Записки президента

46.

Заинтересованные лица – те, кого называют олигархами, не настолько любили друг друга, чтобы с радостью откликнуться на зов президента и собраться в одном зале. Пришлось делать вид, что каждому из них назначена аудиенция и очень сильно изъёживаться, выделяя по отдельной комнате для ожидания прибытия президента. Но в конце концов удалось собрать всех в одном конференц-зале. Узок круг этих людей, страшно далеки они от народа. И разместиться друг от друга они также постарались как можно дальше. Их на всю страну девятнадцать человек, тех, кто располагает реальными возможностями влиять на экономику, и восемнадцать из них не имели никакого отношения к моему избранию. Некоторые, правда, подсуетились и через Егорыча оказали посильную помощь Партии Нормальных, а кто-то был бы рад освобождению Тремпольского, которого по этой причине приходилось усиленно охранять, потому что в этом зале были и люди, желавшие его не просто прижать к сердцу, а задушить в объятиях. И вот этот серпентарий прямо или опосредованно владел большинством средств производства в Славии.

– Уважаемые господа, Вам придётся какое-то время потерпеть присутствие друг друга и выслушать то, что я хочу до вас донести. Вы все достаточно взрослые люди, чтобы понимать значение слова «раскулачить». Но нам очень не хочется применять это средство по отношению к вам. Дело в том, что каждый из вас управляет целой отраслью хозяйства нашей страны и за десятки лет вашей деятельности роль личности в этой истории стала решающей. Грубо говоря, весь ваш бизнес строится на ваших личных связях с поставщиками и потребителями. Если исключить вас из этой системы и национализировать ваши активы, они могут просто не выжить, как из-за внутренних противоречий, так и под напором зарубежных конкурентов. В результате десятки тысяч человек останутся без работы, а с учётом того, что ваши предприятия, в основном, градообразующие, закроются сотни мелких фирмочек, которые кормятся, обслуживая ваши заводы, фабрики и агрокомплексы. Вы это понимаете, мы понимаем, что вы это понимаете, но нам нельзя всё время жить в девяностых годах прошлого века. Да и вы не вечны, то есть когда-то государство всё равно столкнётся с вашим отсутствием. Вы, конечно же можете не согласиться с тем, что я сейчас вам предложу, вывести бизнес за границу, просто закрыть производство и посмотреть, как мы будем вертеться. Максимум, чем это для вас обернётся – вы потеряете несколько позиций в списке Forbes. А можете пойти нам навстречу и в итоге усилить свои позиции, и подтолкнуть к процветанию Славию, в которой вы заработали свои деньги.

Люди в зале молчали, ничем не выдавая своего отношения к моим словам, те, кто пытался их пугать, просто не дожили до наших дней, пережить ещё одного президента – не такая уж непосильная задача.

– Переодеть сотрудников в красивые комбинезоны с логотипом компании – не значит провести модернизацию. Большинство из вас приватизировало или просто отжало свои производственные мощности, потому что вы когда-то лучше других сориентировались в происходящем и с тех пор ничего не делаете для осовременивания производств, построенных ещё в годы первых пятилеток. Понять вас можно: работает – не трогай. Но за окном двадцать первый век, появились новые технологии, позволяющие повысить производительность и при этом снизить нагрузку на экологию. В случае, если вы согласитесь, мы предлагаем вам существенное снижение стоимости энергоносителей, что позволит вам увеличить маржу в экспортных операциях, дешёвые кредиты на модернизацию производства под гарантии государства и максимальное содействие державы в продвижении на внешних рынках. Со своей стороны, мы ограничим вывоз конечной продукции за рубеж, то есть потребуем обеспечить насыщение внутреннего рынка и будем контролировать выведение за границу прибылей. Хотя думаем, что в условиях планируемого снижения налоговой нагрузки вы наоборот вернёте в страну часть ваших средств из-за этой границы. А те, кто не захочет с нами сотрудничать, пусть не обижаются на разные стимулирующие меры со стороны государства. Ребята, давайте жить дружно.

47.

В июне прибыл новый посол Соединённых Штатов. Это была женщина пятидесяти одного года с причёской, как у Маргарет Тэтчер и стальным взглядом, чтобы все боялись. Улыбка на её лице никак с этим взглядом была не связана. Набор зубов – отдельно, глаза – отдельно. После церемония вручения верительных грамот и бумаги, кажется она называется отзывной грамотой, на предыдущего посла с выражением надежды на то, что означенный способствовал развитию взаимоотношений между государствами, мы, согласно протоколу, уединились в комнате переговоров для неформальной беседы. Мадам посол зашла с козырей:

– Наше правительство рассматривает пакет санкций по отношению к вашей стране в связи с отказом от сотрудничества и сближением с Россией.

– Вы тоже будете вызывать киллеров для моей ликвидации? Или вы там думаете, что мы не знаем, кто нам организовал стрельбу в центре города? Или, если мы до сих пор не устроили скандал по этому поводу, вы полагаете, что у нас не будет такой возможности впредь? Мы ведь не просто так кормим в тюрьме отловленных нами наёмников, у некоторых из них есть, что рассказать. Но нам не нужно обострение отношений ни с одним из государств на глобусе, поэтому мы держим этого туза в рукаве и общественность пока не знает об участии ваших спецслужб в нападении на президента. У вас же скоро выборы? Поэтому предлагаю сбавить пыл и не начинать наше с Вами плодотворное сотрудничество на повышенных тонах. Кстати, Вы говорите по-нашему гораздо лучше Вашего предшественника. Это влияние бабушки из Оливии?

– Спасибо, господин президент. Да, у нас дома говорили на двух языках.

– Меня благодарить не за что, это же не я учил Вас разговаривать. Я понимаю, что Вы – не женщина, Вы – посол, но мне приятнее общаться с умной дамой, чем с хитрым мужчиной. Я надеюсь, что эта наша с Вами встреча не последняя и всегда рад видеть Вас в Замке.

Мы решили не затягивать кота за хвост и организовали совместную встречу с представителями донорских организаций и американским послом, где Моисеев довольно подробно изложил, куда разошлись миллиарды, пришедшие в Славию в виде кредитов. Он не стал скрывать фамилии лиц в руководстве фондов, получивших вознаграждение от предыдущего руководства нашей страны за выделение этих средств, в том числе некоторых присутствующих в зале. По большому счёту, он всего лишь озвучил то, что в течение последних двух месяцев проговаривалось на встречах неприметных людей в тихих кафешках в разных городах Европы и Турции:

– Поймите нас правильно, мы не отказываемся от выплат и не хотим ни с кем ссориться, но подкупленные бывшим президентом лица в руководстве ваших организаций, доподлинно зная о том, что деньги разворовываются, тем не менее направляли их в нашу страну. Эта наша встреча закрытая, то есть журналисты не узнают о чём мы сейчас говорим. И, чтобы избежать скандала, мы предлагаем вам списать долги нашей молодой демократии. Мы же, после судебного разбирательства, конфискуем средства бывшего руководства Славии и попросим у вас содействия в конфискации принадлежащей им недвижимости за рубежом, а также того, что находится в зарубежных банках. Эти деньги будут направлены на урегулирование наших с вами отношений. Что касается американской военной помощи, мы готовы вернуть всё, что осталось от вооружений, поставленных нам за период конфликта, либо передать третьим странам и также не заострять внимание общественности на роли Штатов в Казаровском конфликте.

Очередная попытка раскачать ситуацию в Славии выглядела, как нападение группы мужчин, назвавших себя мусульманами, на двух девушек, по причине сильной жары одетых в короткие шортики и легкомысленные блузки. Их облили помоями, изорвали одежду и к вечеру по соцсетям прокатился ролик, где замотанный в арафатку человек с сильным акцентом говорил, что неподобающий вид женщин на улицах оскорбляет чувства верующих и они будут с этим бороться. В течение недели такие же случаи произошли в Оливии и Зарецке.

Мы пригласили в Народное Собрание лидеров всех основных конфессий и в их присутствии был принят законопроект, усиливающий ответственность за преследование по религиозному признаку с разъяснением, что любое мировоззрение не является запрещённым, пока оно не входит в противоречие с правами и свободами других людей. Тем временем Юрик инструктировал своих парней: «Вы когда-нибудь яйца видели? Ну, как желток отделяют от белка? Вот так же аккуратно нужно отделить мужика в чалме от всех остальных. А если будет неаккуратно, я вам самим яйца поразбиваю».

Когда священнослужители, благословив собравшихся, вышли из зала и направились к своим автомобилям, стоявшим у разных подъездов, свернувшего в боковой проход муфтия просто приподняли под руки и занесли в небольшую комнату, он не успел даже испугаться. В этой комнате его ждали мы с Егорычем.

– Ас-саляму алейкум, уважаемый. От имени Славии прошу нас извинить за такую форму приглашения, Но если бы после всех этих событий, мы пригласили Вас официально, это было бы воспринято, как давление на мусульман, поэтому мы решили побеседовать тайно.

– Ва алейкум ассалям, господин президент. Да, я понимаю, но Вы должны знать, что ислам – мирная религия.

– Мы знаем, но не весь народ Славии в этом уверен и, думаю, со дня на день нас ждут столкновения на религиозной почве, хотя мы с Вами понимаем, что к религии происходящее не имеет никакого отношения. Объясните, кстати, правоверным, почему возле мечетей и в студенческих общежитиях усиленные наряды милиции. Я не буду Вам рассказывать, что у нас традиционно христианская страна, но мы в равной степени терпимо относимся ко всем религиям, о чём сказано в Конституции и подтверждено принятым сегодня законом. Мы даже не будем Вам говорить, что нам понятен долг мусульманина укрыть единоверцев, который Вы неукоснительно исполняете, даже при том, что именно эти единоверцы виновны в нападениях на девушек. Мы думаем, что это как-то связано с тем, что вся Ваша семья – граждане Славии и вы проживаете здесь уже больше двадцати лет, а Ваша любимая внучка работает учительницей на Вашей родине и недавно оказалось, что ей грозит опасность, а Вы не можете пожаловаться в органы власти, потому что Вам велели этого не делать, чтобы сохранить её честь, жизнь и здоровье.

– Да, – вздохнул старик, – хорошо, что Вы меня понимаете.

– Да, но нас не поймут наши граждане, если мы не предоставим им задержанных. Поэтому у нас есть к Вам предложение: Вас предупреждали не связываться с внучкой и не пытаться вывезти её из страны?

– Да…

– А о её женихе никто не подумал.

– О женихе?

– Да. Отличный парень. Зовут Аслан. Не вполне безупречный мусульманин, но настоящий джигит и готов к маленькому романтическому приключению. Уже сегодня вечером он с кунаками готов вылететь за Вашей внучкой, Вам лишь нужно согласиться с тем, что

…когда наступит Час, грешники придут в отчаяние1.

Никто из их сотоварищей не заступится за них, и они отвергнут своих сотоварищей2.

– О, господин президент, Вашими устами говорит Пророк.

– А когда они вернутся, наши сотрудники арестуют нечестивцев, которые позорят доброе имя последователей Пророка. И, чтобы Вас не мучала совесть, эти сотрудники будут мусульманами. Разумеется, более простой для нас путь – без лишних разговоров и затрат взять мерзавцев в медресе на Лучезарной улице, но нам не хотелось бы портить отношения с правоверными Славии.

Вы сейчас, может быть, умилитесь, а мне пришлось через пару месяцев ехать к этому муфтию, в статусе представителя жениха, да ещё и с муллой, по закону гор, для изъятия невесты. Они, блин, на самом деле решили пожениться. А Ирина перед этим ездила общаться с бабушкой и всё это – добрый, старинный обычай, состоящий из кучи обязательных для соблюдения мелочей. Я даже спросил Аслана, почему он её просто не украл. Завернул бы в бурку, погрузил на мотоцикл… Но тут у него появился совершенно телячий взгляд, Ирина отпустила мне подзатыльник и сказала, что я для него сейчас старший мужчина, без меня он просто останется холостым. Я было оживился и начал выяснять, хочет ли он, глядя на такое связывать судьбу с бабой, но у парня реально задрожали губы. В общем, невесту нам выдали. Взамен я подарил каждой женщине в доме по золотому колечку, при этом у матери невесты в кольце сверкал приличных размеров камень, а бабушка стала ещё и обладательницей украшенного позолотой сервиза. Деду же, как особе духовного звания сообщил, что от его имени в восточной Африке будет выкопано пятьдесят колодцев во славу Аллаха. Есть, оказывается, и такая услуга.

После чего пришлось ехать в Замок, где невесту поместили на три дня в гостевые покои, выгнав оттуда по доброй традиции Аслана, и все три дня к ней ехала его многочисленная родня с подарками и поздравлениями. Пришлось распорядиться открыть Старые ворота, потому что на въезде образовался затор, а Егорыч, осведомившись у знакомых горцев, как должны происходить подобные мероприятия, намекнул министрам, губернаторам и послам мусульманских государств, что они могут оказать честь президенту, поздравив невесту его друга. Вот лучше бы они бухали, честное слово.

48.

Я попросил Егорыча пригласить министра внутренних дел, только без протокольных мероприятий, по-тихому. И поделился с ним воспоминанием о том, как много лет назад попал в Сирию, где удивился обилию людей, гулявших на улицах поздним вечером. С колясками, парами, без опаски. Правда, когда я сфотографировал огромный, во всю стену портрет Хафеза Асада, откуда-то возник бородатый человек в гражданской одежде, но с автоматом Калашникова, думаю, спрыгнул с одного из деревьев. Он спросил меня, как я собираюсь использовать снимки и что делаю у портрета их руководителя. Я объяснил, что турист и хочу сохранить воспоминания о пребывании в их прекрасной стране. Так вот, я и правда сохранил воспоминания и воспоминания эти – о безмятежных горожанах, которые не опасаются темноты. Посадить по сотруднику МВД на каждом дереве, конечно, можно, но деревьев у нас в стране больше, чем сотрудников. Никакой бюджет не выдержит.

Итогом разговора с министром стала организация встречи с наиболее уважаемыми в уголовной среде Славии авторитетами. Понятно, что рассылать им приглашения было бессмысленно, поэтому каждого из них просто без лишних слов погрузили в неприметный микроавтобус и вот они все передо мной в зале старого станичного клуба, отгороженном от сцены с моей трибуной металлической сеткой. На «Добрый день» из зала послышался свист и крики: «Чё за мусорской беспредел?!» и «Добрее видали!». Понимая, что вряд ли все меня узнали, поскольку никто из присутствующих не ожидал увидеть целого президента, мне пришлось представиться. Шум на мгновение прервался, но потом возобновился с новой силой. Тем не менее, установленная для этой встречи акустическая система позволяла перекричать и не такую толпу.

Я сказал, что поручил собрать для разговора самых уважаемых авторитетов Славии, тех, кто реально решает вопросы. Тональность шума изменилась и он стал немного тише.

– Я понимаю, что вы не пойдёте работать на заводы и не собираюсь агитировать за Советскую власть. Вы всё равно будете заниматься тем, к чему привыкли, а государство будет вас ловить. Это древняя традиция и не мне её нарушать. Но хочу с вами кое о чём договориться.

В ответ зал разродился криками: «Нам с властями базлать не по понятиям!»

«Базара не будет!»

– Я хочу, чтобы в этой стране стало чуть спокойнее жить. Мы можем решить вопрос силой, а можем… – тут об сетку ударился прилетевший из глубины зала стул, – понятно. Значит, смотрите – здание, в котором мы находимся, в аварийном состоянии. У местных властей нет денег на то, чтобы его снести, поэтому пожар их устроит. У нас есть два пути: Первый – вы погибаете при пожаре, – зал притих, – никто не знает, кто и куда вас вывез, поэтому здесь искать тоже никто не будет. Завтра в новостях скажут, что в результате несчастного случая погибло сто сорок четыре сотрудника внутренних дел, то есть и хоронить вас будут, как ментов. Второй…

Зал взорвался возмущёнными выкриками: «Не бери на понт, презик!» «Значит, такая наша доля воровская!». Я надел извлечённый из-под трибуны ларингофон, затем натянул лежавший там же противогаз. Если бы много лет назад знал, как легко вскакивает в эту резинку лысая голова, ходил бы бритым наголо ещё в армии.

– Государство у нас гуманное, живьём вас жечь никто не будет, поэтому сначала пустят газ.

Зал начал наполняться похожими на дым клубами, раздался кашель, характер криков изменился: «Погоди!» «Что там у тебя второе?» Я поднял руку, «дым» поступать перестал.

– Без противогаза всё же как-то лучше. Так вот, второй путь: я говорю, что нам нужно, вас отсюда везут в приличный пансионат, там накрывают поляну, вы проводите то, что у вас называется «сходняк» и предлагаете свои требования в обмен на наши.

Зал затих. Откуда-то из середины послышался голос явно пожилого человека:

– Ладно, говори, что там у тебя.

– Мне нужно, чтобы с улиц убралась гопота всякая, чтобы можно было безопасно ходить в любое время суток. Это раз. Чтобы перестали щемить мелкий бизнес – ларьки, магазины, кафешки. Это два. И чтобы от школ убрали наркоту. Это три.

– Мы покумекаем.

– И вы же понимаете, что если вы решите не договариваться, вас соберут здесь снова.

– Да. Ты, похоже, на всю голову дурной. Мы маляву пришлём. У нас тоже дети в школу ходят.

Прислали не записку, прислали человека. Видно было, что в костюме ему непривычно, а пальцы руки, которой он постоянно поправлял галстук, были украшены вытатуированными перстнями. Ко мне он пришёл в сопровождении министра МВД.

– В общем, менты Ваши приняли Бердо Седого. Дело ему сшили на фуфле. А то, что Вы хотите, кроме него, на всю страну, организовать некому. Мент Ваш, – он кивнул в сторону министра, – его знает, сам брал когда-то. Разберитесь, сами там фуфло увидите. Закройте дело, и он решит вопрос. Так Сход постановил.

– Спасибо, мы разберёмся. Проводите гражданина, полковник, только не до автобуса, без шуток и возвращайтесь.

Когда министр вернулся, я поинтересовался, обязательно ли было пускать настоящий газ.

– Это был жидкий азот, не беспокойтесь.

– А почему тогда они кашлять начали?

– Во-первых, психосоматика, а во-вторых, в зале были не только уголовники, там темно, кто рядом стоит, непонятно, а несколько сотрудников с сильным кашлем в этих условиях обеспечили бы панику и без азота.

Следующий министр, с которым мне очень хотелось поговорить, был министром образования.

– Скажите, Раиса Макаровна, есть возможность исключить идеологическую составляющую из учебного процесса?

– Но у нас же, вроде, с идеологией покончено или Вы хотите, чтобы национал-прагматизм ввели в программу?

– Да нет же, я хочу, чтобы идеологии не было вообще никакой. Чтобы гуманитарные науки преподавались так же, как точные. Когда ребёнку объясняют теорему Пифагора, её же никак не привязывают к общественно-политической ситуации в Древней Греции и не пытаются всем классом выяснить, что хотел сказать автор этим квадратом длины гипотенузы. Почему, преподавая историю, нельзя ограничиться изложением фактов и дат, к которым они привязаны?

– Потому что курс истории – это разъяснение того, почему то или иное событие имело место именно в это время.

– А не изучение того, какую память хотел оставить о себе потомкам князь, заплативший летописцу? Вы же понимаете, что трактовки и толкования у нас подменяют ход событий. Возьмите хотя бы наш майдан шестилетней давности. При Тремпольском его воспевали, называя революцией, хотя под определение революции его подтянуть было невозможно с самого начала. Почему не назвать его удавшейся попыткой государственного переворота? А ведь он уже вошёл в новейшую историю, и дети на уроках рассказывают, за что погибли эти люди. Почему просто не сказать, что они погибли за то, чтобы Тремпольский пришёл к власти и смог наворовать всё то, о чём мы сейчас узнаём? Зачем при Советской власти нужно было говорить о трудовом героизме при строительстве, скажем, метро в Стóлице, я понимаю. Но почему все годы нашей независимости нужно обязательно очернять эту часть нашего прошлого и рассказывать о том, что всё построено заключёнными, хотя это не так? Почитайте этот раздел учебника. Можно же просто сказать: «Построено в период с 1948 по 1981 годы». Красивые же станции. Они уже сами по себе – памятники, вот и пусть дети знают факты, а не их трактовки. Поручите, пожалуйста, соответствующим организациям творчески переработать школьную программу и переписать учебники так, чтобы они не пересматривались при каждом новом президенте. И в курсе истории родного края нужно как-то донести детям, что тот же Ми́хал для одних – герой, а для других – мерзавец.