Размышлялки IV. Про жизнь, закаты, паром и человеческие отношения
Улёгшись цепочкой, мы начали работу – друг держал, я старательно расширял трещину. Она понемногу становилась всё шире и шире. И вот, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее кусок скалы стал отламываться, заваливаясь в сторону моря. Зрелище потрясающее. Я, закричал. Мне хотелось, чтобы и друг увидел это. Он мог успеть посмотреть. И действительно – он отпустил мои ноги.
Огромный кусок не летел, он быстро опускался вдоль скалы, стёсывая выступающие камни, стираясь сам. Оставляя за собой клубы пыли, которые пахли землёй, камнями, травой, какой-то сыростью. Дуфф!!! Даже немного земля подо мной дрогнула. Кусок, ударившись о песок, взметнул вокруг гальку, водоросли и огромное количество песчинок. Часть этого даже улетело в море, подняв фонтанчики. А сам рассыпался, превратившись в кучу перемешанной с камнями и травой земли. Классно!!!
С кучей положительных и бодрящих эмоций, я встал и оглянулся. Хотелось поделиться с другом. Как это было, как здорово. Дети не описывают увиденное, они делятся эмоциями, часто на непонятном и раздражающем взрослых языке. Оглядываясь, я не увидел рядом друга. Неужели он пропустил такое зрелище? Да, действительно пропустил. Он стоял у забора, метрах в пяти от меня. Слегка бледный и настороженный. Он испугался и бросил меня? Нет, не может быть, что – то, наверное, другое!
«Ты почему не смотрел? Я же тебя позвал! Такой момент упустил!», ответ меня ошарашил: «Я думал, что ты проваливаешься, вместе с куском и испугался». Дальше я размышлял уже сам. Испугался, не только за меня, но и за себя. За себя больше. Или только за себя. И бросил. Не растерялся и не помог. А просто бросил, спасаясь сам.
Разборок не было. Нас по-прежнему считали друзьями, тот случай мы не вспоминали, а «дружили» по географическому признаку – дома были рядом. А человек – стадное животное. Ему надо быть с кем – то, быть в стаде. В стаде видимость защищённости. И только много позже я, сначала прочитал, а потом понял, рубаю Омара Хаяма, с которой этот короткий рассказ и начинается.
2007
Крыса
«Дети – наше будущее!»
Лозунг.
Как-то осенью, я ехал по городу. В том месте улица разделена газоном. На противоположной стороне дороги веселились двое мальчишек лет десяти. Ну, веселятся и веселятся. Только вот, зачем – то выбегают на дорогу, а потом опять возвращаются на обочину.
Минут через десять, возвращаясь обратно, я увидел, что за занятие доставляет столько веселья. Они бросали под колёса проезжающих машин крысу и восторженно смотрели, как бездыханное тело превращается в кровавое месиво. Кинули и мне. Я объехал и, остановившись, но не выходя из машины, спросил: «Зачем вы это делаете?». Мальчишки, переглянувшись, пустились наутёк. Испугались.
Я понимаю – крыса вредитель, с ними борются, уничтожают. Но издеваться не стоит. Даже над крысами. Может быть, мальчишки это поймут позже? Или не поймут, если никто не скажет. Да и кому говорить? Взрослые заняты своими делами. Им нет дела до будущего – у них есть настоящее, в котором столько проблем и забот
2005
Созидатели и разрушители
На границе начала зимы, и окончания осени повалил снег. Его было много и шёл он несколько дней, укрывая чёрную и неприглядную землю, укутывая серые голые деревья и пряча от глаз разбросанные тут и там следы человеческой жизнедеятельности, а проще – мусор. Большие пушистые снежинки, плавно паря в воздухе, не успевшем остыть до зимней температуры, ложились, и ложись на землю, машины, идущих людей. Невесомые и белоснежные.
Детвора, вытащившая во двор санки и лыжи, радовалась наступлению зимы. Но горок пока не было, лыжи кое – где шоркались о землю и зимние забавы сузились до лепки снеговиков. Уж очень хотелось заниматься чем – то зимним. Взрослые, которые то же устали от осени и, зная о зимних трудностях, сдержанно радовались окончанию грязи и слякоти.
В соседнем дворе, соединив желания и возможности, дети и взрослые быстро и радостно возводили несколько «скульптурных групп». Перед одним из подъездов выросли два снеговика. С носами – морковками, руками – ветками и шляпами – кастрюлями. Их ещё и разрисовали красками. Радостные, яркие, улыбающиеся снеговики. У другого дома, в этом же дворе, слепили зверюшек. Больше всех выделялся заяц. Тоже радостный, с большими ушами.
Прохожие, которые не участвовали в лепке, проходя, с восхищением рассматривали фигуры. Их даже сфотографировали для газеты. А созидатели, устав, намокнув и замёрзнув, разошлись по домам. Довольные и радостные.
Сначала исчезли нержавеющие кастрюли – шапки. Потом появились дети. Не те, что лепили, а другие. Но тоже радостные и активные. Набросившись на фигуры, они с каким -то остервенением принялись их разрушать. Ещё не замёрзшие фигуры не смогли устоять под их яростным натиском. Они были разломаны на части, части раскиданы, а потом и растоптаны. Все. И снеговики, и звери.
И усталые разрушители, не находя больше объектов для разрушения, замёрзшие и довольные тоже разошлись по домам.
На следующий день, тоже шёл снег, тоже можно было лепить, но никто не лепил и не разрушал. И созидатели, и разрушители вяло и как-то грустно бродили по двору.
Созидатели – расстроенные тем, что фигуры сломали. Разрушители тем, что ломать больше нечего.
Сейчас весна. Самое время лепить снеговики, но их никто не лепит, потому что всё равно сломают. И ломать нечего. И нет общего дела. И как – то грустно и не весело. И разрушителям, и созидателям.
2009
Рассказ о разговоре
– Вы умеете говорить ни о чём?
Взгляд собеседника, за секунду до вопроса отражавший мощные мыслительные процессы, направленные на анализ получаемой информации и принятие очередного управленческого решения, вдруг стал растерянно беспомощным. Потом, просто растерянным. Потом перестал быть взглядом. Взгляд – это когда куда-то смотрят и, вероятно, что-то видят. А тут – глаза есть, но они не смотрят. Открытые и пустые. Ни блеска, ни мыслей.
Так и сидели некоторое время в тишине кабинета. Один – на стуле, стоящем у стены, усталый и безразлично бесстрашный, второй на кресле, за столом заваленном грудой бумаг с важной и срочной информацией – докладами, приказами, объяснительными, схемами, сроками и т.д.
В этой пустой тишине пыталась родиться истина. Истина о том, что же является наиболее важным – суета ради чего-то не понятного, но оплачиваемого, нужного потому что это нужно тем, кто важнее и не нужно тем, кто должен подчиняться и нужно заставить тех, кто не хочет, делать то что не нужно им, но нужно тем, кто важнее и они готовы оплатить, оплатить и тем, кто не хочет, и тому, кто заставит. Или, ну это всё к чёрту. И тогда разговор ни о чём. О том, что никогда никем не будет оплачено, но можно будет понять, что же внутри, зачем всё это.
А решать, что же будет – должен опять тот, кто сидит в кресле и решает проблемы. Чужие проблемы, которые стали его проблемами. Мог получиться разговор ни о чём. Или о том, что важно, но не нужно и будет сделано лишь из-за того, что это будет оплачено. И возможно станет смыслом жизни. Или уже стало.
Смысл жизни в том, чтобы быть нужным тем, кому ты нужен для того чтобы решать их проблемы за те деньги, которые выплатят потом. Выплатят в том объёме, который посчитают нужным, совсем не учитывая потребности, а лишь оплачивая сделанное.
А если вспомнить, что незаменимых людей не бывает, то и нужность становится сомнительной и смысл жизни слегка теряется и появляется растерянность. И хочется плюнуть на всё, но не громко, а безразлично бесстрашно и задуматься ни о чём, или поговорить об этом с кем ни будь, кто знает, что кроме нужного, важного и бессмысленного есть ещё и ненужное, но очень важное, то что делает человека человеком, придаёт смысл жизни и тогда не надо никому доказывать свою нужность и подтверждать свою стоимость.
2011
Серость
Над серой девятиэтажкой с выцвевшими серо-голубыми балкончиками, медленно плывут свинцовые тучи. Они появляются из-за серо – зелёного леса, проплывают на грязно – весенним городом и уходят в сторону бледно серого Басега – куда-то в Азию. А серые люди, хмуро копошащиеся на земле, не обращают на тучи никакого внимания, занятые своей серой будничной работой.
И настроение, тоже, серое. Весенняя меланхолия. Хотя, чем она отличается от осенней, летней или зимней? Меланхолия не зависит от погоды, но, когда погода позволяет, я с удовольствием пользуюсь возможностью «списать» внутреннее состояние на природные явления.
А дописать рассказ я решил через неделю, в Тольятти. Бездонное голубое небо, солнце, около 20 градусов по шкале Цельсия, зелёная травка (в Губахе – снег и дождь), работа тихонечко двигается, люди не агрессивные, гостиница – замечательная, а на душе – мутота. И списать на погоду своё состояние – шансов почти нет. Погода то – замечательная. Хотя, нет. Солнце слишком яркое, какое-то назойливое – не греет, а печёт. Ветерок, вроде бы, и освежает, но какой-то холодноватый.
Хотя, что это я. Погода, вообще, не причём. Просто – гнусно. Я забыл жить и слишком увлёкся меланхолией. Слишком много внимания уделяю бренности бытия – сделать, слетать, не забыть, обязательно. Зачем? Да – потому что! Потому что надо. Надо мне, но для кого-то. Для тех, кто, как я считаю, может что-то решить за меня. Послать, принять, уволить, похвалить или не обратить внимания. Сделать то, что я считаю нужным для себя. А нужно ли это мне? Не знаю. Просто так принято в обществе, в котором я нахожусь.
Уйти? Куда?
Не общаться – не получается.
Так и живём по правилам, иногда маемся тоской по чему– то несбыточному, непонятному и необъяснимому, страдаем, устав от норм и правил, бунтуем, показывая своё несогласие, не пытаясь что-то перестроить, а просто показываем норов, пытаясь устрашить и тем самым обеспечить себе хоть какую-то безопасность. А она, даже не какая ни будь, а вообще любая – иллюзия, иллюзия безопасности. Она (иллюзия) есть, а безопасности нет. И есть зависимости, даже когда их не чувствуешь и когда есть иллюзия свободы… Но это только иллюзия. И нестыковка того, что есть и того, что хочется, вызывает меланхолию. Всё понимаю, всё знаю, всё объяснимо, но только хочется. Хочется чего-то непонятного, того, чего никогда не будет. А очень хочется. Или хотя бы, что бы поменьше тянуло то, что есть. Только понимаешь, что не будет того, что хочется и то, что тянет, никуда не денется. Всё будет, так как есть и от этого муторно. И наступает меланхолия. Особенно – когда пасмурно и можно списать её на непогоду.
Вот такие вот гнусные размышлялки серого цвета. Среди прекрасного, но такого страждущего и скупого на радости, мира.
2008
О течении жизни
Как круто, иногда, заворачивается течение жизни. Всё хорошо, всё замечательно, куча вполне выполнимых планов и вдруг – хлоп. Все остаётся и планы, и замечательности, только уже без меня и где-то там, за больничными стенами. А я на больничной койке с непонятным диагнозом – то ли инфаркт, то ли ишемия.
А начиналось всё обыденно и просто. Позвали выгнать машину из гаража. Пришёл, перекурили, пошутили. Выгоняя, решил развернуться. Разворачиваясь машина чуть-чуть поскользнулась на мягком и сыром снеге. На какие-то пол метра. Этого вполне хватило, чтобы приложиться к стоящей тут же «четвёрке». Той хоть бы что, а на нашей машине вся левая сторона – под замену.
Всё. Планы минимум–то, что хотел сделать сейчас – отодвинулись. Добавились новые заботы. Жизнь, чуть-чуть споткнувшись, начала снова набирать обороты. Только отвлекало состояние. Что-то давило, где-то кружилось. Съесть бы таблетку, так нет, поехал в скорую. Давление оказалось нормальным. А вот сердце не понравилось. Не понравилось сильно. Поэтому из больницы уже не выпустили. И полетели в тартарары все дела и запланированные встречи. И совсем другой стала жизнь и отношения. Кто друзья – те беспокоятся, а кому просто нужен – копят обиду (загасился симулянт). А есть те, кому я пофигу. Есть – хорошо, нет – тоже неплохо.
Интересно, а как крепко человек привязан к жизни? Почувствует ли он как перетирается верёвочка или хлоп и всё? Сможет ли быть осторожнее, почувствовав перетирание? И дадут ли быть осторожнее?
Наверное – нет. Не для того человек на свете, чтобы быть эгоистом. Он должен, он обязан, он нужен, он в ответе. Как всё связано. Крепко и запутано. И ему могут позволить быть эгоистом потом. Когда для него всё кончится. И сразу все вспомнят только хорошее или ничего. А потом природа, которая не терпит пустоты, заполнит зияющую рану потери. И будут вспоминать только иногда. Но поговорить, посоветовать, помочь, он уже не сможет. Кто – то другой займёт это место. И будет советовать, помогать, говорить. Потом и он уйдёт. И так до бесконечности. Уходят те, кто помогает, уходят те, кому помогают и на их место приходят другие. И по-другому друг к другу относятся. Но всё равно относятся. И хочется остаться в этом мире отношений. Помогать, говорить, советоваться. А только надо ли? И каждый решает это для себя. Каждый – сам для себя, за себя и за других.
А я выйду и всё решу. Всё что должен был до, всё, что накопилось во время, всё, что будет после. Буду решать, пока решается. Буду стараться быть нужным и полезным. А потом… потом, через некоторое время моё место займут другие. И будет время пожить для себя. Сам для себя. Никому не нужен, никому не должен. Живёшь и радуешься незаметно для всех. Бесполезно для них. Выпавший из череды советов, помощи, разговоров. Просто живёшь. Очень просто. Как белковое тело, удовлетворяя жизненно важные потребности.
Для меня это, наверное, важно – любоваться закатами, слушать прибой и знать, что где – то живут люди, которым ты советовал, помогал. Те, кто мне дорог. И может быть, когда-нибудь, кто-нибудь из них приедет. Не за советом, не для того, чтобы помочь или попросить помощи, а просто так. И мы будем говорить ни о чём, любуясь закатами и слушая шорох волн.
2010.
Ученик
(В стиле буддийской притчи. Из «Записок» Лиолянг Джё)
Ранним утром, в ворота далёкого горного монастыря постучал усталый путник. Монахи открыли ворота и провели путника к учителю.
– О, учитель, я прошёл долгий путь, чтобы спросить у тебя – с чего я должен начать путь в познании мудрости.
– Знаешь ли ты, что мудрость умножает печаль?
– Знаю.
– Тогда зачем тебе познавать то, что может опечалить?
– Я хочу понять, в чём смысл моей жизни, в чём её суть?
– Сейчас суть твоей жизни в бесполезном движении и в ней нет смысла.
– Я могу наполнить её смыслом!
– Наполняй… – сказал учитель и жестом прогнал путника.
Они больше никогда не встретились. Путник больше не искал учителей, учители приходили к нему сами, и у него их было много. Учителей, одни из которых учили его добрым делам и мыслям и учителей, которые показывали своим примером, как не следует себя вести. И к тем и другим путник относился с почтением подобающим ученику. Причём вторые, были более ценны в пути, так как оберегали от неверных шагов, давали свободу выбора среди оставшихся вариантов.
Воспоминания о своих встречах с учителями путник, который стал именовать себя странником, записывал и как-то выпустил книгу. Небольшую книгу с маленькими рассказами, о своём не преодолении пути, но о странствии в поисках нового.
А учитель, случайно увидевший книгу, вспомнил незадачливого путника: «Я знаю, что человек может измениться, если захочет. Этот не захотел!»
Сейчас, эта книга лежит на самом видном месте у учителя, книга его Первого ученика. Ученика, познавшего путь мудрости, понявшего суть и смысл жизни и продолжавшего странствовать.
2012
