего нельзя, – ответил Валерий Георгиевич. – Поехали.
Паша больше не спорил.
Мы зашли внутрь просторной кабины – та же, на которой месяц назад мы поднялись сюда с Женей. С тех пор, казалось бы, прошло немного времени, но жизнь до того момента теперь казалась просто дурным сном.
Георгиевич (мы все так его называли) нажал на самую верхнюю кнопку и двери плавно закрылись.
Небольшая тряска, несколько секунд молчания, а затем двери снова раскрылись – мы вышли в то же помещение, где когда-то не смогли найти вход. А он был прямо перед нам, посреди стены.
Георгиевич выдал мне небольшой потрёпанный пистолет. Молча двинулись к выходу. Каждому была ясна его задача – мы делали это не в первый раз. Только в этот раз, впервые, лишь вчетвером. На вылазку не выдавали никакого оружия, кроме пистолета и небольшого ножа – это раздавали в лифте. У Георгиевича также всегда имелся автомат.
Улица нас встретила холодно: солнце скрылось за тучами, а по парку, шелестя сочной листвой, вовсю гулял ветер. Перед выходом я глянул на календарь (да, здесь до сих пор сохранилось человеческое время) – было начало лета, 19 июня.
Мы прошли сквозь парк и остановились у дороги. Георгиевич достал небольшой свёрнутый лист из кармана – карту – и стал сверять координаты. Через минуту он вернул его обратно и двинулся вперёд – вглубь скелетов мёртвого города.
Вокруг было тихо, а на улицах – пусто. Вдали, настолько быстро, как могла, пробежала кошка.
Мы шли не спеша, но осторожно – каждый смотрел в свою сторону. Примерно через десять минут Георгиевич резко остановился:
– Слышали? – он вскинул автомат и переключил предохранитель.
– Слышали «что»? – спросил Паша.
– Тихо! – шикнул Георгиевич. Он дал нам знак стоять, а сам пошёл вперёд.
Я оглянулся назад: пусто, никого. Только по небу летело несколько птиц.
– Слышишь что-нибудь? – тихо спросил Паша.
– Ничего, – ответил я.
Георгиевич аккуратно подошёл к дому, прижался к стене. Медленно двинулся к краю, а затем выглянул – сразу же пространство вокруг разрезал громкий крик. Это был крикун, и он находился за домом.
Мы быстро побежали туда, где лежал Георгиевич. Я на ходу достал нож.
Бежать во всей защитной одежде было очень тяжело. Щитки и вшитые пластины весили немало, да и ещё ткань была плотная – почти не пропускала воздух, было жарко. Тяжело дышал, поднял щиток, чтобы ощутить прохладный воздух, и чтобы стало легче. Я был впереди всех.
Внезапно откуда-то слева, позади, прозвучал выстрел – Паша и Игорь бросились в стороны, чтобы укрыться. Я побежал дальше, к Георгиевичу.
– Куда?! Стой! – крикнул Паша. Я не обращал внимания и бежал дальше.
«Прячься! Брось его!» – кричал Голос, но не мог его слушать. Больше не мог допустить смерти ещё одного человека, ведь восставший всё так же был впереди. Надо было только успеть добежать прежде, чем он снова крикнет.
Подбежал к безвольно лежащему телу, посмотрел за дом: целое стадо восставших двигалось из противоположной части двора. Несколько бегунов уже подняли головы, стоя на руках и ногах, как гончие псы, ожидая запах добычи.
– Сюда! Там стадо! – крикнул я, подняв щиток шлема у Георгиевича и пытаясь привести его в чувство ударами по лицу. Позади раздалась ещё очередь выстрелов – совсем рядом с моей ногой.
Кое-как оттянул Георгиевича за стену дома.
– Да очнись, блять! Пожалуйста… – я бил его по щекам.
Он медленно раскрыл глаза:
– Что?.. – простонал он, а затем новая волна ударила по ушам и всё в глазах на секунду потемнело.
Кое-как открыв глаза, не сразу понял, что сейчас происходит: выстрелы, мычание, кружащийся мир вокруг.
– …остя… – тонул чей-то голос.
«Вставай»
Приподнялся, пытаясь сообразить что-нибудь, и увидел впереди, всего в десяти шагах, бегуна – он нёсся на всей скорости ко мне, смотря вперёд пустыми чёрными глазницами. Я бегом выхватил нож и, когда восставший бросился на меня, машинально выставил руки вперёд. Лезвие с силой вонзилось в гнилое тело, на лицо и одежду брызнула чёрная кровь. Он был самоубился. Откинул тело, сплюнул со рта чёрную массу и, увидев впереди ещё нескольких бегунов, достал пистолет. Выстрел, другой, ещё несколько – двое восставших, уткнувшись лицом в землю, замерли навсегда.
– Георгиевич! – крикнул я, не поворачивая головы. – Георгиевич!
Позади прозвучала ещё серия одиночных выстрелов. Совсем близко – наверное, стреляли уже наши. Посмотрел обратно – Георгиевич всё так же был без сознания. Со всей силы дал ему пощёчину, ещё одну – он, дрогнул, открыл глаза.
– Валим! – крикнул я, подавая ему автомат. – Сейчас снова крикнет!
Я помог ему подняться.
– Кто стреляет? – крикнул он, когда мы отходили. Паша прятался за огромным деревом. Мы быстрой перебежкой двинулись к нему.
– Кто?! – спросил я. – Откуда?
– Не знаю кто. Из дома, позади нас. Вообще ничего не понимаю: почему они нас не убили раньше! – крикнул Паша. – Надо… надо валить назад… Спереди открытый двор – не пройти!
– Нельзя! – оборвал я. – Там огромное стадо. Несколько десятков голов – самоубийство.
Игорь прятался за кирпичной стеной прохода в подвал. Он со страхом смотрел на нас, так как у него, в отличие от нас, не было выбора куда бежать.
– Но мы не можем здесь оставаться, – сказал Паша. – Нас же зажмут…
– Есть у меня идейка, – сказал Георгиевич и запустил руку в один из боковых карманов, достал оттуда что-то округлое: гранату. Её поверхность была пронизана вертикальными и горизонтальными линиями. Вместе с этим он достал ещё одну, продолговатую, с гладкой металлической поверхностью, оторвал чеку и кинул чуть вперёд. Ко всем звукам добавилось шипение, с которым выходил газ. Это была дымовая граната. – Закройте уши. Как только рванёт – считайте до пяти и валите.
Георгиевич отбежал назад. Я со всех сил зажал уши, как мог. Через несколько секунд воздух разрезал резкий хлопок после чего, казалось, все остальные звуки умерли вместе с ним. Только писк в ушах и страх – я на секунду потерялся.
Раз, два, три, четыре, пять… Резко встал и побежал за дом – туда, где были восставшие. И где я надеялся их не найти. Паша побежал за мной. Оглянулся на Игоря – в этот момент он беззвучно упал, будучи в облаке дыма, а затем отполз назад, скрываясь.
– Игорь! – пытался сказать Паше, но сам не слышал своего голоса – только тонкий писк. Брат посмотрел на меня с недоумением, а я показывал ему рукой в сторону: – Там! Игорь!
Паша оглянулся и сразу же бросился к нему. Я побежал следом.
Парень сидел, припав спиной к кирпичной стене. Под вытянутой ногой, в области лодыжки, растекалось небольшое кровавое пятно.
Звуки начали возвращаться. Первым, что я услышал – стрельбу. По нам всё ещё стреляли, но уже вслепую.
– Да сколько у этих сук патронов?! – крикнул Паша, подхватывая Игоря под руку и поднимая. – Ничего… Мы тебя вытащим…
– Пожалуйста, я… я не хочу умирать, – простонал Игорь.
Я застыл на месте.
– Чего встал?! Помоги! – крикнул Паша. Я мотнул головой, возвращаясь в реальный мир, и подбежал, подхватил вторую руку. – Ничего-ничего. Всё будет хорошо. Скоро бегать уже будешь. Там царапина, скорее всего – ерунда.
