Записки президента

24.

Это – первые выборы, на которые мне не нужно было заставлять себя идти. Всё-таки, минимум, один голос в плюс. Квартира Ирины была в трёх кварталах от моей, поэтому мы были приписаны к одному избирательному участку, соответственно, мероприятие «Кандидат Максим Швец с супругой идёт на избирательный участок» проходило в один заход. Я предложил прийти под закрытие в спортивных штанах и домашних тапочках, но Матильда сказала, что это одна из обязательных частей программы, поэтому придётся эту фишку отстоять. Единственное, чего мне удалось добиться – это, чтобы никого, кроме Аслана в сопровождении не было. Событие, в принципе, рядовое – двое граждан Славии исполняют свой гражданский долг. Нет смысла специально привлекать к этому внимание. Оптимальным временем назначили десять часов утра.

Избирательный участок находился в школе, расстояние от угла ближайшего дома до школьных ворот – около пятидесяти метров, вот из-за этого угла мы и вышли, стараясь не выделяться и не привлекать. Аслан проскользнул в школу раньше, чтобы мы были только вдвоём. Нам удалось пройти не только до ворот, а до самой школьной двери. Две дежурившие на подступах съёмочные группы и человек пять-шесть блогеров и стримеров не обратили на нас внимания, потому что, скорее всего, ждали кортеж с мигалками и роту охраны. И, если бы не школьная техничка, орудовавшая веником на крыльце, и заоравшая: «Валь, гляди – кандидат!», когда мы задержались, давая ей возможность смести пару окурков, у нас могло получиться общаться с прессой уже пост-фактум. Но не в этот раз. Через секунду к нам уже бежали все, кто хотел осветить наше волеизъявление.

– Максим Евгеньевич, как вы оцениваете Ваши шансы?

– Думаю, у меня ровно пятьдесят процентов – либо меня выберут, либо – нет.

– А за кого Вы будете голосовать?

– Господи, как Вас зовут?

– Екатерина.

– Катюша, кому же Вы так насолили в редакции, что именно Вас отправили задать этот вопрос? В этот день он – наиболее дурацкий изо всех возможных. Конечно, за себя. Должен же у меня быть хотя бы один голос. Вы лучше жену мою спросите. А то я утром пролил кофе на скатерть и теперь не уверен в её выборе.

– А какой кофе вы предпочитаете?

– Лучший вопрос дня! Чёрный, без сахара.

– А где Ваша охрана?

– Надеюсь, где-то голосует. Если Вы не в курсе, сегодня день выборов. Ребятки, у меня сегодня полно свободного времени, но, если вы не дадите мне пройти, мы будем мешать голосовать остальным желающим, устроим затор и сорвём избирательный процесс. Заметьте, слова «давайте» там не было.

Мы прошли вовнутрь, предъявили паспорта, получили бюллетени, всё, как всегда. Выйдя из кабинки, я под пристальным взглядом камер затолкал свою бумаженцию в прорезь ящика и поинтересовался, работает ли буфет, а то я с детства обожаю ходить на выборы, но исключительно из-за лимонада с пирожными.

На улице нас окружила довольно плотная толпа. Кто-то просто пытался пожать руку, кто-то просил автограф, задавали какие-то вопросы. Я несколько раз говорил, что в день голосования на политические вопросы отвечать нельзя, а то нарушим закон о выборах и нас всех арестуют. Тогда тематика вопросов сменилась:

– А это правда, что Вы украли невесту на турецкой свадьбе?

– Но я же её вернул. За огромный выкуп, но вернул.

– А что Вы будете делать с рыбой?

– К сожалению, у меня нет к ней пяти хлебов, чтобы накормить всех желающих, поэтому съедим сами, но жена что-то говорила про уху. А там, думаю, и водки тяпнем.

– А как Ваша жена варит уху?

– Главное – не класть туда курицу, – сходу ответила Ирина.

– А почему Вы без охраны?

– Я же ещё не стал президентом, вам не за что меня ненавидеть.

Так, с шутками-прибаутками мы продвигались в сторону нашего угла. Аслан постоянно крутился где-то рядом и уже возле самой машины немного оттеснил толпу, чтобы мы смогли забраться вовнутрь. Он завёл мотор и, громко сигналя, начал выезжать из двора, пока мы с Ириной махали людям из-за опущенных стёкол. На самом выезде, когда толпа начала отставать, мы вдруг остановились. Впереди нас стояла какая-то древняя «Идлань», мотор которой отказывался заводиться. Её водитель, лет около восьмидесяти, пытался столкнуть транспортное средство с места, уперевшись через открытую дверь в переднюю стойку и положив руку на руль. С другой стороны кудахтала старушка в платке.

Я выскочил из машины, спросил, в чём дело, оказалось, что сел аккумулятор. Сказав деду, чтобы садился на своё место, начал толкать эту рухлядь, через мгновение ко мне присоединился Аслан, еще через несколько секунд подбежали мужики из провожавшей нас толпы. Шедевр отечественного автопрома пару раз чихнул, зажужжал и поехал, помигав «аварийками». Я помахал мужикам, сел в машину и сказал, что не удивлюсь, если деда нам подсунула Матильда.

Рыжая клялась здоровьем отсутствующих у неё детей, что не имеет к этому никакого отношения, но довольно качественно записанный на несколько телефонов сразу процесс запуска двигателя разлетелся по интернету в течение получаса.

Помещение, арендованное под избирательный штаб, находилось в пяти кварталах от центра, на краю площади Согласия в переделанном под офисный центр бывшем клубе одного из заводов. Нас встретила Жанна, доложившая, что по данным экзитполов пропорция, которую она предсказывала, сохраняется. У Тремпольского около сорока процентов, мы на втором месте на уровне двадцати трёх и Остапин со своими врачами – на третьем. Сегодня просто ждём.

Порядок цифр нас устраивал, скандалить из-за нарушений и нарушать самим смысла не было, хотя информация о вбросах и некорректном подсчёте поступала постоянно. По закону победившим считается кандидат, набравший 50% + 1 голос. Уровень явки при этом роли не играет. Если никто из кандидатов не пересечёт пятидесятипроцентный барьер, для двоих, набравших больше остальных, назначается второй тур, который проводится через три недели. А там уже – простое большинство. Поэтому просто ждём.

25.

Подсчёт голосов завершился к вечеру среды. Почему-то на фиксации нарушений и судебных разбирательствах настаивали именно кандидаты, набравшие полтора – два процента. Но это не помешало Государственному Избирательному Агентству объявить официальные результаты:

Действующий президент Тремпольский Леонид Дмитриевич – 47,4%,

кандидат от Партии Нормальных Швец Максим Евгеньевич – 28,7%,

кандидат от Партии Врачей Остапин Илья Алексеевич – 18,2%.

Остальные нас не интересовали.

– Накрутили, суки, – отреагировала на полученные данные Жанна, – там реально не больше сорока. В общем, так: явка была 43%. Народ у нас на выборы вообще ходить не любит, не верит, что из-за них что-то может измениться. Соответственно, те, кто приходит, точно знают, кого они хотят поддержать, то есть все, кто хотел или кому по долгу службы было необходимо за него проголосовать, уже пришли, а каждый, сверх этих сорока трёх, пришедший на повторные выборы, будет уже за нас. Потому что голосование у нас традиционно протестное. По принципу «лишь бы больше его не видеть», ну и крушение величия наблюдать всегда приятно. Вот не складывается как-то у наших президентов с народной любовью. Так что, есть смысл надеяться, что те, кто голосовал за остальных кандидатов, тоже будут за нас. То есть сейчас задача – не столько призывать голосовать за нас, сколько просто звать на избирательные участки. А это и выглядит благороднее, и даже в субботу накануне можно об этом говорить. Ну что, включаемся в борьбу? Матильда, какие мысли?

– А что тут мыслить? Работать нужно. Я ещё раз просмотрела, как Максим Евгеньевич толкает автомобиль и решила, что те кадры, где он вместе с мужиками, нужно использовать. Машина будет символизировать Славию, а мужики – народ. «Макс – один из нас» ложится на эту картинку, как к себе домой. Нет! «Вытолкнем!», даже «Вытолкнем вместе!». Ещё лучше будет. А «Макса» мы наложим на то, где они руки отряхивают, там человек пять как раз. Мы ещё пару пятен на одежду добавим, красота получится. Не боится запачкать рук, готов кинуться на помощь простому человеку. Спаситель. Точно. Повернитесь-ка, Максим Евгеньевич, у Вас крылышков нету?

– Мать! – внезапно повернулась Жанна, – а как у тебя со связями в церковной среде?

– Тебя соборовать без очереди? Есть у меня один знакомый батюшка… Шёлкова бородушка, бицепс с мою ляжку, вот такенный крест…

– Дура рыжая! Я думаю, а если среди бабушек слух запустить, что он не то, чтобы Мессия, но ниспослан нам свыше. Максим Евгеньевич, Вы золотуху наложением рук лечить умеете? А диарею?

Подошёл серьёзный Егорыч.

– С одной стороны, хочу всех поздравить, что всё идёт по плану. С другой – действующим законодательством предусмотрено интересное развитие событий: в случае, если в эти три недели один из кандидатов по какой-либо причине выбывает, на его место становится следующий по количеству голосов. То есть, если на Максима Евгеньевича вдруг упадёт сосулька, на его место становится Остапин. А если эта сосулька упадёт за два дня до выборов, у него не будет времени даже подготовиться. У меня нет никаких иллюзий по поводу морального облика команды Тремпольского вообще и его лично – в частности. Кроме того, возможны различные вбросы компромата по принципу «я своё мнение высказал, а вы уже сами думайте». Мы знаем, что на нас ничего найти нельзя, но это не значит, что нельзя придумать. Итак: с этой минуты переходим на казарменное положение. Все. Вы, девочки, тоже. Дом через один участок от Поместья заселяем охраной. За дверь – исключительно с машинами сопровождения. Будем показывать не только зубы, но и клыки. Максим Евгеньевич, – он отвёл меня в сторону, – я возьму на себя смелость встретиться с Вашим конторским и обрисовать ему ситуацию, Вы теперь – его реальная надежда на карьерный рост и было бы неплохо, чтобы он понимал, какая Вам грозит опасность, может быть что-то будет проходить по его ведомству.

«Вот смотри: Ты каждый день ругаешь власть. Но ведь это ты её выбрал. Не выбирал? Значит отдал эту возможность кому-то другому. Так чему ты теперь удивляешься? Тебе всего лишь нужно прийти и проголосовать. За это даже не нужно платить. Просто оторви зад от дивана. Не обязательно голосовать за меня, можешь просто испортить бюллетень, но поучаствуй в том, как будешь жить пять лет. Чтобы потом не говорить: «Там одни козлы!», сам не будь бараном». – Это выступление не пошло на центральные каналы, но оно разошлось по соцсетям, а наклейки с перечёркнутой бараньей головой подростки с удовольствием лепили на что угодно. Такие же наклейки появились на стёклах автомобилей, то есть призыв стал узнаваем.

За две недели до выборов к нам приехал Остапин.

– Вы знаете, я врач, к тому же, говорят, неплохой. А у хорошего врача и коньяк всегда хороший, – начал он, вынимая из портфеля бутылку.

Егорыч тут же достал бокалы, дождавшись, пока гость отхлебнёт, кивнул мне, – можно, мол. Я несколько секунд подержал бокал в руке, принюхался, отпил и ответил:

– Да, если врач Вы настолько же хороший, лечиться теперь всегда буду только у Вас.

Он посмотрел сквозь бокал на свет, потом – на меня, потом сказал:

– У меня нет задачи потратить как можно больше Вашего времени. Подозреваю, Вам есть чем заниматься, поэтому допью и пойду, но пока сидим, хочу Вам сказать, что я ввязался в эти выборы исключительно в надежде сместить Тремпольского. Врачи пошли за мной не просто так. То, что его правительство сделало за эти годы с медициной, неспециалисту понять трудно, а у специалистов волосы дыбом. Поэтому у нас была очень большая заинтересованность в победе. И теперь, когда мы проиграли, я попрошу своих медиков проголосовать за Вас. Я ничего от Вас не прошу взамен, мне просто очень хочется, чтобы их там не стало.

– Видите ли, Илья Алексеевич. Я стараюсь не болеть, поэтому лично с проблемой не сталкивался, но у меня нет оснований Вам не верить. Скажите, у Вас такой коньяк часто бывает? Дело в том, что мы и так планировали после победы предложить Вам возглавить правительство, чтобы использовать Ваше стремление оздоровить страну на благо общества. А теперь я думаю, не попросить ли у Вас за это бутылочку коньяка? Также хочу сказать, что предложение по поводу премьерства будет действительным, даже если Вы не будете просить своих медиков за меня голосовать. И попрошу Вас, не откладывая, начать подбор состава Совета Министров.

– А мы планировали? – спросил меня Егорыч, когда Остапин ушёл.

– Ну не говорить же ему, что эта мысль пришла ко мне под воздействием его коньяка. Там, кстати, осталось?

26.

В понедельник утром я набрал один из номеров в моей записной книжке. Человека зовут Юрий, фамилия Василенко. Соответственно, Васей его кличут чаще, чем Юриком. Лет на пятнадцать меня младше с золотыми руками и довольно светлой головой, в которой, правда, напрочь сорвана часть гаек, поскольку срочную он служил в воздушно-десантных войсках вооружённых сил Славии. Он пользовался непререкаемым авторитетом у нескольких таких же балбесов – его бывших сослуживцев и когда мне нужно было быстро выполнить какую-то работу, организовывал их, невзирая на любые трудности. Потом он соблазнился работой в милиции, где сержант-десантник сразу стал старшим сержантом патрульной службы, но те самые гайки, вернее, их отсутствие, постоянно втягивали его в какие-то истории. Когда мы с ним виделись в последний раз, он как раз был отстранён в связи с судебным разбирательством по причине сломанной челюсти у какого-то грабителя-наркомана, который при задержании начал угрожать найти его семью и поразвлечься.

– Алло, Юрик? Как ты жив-здоров?

– О! Евгенич! А я уже подумал, шо совсем про нас забыли.

– Хрен тебя, дебила, забудешь. Что прям щас делаешь?

– В носу ковыряю, скоро развод и домой спать.

– Поспать успеешь, сначала ко мне загляни. Адрес скину на телефон, охране назовёшь фамилию.

Когда он приехал, я попросил его найти любую возможность освободить время за пару дней до выборов и представил Егорычу.

– Вы говорили, что нам понадобится много людей в день голосования. Юрик со своими парнями лишними не будут. Вася, поднимай всех своих, поступаешь в распоряжение Владимира Егоровича. Не пожалеешь.

– Так, Евгенич, мы ж за Вас, а у меня ещё в других городах пацаны есть.

– Вот их – на карандаш и тоже Егорычу, времени ещё почти две недели, как раз успеешь всех организовать.

Выезжать в город приходилось ежедневно. Это делалось ещё затемно. На территории Поместья гасли все огни, мы выходили из дому и садились в один из автомобилей. Из двора выезжали два кортежа, из трёх машин каждый, и разными дорогами въезжали в подземный паркинг здания, где находился штаб. Егорыч как-то сказал, что нас можно достать только с воздуха, но использовать ракеты или авиацию Тремпольский не станет, хотя пару раз снайперы охраны сбивали квадрокоптеры с видеокамерами.

Основным развлечением в эти дни были многочисленные интервью. Каждый день Матильда приводила по два-три желающих донести до своей аудитории суть национал-прагматизма. Среди первых интервьюеров была особа из какого-то глянцевого журнала, решившая во что бы то ни стало выяснить, как я отношусь к ЛГБТ. Попытка отшутиться, что я к ним не отношусь, успеха не имела, её во всех моих планах на преобразования в Славии интересовало только, какими новыми правами я собираюсь наделить этих членов общества. Ну я и ответил, что не собираюсь разделять граждан по признаку половой ориентации и не считаю, что об этом вообще нужно говорить, поскольку предпочтения такого рода – личное дело каждого, а демонстрация отклонений вообще ненормальна. На что был назван гомофобом и извещён о бескомпромиссной позиции журнала в отношении таких как я. После чего она расстроила меня тем, что геи, лесбиянки и прочие сто пятьдесят гендеров за меня голосовать не будут и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты. Когда я вышел за ней, увидел, корчившуюся в истерике Матильду. Вытирая слёзы, она прохрипела:

– Это намного лучше, чем огромная фотография гей парада с транспарантом «Макс – один из нас!» – Тут же заявила, что хрен упустит такую возможность и уже на следующий день по всей стране красовались радужные билборды с надписью «Гомосексуалисты против Швеца!»

Примерно, в это же время мне пришло приглашение посетить посольство Украины. Это было названо «ланчем». Там в очередной раз побили горшки с россиянами и украинцев интересовало, как в случае моей победы я буду относиться к транзиту. Буквально на следующий день, по тому же вопросу меня пригласили в посольство нашего восточного соседа. У этих нет своего выхода к морю, а порт в Оливии к ним ближайший, поэтому основным вопросом тоже был транзит, хотя говорили всё время о необходимости поддержания добрососедских отношений. На обе встречи я ездил в окружении охраны и в сопровождении Жанны. Мы, в основном, улыбались и кивали. Уже при получении украинского приглашения Егорыч как-то загадочно улыбнулся и сказал: «Теперь ждём», а когда на следующий день после этой встречи привезли конверт из американского посольства, самодовольно мурлыкнул: «Вот».

27.

Американский посол нашел для меня время в четверг. Я поинтересовался у Жанны, о чём будем говорить там, но она сказала, что в этот раз мне будет лучше поехать с Ириной, которая заодно и попереводит. И очень попросила прямо на входе включить дурака. Мы, дескать, уже наулыбались двум послам, будем изображать недалёкого выскочку и здесь.

В четверг к назначенному часу мы не стали мелочиться, а приехали кортежем из шести машин, пять из которых были набиты охраной. Посол в сопровождении небольшой свиты встретил нас лично.

– Мистеr Шветс, я очень rад Вас видеть.

– Позвольте представить мою супругу, господин посол. Ирина будет нашим переводчиком. Щи спикс инглиш вэри гуд.

– Оу, мистеr Шветс, Вы знаете английский! Извините, я был настолько этим поrажён, что не ответил, как я rад говоrить с Вашей супrугой. Миссис Шветс, – он галантно поклонился, – Вы могли бы не утrуждаться, у нас есть сотrудники, котоrые хоrошо говоrят по-вашему, но так мне будет намного пrиятнее. Господин Шветс, Вы пrиехали с такой охrаной, Вы чего-то боитесь?

– Да то не я, господин посол, то мои соратники, – я заранее предупредил Ирину, чтобы при разговоре она переводила всё, что я буду говорить, на английский, даже, если посол будет говорить понятно, а слово «соратники» попросил каждый раз подавать, как «partners». «Камрады они», – ответила жена, но у меня появилась довольно светлая, на мой взгляд, мысль, поэтому я настоял на именно таком варианте, – это они боятся, господин посол. Вдруг со мной случится что, а ведь столько сил и средств потрачено.

– Мне говоrили, что Вы умеете шутить, господин Шветс. Это отшень важное катшество для политика.

– Ну да, так вот, помаленьку.

– А скажите, мистеr Шветс, – похоже, он решил сразу перейти к официальной части и побыстрее закончить разговор с этим придурком, – как Вы смотrите на отношения между нашими стrанами?

– О, господин посол, Америка – величайшая страна, я помню свои первые джинсы, они были американскими.

– Что ты несёшь? Какие, нафиг, джинсы? – шёпотом спросила Ирина.

– Какие-какие – «Монтана», блин, переводи, пожалуйста.

После моих слов о джинсах, лицо посла приобрело отечески-покровительственное выражение и, похоже, он даже смирился с мыслью потерпеть меня ещё пару минут.

– То есть, в случае Вашего избrания, Вы готовы к пrодолжению нашего сотrуднитшества, мистеr Шветс?

– Мы с соратниками часто обсуждаем вопрос сотрудничества с Соединёнными Штатами и они говорят, что вы – великая нация и это – очень перспективно. Мы будем учиться у вас, господин посол, и у всех государств, в которых уже давно построено демократическое общество, у европейских, например.

– Вы знаете, господин Шветс, что мы пrистално следим за соблюдением пrав тшеловека во всём миrе…

– Конечно, господин посол, именно поэтому мы будем их соблюдать.

– А как же пrава сексуальных меньшинств, тшьи голоса Вы так несмотrително потеrяли?

– Мы тяжело переносим эту потерю, господин посол. Они такие же граждане Славии, как и все остальные, поэтому будут иметь права, равные со всеми, господин посол. Я буду лично следить за этим, обещаю. А Вы позволите, господин посол, с Вами сфотографироваться? А то, боюсь, если я выиграю на выборах, такой возможности у меня уже может и не быть. Вы же очень занятой человек, господин посол.

– А тшто Вы думаете по поводу стrоительства газового теrрминала на побеrежье?

– Я всегда стараюсь прислушиваться к мнению соратников, а они утверждают, что строительство – очень хороший бизнес.

– Они у Вас мудrые люди.

– Поэтому я прислушиваюсь, господин посол.