Записки президента

28.

Не поверите, но фамилия поверенного была Иванов. Объективку на него Егорыч заготовил заранее, поэтому я довольно быстро узнал, что мой будущий собеседник начинал службу Родине в 1983 году в одиннадцатом отделе Первого главного управления Комитета Государственной Безопасности СССР, то есть работал по соцстранам. В 1991-м, после реорганизации КГБ, был выведен за штат, а в 1992-м направлен в МИД, испытывавший кадровый голод. Официально имел ранг советника первого класса. В общем, кадровый разведчик.

– Здравствуйте, Максим Евгеньевич. Я не стал бы Вас беспокоить до окончания выборной гонки, но Вы же понимаете, что после Вашего контакта с американцами меня не поймут. Поэтому встречу мне санкционировали, но пока Вы ещё не надели цепь, я хотел бы поговорить просто по-человечески. На данный момент Вы находитесь в статусе, позволяющем дружескую беседу с глазу на глаз. Чуть больше, чем через неделю всё может измениться. – Ваши бы слова да Богу в ухо.

– Он слышит, не переживайте. Он слышит всё. Мне не ставилась задача выяснять, чья Вы креатура. Но, раз беседа у нас дружеская и с глазу на глаз, скажу откровенно – жалею, что не наша. Мне очень нравится, как организована Ваша кампания и я был бы рад, если бы оказалось, что наш МИД или СВР сподобились в ней поучаствовать. На мой взгляд такой подход разумнее и выгоднее, чем доведение ситуации до военного противостояния Но это – мечты старого шпиона.

– Кстати о противостоянии, когда я говорю о том, что хочу мира, я не шучу.

– Кстати о шутках, мы осведомлены о серьёзности Ваших намерений и тоже хотим мира.

– Но вы же поддерживаете Казаров.

– Скажем так, – мы не поддерживаем тех, кто с ним воюет. И одна из причин этому – чтобы там осталось, с кем мириться. Поверьте, даже простое доброе слово в этой ситуации – довольно затратное мероприятие.

– А ваши войска? А поставки вооружений?

– Вы же с первых дней в курсе ситуации, давайте не будем сейчас притворяться идиотами и меряться наборами штампов. Вы будете говорить о наших танках там, а я требовать доказательств поставок. Вы будете утверждать, что это и так понятно, потому что больше им взяться неоткуда, а я скажу, что это предположение, а не доказательство и смиренно попрошу показать хотя бы одну фотографию пересекающего границу танка. В результате сегодня мы так и не поговорим, а другой возможности, как я уже говорил, не будет.

– Тогда о чём вы хотели поговорить?

– О том, чего больше никто Вам не скажет. О том, что ваша страна нам совершенно неинтересна. И именно поэтому я хочу, чтобы Вы, выдвигая какие-либо требования, впредь опирались на то, что я только что Вам сообщил.

– Вот, прям, совсем-совсем?

– Ну посудите сами: В качестве рынка сбыта ваши семнадцать миллионов населения интересны, конечно, безумно, но, чем договариваться с вашими, проще за более короткий срок и с железной уверенностью в соблюдении условий договора уговорить какую-нибудь китайскую провинцию. И ртов там побольше будет. Сказать, что есть какая-то продукция ваших производителей, без которой мы не можем или хотя бы которую нам интересно покупать – тоже нет. Транзит к морю нам не нужен, поскольку у нас есть свои порты. Газовая труба, заходящая к вам, у вас и заканчивается. Ваша атомная станция заточена под наши ТВЭЛы, но вы уже договорились с американцами о поставках. Нас в этой связи волнует только безопасность, не хотелось бы ещё один Чернобыль под боком. Назовите мне хотя бы одну причину для нашей заинтересованности. Их нет.

– Если бы их совсем не было, Вы бы сегодня выбрались на каток, вместо того, чтобы рассказывать мне, насколько мы неинтересны.

– Туше.

– У вас есть заинтересованность в нас, но к сожалению, мы в этой заинтересованности на последнем месте. Вам нужно, чтобы мы поменьше дружили с Америкой. Именно поэтому Вы дождались, пока они со мной встретятся. Потому что, в случае дальнейшего развития наших отношений, здесь будет не только терминал для сжиженного газа, но и несколько тысяч газовщиков с винтовками и на танках. А вот это вам у границы точно не нужно. И это не шантаж, это та самая дружеская беседа. К сожалению, у нас не будет возможности говорить на равных с ядерной державой, но мы можем говорить, стоя за спиной другой ядерной державы.

– Но…

– Я Вас не перебивал, давайте продолжим по-дружески. Мы понимаем, что не представляем ценности ни для одной из сторон вашего с Америкой геополитического конфликта, но некоторые у нас также понимают, что, если мы впустим сюда американских военных, мы тем самым предоставим свою территорию для потенциального военного противостояния ядерных держав. Очень, знаете ли, не хочется быть футбольным полем, где траву топчет любой, кто придёт с мячом. Сами же мы при этом от мяча и погибнем. И это точно не про национал-прагматизм. В случае же, если мы договоримся с вами о том, что здесь не будет американцев, у вас нет необходимости в размещении войск на нашей территории, они и так вон за забором стоят, то есть воевать на нашей земле никто не будет.

– Мне нравится ход Ваших мыслей.

– Если меня выберут президентом, я не собираюсь ложиться под Америку. Но и под вас я тоже не хочу. За наш нейтралитет я хочу фиксированную низкую цену на газ. На шесть лет, как минимум, чтобы у моего преемника был год на выстраивание отношений с вами. Также попрошу обоюдное упрощение въезда для наших граждан, например, возможность пересекать границу по внутреннему паспорту и взаимное признание или даже унификацию санитарных норм и государственных стандартов, чтобы ни ваша, ни наша санитарная или потребительская службы не могли вдруг запретить ввоз товаров. Возможно, нам понадобятся кредиты. Если предложите ещё какие-нибудь льготы и поблажки, мы будем считать это жестом доброй воли и не будем против. Я думаю, что сегодня мы проговорили основное. Дальше уже дипломаты будут придумывать, как назвать то, о чём мы договорились.

– Я не могу с Вами договариваться, у меня нет таких полномочий.

– У меня пока тоже нет, но ведь Вы зачем-то пришли ко мне, господин советник первого класса. И, раз, по Вашему мнению, нам уже не придётся поболтать просто по-дружески, пока я ещё гражданское лицо, хотел бы вам сказать, что в Приморской губернии есть интересный промысел. Дети собирают обточенные морем стекляшки, просверливают в них отверстия, полируют и делают очень красивые ожерелья. Я хочу подарить такое Вашей внучке, оно должно замечательно подойти к её большим, в бабушку, зелёным глазам.

– Пойду-ка я сделаю ставку на Вашу победу, Максим Евгеньевич. Я не погрешу против истины, если скажу, что был искренне рад личной встрече и надеюсь, что она не последняя.

29.

На последнюю пятницу перед днём голосования был запланирован митинг наших сторонников на одной из центральных площадей Стóлицы. Такие же митинги были организованы во всех крупных населённых пунктах, там установили большие экраны, на которые транслировалась моя речь. Дмитрий Иванович смог собрать несколько тысяч человек здесь и по две-три сотни в каждом уездном центре, в Оливии народу было почти столько же, сколько у нас. Исторически сложилось, что места компактного проживания национальных общин сосредоточены как раз в Приморской губернии и поэтому среди стандартных транспарантов про Макса тут и там виднелись «Турки за Швеца», «Максим, яхонтовый наш», «Греки Нормальные». В других губернских городах поприходило не меньше полутора-двух тысяч в каждом. Причём, это не было оплаченной массовкой, Званцеву удалось так организовать работу с людьми, что им стало действительно интересно, получится ли у нас сместить Тремпольского, мало того, они захотели лично в этом участвовать.

Приятным сюрпризом было появление на площади нескольких сот человек в белых халатах. На местах врачи также вышли нас поддержать. Вишенкой на торте стал пикет розововолосых особей с плакатами «Мы против гомофоба Швеца!».

Я ещё раз призвал всех граждан прийти на выборы, вне зависимости от того, на ком они хотят видеть цепь, осветил суть национал-прагматизма, объяснил, почему мир в этом контексте так важен, упомянул про необходимость основывать внешнюю политику на выгоде для Славии, а не для партнёров, и под конец пообещал организовать расследование деятельности каждого чиновника и спекулянта в период военных действий.

Знаете, вид врачей, орущих «Швец – им всем пиздец!» впечатляет. По интернету это распространилось, как чума, телеканалы, хоть и с купюрами, не могли не поставить репортажи с наших митингов в выпуски новостей. Пост пресс-секретаря президента Матильда заслужила многократно.

– Матильда!!! Какая рыбалка в декабре?!!! Я ту почти не помню, а сейчас холоднее, я же в такую погоду сразу накидаюсь.

– Традиционная, Максим Евгеньевич. Традиционная. А ещё там Вас внезапно разыщут телевизионщики, сумевшие привязать к местности фотографии с прошлой рыбалки, а они тоже замёрзнуть могут, поэтому их тоже придётся накидывать. Не забудьте сказать, что долг каждого гражданина не только проголосовать, но и отдохнуть за выходные, а раз уж воскресенье будет занято выборами и ожиданием – кто кого, в субботу сам Бог велел отдохнуть вдвойне. Ибо Сказано – суббота для человека, а не человек для субботы. И вообще, когда Вы теперь на рыбалку-то сможете выбраться. Лет пять терпеть придётся, не меньше.

– Ну я же больше тридцати лет как-то терпел.

– Никому об этом не рассказывайте. Я уверена, что среди подарков на инаугурацию будет полно спиннингов и катушек.

– Званцеву всё отдам. На хранение, блин.

– Ну смотрите сами, а я думаю – зря. Вот закончится Ваш срок, жить-то на что-то нужно будет, начнёте книжки писать: «На что берёт карась», «Использование воблера на притоках Идлани». Богатейшая тема. В общем, одевайтесь завтра потеплее, а мне ещё аквалангистов снаряжать.

Всё было именно так, как и предсказывала Матильда. Съёмочная группа, ценой неимоверных усилий, смогла обойти охрану и, изрядно промочив ноги, вышла прямо к нашему костру, где была радушно встречена, обогрета и щедро угощена водкой. Когда щёчки у девчушки с микрофоном окончательно порозовели, она созналась, что за эксклюзивный материал ей было обещано прямое включение, то есть эта рыжая шельма смогла не только подсунуть прессе нужный нам материал, но и организовать эфир, который заметят. Гениальная баба.

Я сказал на камеру, что всё равно каждый гражданин Славии захочет узнать, кто же станет президентом, но просто болельщиком быть неинтересно, А вот, если опустить в урну бюллетень и потом ждать результатов, появляется азарт и заинтересованность, как будто ты сделал ставку.

Утром просто выйти из-за угла уже не получилось бы, нас ждали репортёры, какие-то иностранцы, просто люди с телефонами, желающие поделиться с миром моим появлением на публике. Выйдя из машины, я крикнул, что охрана боится, как бы меня не задавили, поэтому решила проводить до избирательного участка. За эти пятьдесят метров я пожал сотни две рук, но до кабинок мы всё же добрались. Из толпы донеслось: «Как вчера клевало?». Я развёл руки в стороны, и крикнул в ответ: «Вот такая сорвалась!». Где-то рядом сказали: «Ну пусть здесь не сорвётся». Уже через час об этом знала вся страна. По соцсетям прокатилась моя фотография с разведёнными руками и подписью «Чтоб не сорвалось».

Когда мы приехали в штаб, первым, кого я увидел, был Егорыч, заканчивавший выводить маркером на одной из дверей «Кризисный центр».

Я спросил, какой у нас кризис и когда он наступил, на что подошедшая сзади Жанна ответила, что кризис начнётся часа в четыре утра, по окончании подсчёта голосов на избирательных участках, а сейчас отсюда планируется оперативно решать текущие вопросы. Надев колпачок, Егорыч отошёл на пару шагов, полюбовался надписью и добавил:

– Вы лично уже не можете повлиять на происходящее. К сожалению или к счастью, это вопросы, которые решаются без участия кандидатов, а им самим лучше не знать, из чего делается эта колбаса.

– Считайте моё любопытство праздным, но стены тут обвешаны моими портретами, поэтому я хотел бы хоть в общих чертах понимать, что происходит.

– Жанна, Вы сейчас всё равно не заняты, постарайтесь осветить в общих чертах, а меня могут в любой момент отвлечь. Мы вошли в помещение кризисного центра. На стене висел огромный экран, на расстоянии пары метров от него стояли несколько столов с ноутбуками, за которыми сидели какие-то молодые ребята, я заметил среди них Кирилла. У боковой стены находился длинный диван и штук пять кресел, у противоположной – сразу четыре кофейных аппарата и рядок пустых столов со стульями. На журнальном столике возле дивана стояла картонная коробка, в которой просто навалом лежали пачки банкнот. Нормальная рабочая обстановка.

– Здесь мы будем жить в ближайшие пару суток, – доложила Жанна и продолжила, – голосование началось в восемь утра. Правда, до этого успели проголосовать люди на избирательных участках кое-где за рубежом, но эти голоса погоды не делают. Согласно данным проведённых нами экзитполов, голоса сейчас у нас 65 на 35 в нашу пользу, это – в среднем по стране, причём, их цифра была бы ниже, но в родной для Тремпольского Илии и соседнем Зарецке за него больше пятидесяти. Экзитполы, заказанные ими, дают примерное равенство голосов, то есть это то, к чему нам нужно быть готовыми. Они уже понимают, что разница слишком велика, чтобы объявить о победе, поэтому хотят убедить народ, что победа им достанется в трудной борьбе с разницей в пару процентов, но это будет победа.

– Хорошо, как это делается технически и как этому можно противостоять? .

Жанна покосилась на коробку с деньгами.

– Первое – это, конечно, всякие трюки в процессе голосования, они не решают вопрос кардинально, но два-три процента подкинуть могут. Скажем, карусель, когда избирателю перед входом вручают правильно заполненный бюллетень, а потом выкупают у него чистый, который тут же заполняют и вручают следующему желающему получить денег. Оплата за фотографию заполненного в пользу какого-то кандидата бюллетеня, поощрение, скажем, за сделанный выбор. Иногда у одного избирателя оказывается сразу несколько паспортов с отметкой о проживании в разных районах города, и он колесит, пока не проголосует по разу везде. Есть также случаи трогательной заботы о стариках и инвалидах, которым урну для голосования приносят на дом и заодно подсказывают, куда поставить галочку.

– За всем этим следят наблюдатели, – добавил Егорыч, – но не те, которые официально зарегистрированы, а наши, в том числе парни Юрика. Поскольку люди, нарушающие закон, опасаются только неприятностей от милиции, а там им обещано снисхождение, для них становится неожиданностью воздействие со стороны неравнодушных граждан, но бежать жаловаться в этом случае, согласитесь, не с руки. Кстати, идея оттаскивать за ближайший угол и немножечко при этом бить исходила именно от Юрика, мы изначально планировали всё же участие милиции.

– Второе, и самое результативное, – продолжила Жанна, – это воздействие на результат в избирательных комиссиях разных уровней. Первичная – участковая. Там, примерно с десяток членов, в зависимости от количества зарегистрированных избирателей, пополам от каждой из сторон, которые смотрят друг за другом и за электоратом, плюс пара официальных наблюдателей, которые следят за всеми. Это позволяет избегать совсем уж дурацких нарушений, типа вброса сразу пачки бюллетеней одним человеком. В восемь вечера, по окончании голосования, участок закрывается изнутри, и комиссия начинает сортировать и пересчитывать бюллетени. За одного, за другого и испорченные. Результаты подсчётов заносятся в протокол, все расписываются и разбредаются по домам. На участке остаются только глава комиссии и ответственный секретарь, которые опечатывают мешки с бюллетенями и оформляют передачу мешков и протоколов в окружную комиссию. Глава и секретарь должны быть от разных сторон, но люди умеют договариваться, – и Жанна снова бросила взгляд на коробку, – не везде, но где-то срабатывает. На этом этапе можно добавить до пяти процентов по всей стране. Затем мешки и протоколы свозят под охраной в окружные комиссии, вот там у людей уже реальные заработки, но и цифры, которыми можно манипулировать, другие. Здесь ситуация по округу может быть изменена процентов на десять-пятнадцать. Есть из-за чего не поспать пару ночей. В Государственном Избирательном Агентстве сами манипуляции затруднены, но оно может утверждать решения местных комиссий, что тоже дорогого стоит. Так вот, поскольку на фоне таких данных экзитполов, нам хотят впарить результат с небольшим перевесом в пользу Тремпольского, я думаю, многие из наших представителей обновят автомобили и улучшат жилищные условия.

– Конечно же у нас предусмотрены премии для наших членов комиссий, которые пропорциональны количеству голосов, но мы вряд ли узнаем, какими средствами они будут эти премии зарабатывать, – уточнил только что положивший трубку Егорыч, – хотя, согласно очередному экзитполу, им нужно будет всего лишь не поддаться на предложение подзаработать у конкурентов.

30

.

К обеду среды Егорыч взял маркер и зачеркнул слово «кризисный». Из телевизора к этому времени доносилось: «По данным Государственного Избирательного Агентства, в выборах президента Славии приняли участие семьдесят два процента избирателей. После обработки девяноста четырёх процентов голосов, за Тремпольского Леонида Дмитриевича проголосовали сорок три целых, двадцать восемь сотых процента избирателей. За Швеца Максима Евгеньевича – пятьдесят четыре целых и восемьдесят шесть сотых процента, подсчёт голосов продолжается».

– Кажется, я тут больше не нужна, – прокомментировала это объявление Жанна, – с Вами было приятно работать, надеюсь, что не буду жалеть о результатах этой кампании, постройте нам настоящее.

– Вы так просто от нас не отделаетесь, – вмешался Глинский, – я не знаю, как именно будет называться Ваша должность в администрации президента, пусть пока советник, это – во-первых, а во-вторых, все кадровые решения будут приниматься после инаугурации. Поэтому объявляю Вам месяц отпуска при части и не бросайте нас, пожалуйста. Ваша светлая во всех смыслах голова нам очень пригодится.

– Обещаю на это время тревожить не чаще раза в сутки и не позднее десяти часов вечера, – добавил я, – Егорыч, а что Вы сделали с Юриком?

– Как минимум, не дал ему загреметь за нанесение менее тяжких телесных повреждений. А что?

– Думаю, что он мне скоро может понадобиться, распорядитесь, пожалуйста, чтобы юристы выяснили, сколько у него сейчас проблем со службой внутренних расследований и как его уволить из милиции. И Загорина предупредите, чтобы там лишних документов не уничтожили.

– Так получилось, что именно ему поручили это самое уничтожение, поэтому у нас будет, о чём поговорить с УБ.

Мы решили, что до инаугурации будем продолжать использовать помещения штаба в качестве офиса, тем более, что на его адрес уже начали приходить поздравления от моих новых коллег, которые, оказывается, внимательно следили за выборами в Славии и теперь от всей души и от имени своих народов поздравляют меня с избранием.

На следующий день была назначена пресс-конференция. Организовали её в большом конференц-зале Центрального Дворца Культуры, разукрашенном в национальные бело-голубые цвета, на фоне которых огненная грива Матильды была особенно хорошо заметна. Она стояла за трибуной, расположенной с краю сцены, а я – за той, что по центру.

Во вступительном слове я поблагодарил граждан Славии за оказанное доверие и пообещал приложить все усилия для того, чтобы его оправдать, опять сказал, что высшей ценностью для меня и выдвинувшей меня партии является процветание славской нации и мы будем, не покладая рук, трудиться на её благо. Потом пошли вопросы, на многие из которых, я отвечал во время постоянных интервью накануне дня голосования. Девушка из интернет-издания Vestnik.sl спросила, куда будет мой первый визит в качестве президента – в Вашингтон, Москву или Брюссель. Я ответил, что она совершенно несправедливо не упомянула Пекин, но изо всех городов мира для первого визита я уже выбрал Казаров, и пусть весь мир подождёт, потому что для будущего Славии поездки важнее я не вижу.

– Газета «Вечерняя Стóлица». А когда Вы планируете устанавливать мир?

– Соответствующие указания будут официально отданы сразу после моей инаугурации, но вот прямо сейчас я предупреждаю каждого военнослужащего от солдата до генерала, что с этой минуты каждый выстрел в сторону Казарова будет расцениваться моей администрацией, как незаконное применение оружия в мирное время.

– Канал «Наследие». Скажите, какой будет судьба политических заключённых, которые сейчас отбывают наказание за антивоенную деятельность?

– Нами уже создана специальная коллегия адвокатов, которая в это самое время запрашивает все дела такого рода для изучения, чтобы сразу после моего вступления в должность все, кто подвергся репрессиям, были освобождены.

– Интернет-газета «Вопросы». Расскажите нашим читателям о Ваших еврейских корнях.

– Что тут рассказывать, я могу показать, но боюсь, это зрелище не для прямого эфира. Давайте договоримся на после пресс-конференции.

– Канал «Время». Когда нам ждать инао… инаугурацию, простите?

– Я сам неделю учился выговаривать, не переживайте. В соответствии с законом – в день вступления в должность предыдущего президента. Это выпадает на десятое января следующего года.

– А буфет работать будет?

– Ага, и наливать коньяк по предъявлении аккредитационного удостоверения.

– Интернет-газета «Сетевой странник». Кто будет читать новогоднее обращение, Вы или Тремпольский?

– Формально, он еще исполняет обязанности, поэтому имеет полное право что-нибудь сказать народу Славии. Я тоже выйду постоять на морозе с микрофоном, если какой-нибудь канал согласится это транслировать, скажу «спасибо».

Матильда со своей трибуны объявила первую пресс-конференцию нового президента Славии законченной и высказала надежду на то, что нам всегда будет, о чём поговорить с народом через средства массовой информации.

Обмениваясь впечатлениями, мы оделись, расселись по машинам, и когда наш внедорожник выезжал из подземного паркинга, раздался мощный взрыв.

31

.

Вернее, о том, что это был взрыв и что мощный, я узнал уже потом, тогда для меня просто выключился свет. Других воспоминаний не осталось. Открыл глаза я уже в больнице. У кровати стояли Глинский и Остапин.

– Е-го-орыч… – смог выговорить я.

– Молчите, – расслышалось сквозь шум в ушах, – Вам сейчас лучше не разговаривать. У Вас сотрясение мозга. Все живы. Матильда в соседней палате. Взрывом обрушило козырёк над выездом из паркинга, если бы Аслан не газанул на этом выезде, бетонная плита легла бы сверху, но, слава Аллаху, он у нас джигит и ему нравится давить на педали. Он тоже цел, лицо немного разбито, но цел. Снесло заднюю часть машины, сантиметрах в десяти от ваших с Матильдой голов, а потом вы сразу впечатались в бетонный столбик.

Я попробовал подняться, теперь что-то взорвалось в голове. Сквозь ощущение дичайшего бодуна донёсся крик Остапина: «Лежать!» Я не стал упираться, шевелиться желания не было.

У входа раздался какой-то шум, потемнение в глазах слегка рассеялось и я смог направить взгляд в ту сторону. Дверь распахнулась, в неё спиной вперёд влетел охранник, за ним ворвался Юрик с двумя мужиками.

– Евгенич! Ну шо за нах?! Егорыч, я хер от него теперь отойду, шо у вас тут творится?! Митёк! Вы с Дениской – у входа, если кто войдёт, убью, нахер, сам, а потом вас обоих. Пацанов сюда. Весь этаж, вход и въезд в больницу, шоб никого.

– Насколько я понимаю, у нас новый начальник личной гвардии, – сказал Егорыч и посмотрел на меня, я хотел кивнуть, но просто прикрыл глаза.

Остапин заверил Юрика, что весь медперсонал в отделении – свои, только после этого он позволил сделать мне укол и я опять отключился.