Размышлялки III. Чайный домик

Ветеран десантник

Он жил на самом краю посёлка, туда даже не было дороги, а был проложен тротуар из досок и мне пришлось тащить по этому тротуару свой мопед. От посёлка дом отгородился огородом, а окна фасада выходили на стрельбище.

В преддверии 9 мая, в школе спешно организовали отряд следопытов и дали задание – найти всех ветеранов. Вместе с заданием были вручены и списки. Часть ветеранов мы все знали, они часто приходили в школу, все в орденах и медалях. Рассказывали про войну, а мы им устраивали концерты. Иногда с медалями или «колодками» на «выходных» пиджаках они ходили по посёлку. По своим делам – в магазин, на работу, в гости. Но в списке были фамилии тех, кого мы не знали или знали, но не знали, что они воевали.

Собравшись своим отрядом (первый и единственный раз), мы распределили между собой ветеранов по географическому признаку – кто рядом с кем живёт. Мой ветеран жил от моего дома совсем не близко, но ближе чем от остальных. И вот я – у калитки. Дверь открыла женщина, жена ветерана. Он сам был в комнате – «Ноги опять болят, он же инвалид» – пояснила она.

Ветеран, в домашней одежде, вышел к столу, жена, тут же, накрыла чай с выпечкой и конфетами. И я стал слушать, как это было.

Всё оказалось просто, как многое в этом мире. В Приморье в сорок первом году организовали парашютную дивизию. Тренировались – стреляли, маршировали, несколько раз прыгали с парашютом с гондолы аэростата. Потом посадили в эшелоны и отправили на фронт. Почти сразу с поезда – в самолёты и в бой. Его ранило ещё в воздухе, на парашюте. Очередь вражеского пулемёта прошила ноги и грудь.

Не убили. После боя подобрали и в тыл – война для него закончилась. Выходили и отправили домой. После освобождения Сахалина переехал сюда. С инвалидностью на работу устроится тяжело, а пенсия маленькая. Хорошо, что грузчики предложили работать в бригаде. Нет, он не помогал им разгружать вагоны – ноги пробиты, да и руки плохо держат. Он им заваривает чай, разогревает нехитрую снедь. Долю платят как всем, тем кто разгружает вагоны.

Я был удивлён. Грузчики, которые работали в посёлке на базах, были похожи на каких-то запылённых вялых обезьян. Ссутулившиеся, в грязных робах, двигающиеся всегда с одинаковой, не быстрой, скоростью, почти автоматически. С впалыми, тусклыми, ничего не выражающими глазами, по вечерам, после работы, и выходные – пьяные.

Разговаривали они матом. Из цензурного, в их разговорах, были только знаки препинания и паузы. Не обладая высоким интеллектом, они сохранили в себе человечность.

Другие бригады сами себе заваривали чай, разогревали еду, без какого-либо ущерба для работы. Специально выделенный для этого человек был не нужен. А эти взяли ветерана, сами предложили ему. Он был при деле, он получал деньги, он работал, он был нужен.

Другие, более цивилизованные, образованные и интеллигентные организации, в том числе и заботящиеся о людях – пенсионерах, инвалидах, детях, не могли позволить себе такой роскоши – помочь человеку. Не для отчёта, а реально помочь.

У них не было такой возможности… Или желания?

А государство выплачивало ему пенсию. Небольшую. У него же не было рабочего стажа. Да и что героического или полезного он сделал для страны?

2009 про 1980

Отражения

Сижу я, как-то, с семьёй. Ужинаем. Лето, тепло, сумерки, открытая площадка ресторана, всё включено, Турция. А рядом витрины закрытого зала ресторана. Там тоже сидят люди, но меньше, чем на воздухе. Ходят официанты. И вдруг, я замечаю отражения на витринах. Четкие отражения людей, сидящих и снующих по открытой площадке. Эти отражения были чуть менее яркие и, накладываясь на то, что было внутри, дополняли своим количеством закрытый зал.

Получалось, что как будто, мы, те, кто находился снаружи, были, в то же время и внутри. Точнее не мы, а наши отражения. И мы нисколько не мешали ни друг другу, ни тем, кто сидел внутри. Они проходили нас насквозь, садились за занятые нами столики. Они нас не видели! Они были реальностью, а мы – отражением. Привидениями. То, что видится и то, чего на самом деле нет.

Если учесть, что даже свету нужно какое-то время, чтобы от меня реального долететь до витрины и опять вернуться ко мне, то получается, что то, что я вижу, уже прошлое. Очень недалёкое, но прошлое. Моё прошлое.

Очень простая, маломощная машина времени, работающая только в одном направлении. Но безопасная. Я вижу прошлое, но ничего не могу изменить. Да и менять, наверное, ничего не нужно. То, что произошло со мной в прошлом – это моё. Мои воспоминания, мои эмоции, мои уроки, мои ошибки – моя жизнь. Если я вынес, какие-то уроки из своих ошибок, то я сделаю по– другому, но в следующий раз. И как только сделаю, правильно или опять неправильно, это станет прошлым. Тем, что нельзя переделать, но можно исправить… в будущем. А я буду жить в тот краткий миг, между только что прошедшим прошлым и будущим, которое наступит тут же, как только пройдёт прошлое…

В этот миг я буду наслаждаться жизнью, пропускать её через себя, как через валики, выжимая каждый миг и получая от этого удовольствие. А если будет плохо, я просто подожду и оно (плохо) станет прошлым. И когда оно станет прошлым, а в настоящем будет хорошо, тогда я, может быть, слегка вспомню, как было плохо и мне станет ещё лучше, ведь всё познаётся в сравнении.

И так она и будет идти через меня – моя жизнь. В прошлом то, что уже было, а впереди – то, что будет. Как приятно чувствовать и наслаждаться, когда моё время, проходя через меня, превращается из будущего в прошлое. Из того, что хочется в то, что уже не повторится.

Пылинки

Про них мне напомнил сын. Мелкие пылинки в луче света. Мы их видим часто. Делаем выводы, принимаем решения, раздражаемся. Боремся с ними. Они – показатель нашей незащищённости перед армадами вирусов, клещей, бактерий, инфекций, и прочего, что если не убьёт, то покалечит. Мирные, безобидные (?) пылинки.

А помните, как было в детстве?

Утром, просыпаясь и открывая глаза, я видел в луч летающие, нет – плавающие пылинки. И было очень хорошо и спокойно. Наверное, самым приятным было нежиться в выходной день или, когда каникулы. Пылинки, своим неспешным движением, настраивали на умиротворённость. Без них, лучик солнца был бы не таким ярким. Без лучика солнца пылинок не было бы видно. Солнце протягивало тёплый, яркий лучик, а пылинки плавали в нём, нежась и, делая его ещё более ярким. Они не мешали друг другу, а дополняли.

И утро начиналось не с забот и беспокойства, а с простого пробуждения без мыслей. Мысли отвлекают от созерцания.

Это продолжалось очень недолго, совсем не отвлекая от дневных, серьёзных и важных детских дел, забот и проблем. Они навалятся позже. А сейчас – утро, лучик и пылинки. Этот лучик отделял сон и отдых от бодрствования и забот. Как конфетный фантик. Тоненький и красивый. Без фантика (или коробки), даже вкусные конфеты выглядят немного по-другому.

Потом, во взрослой жизни, я, как-то незаметно перестал замечать эти лучики. Дневные заботы сразу переходили в сон. Сон заканчивался сразу наступлением забот. Надо, надо, надо… Под яркими фантиками, не часто, но иногда, скрывались невкусные конфеты. Вкусные, иногда продаются на развес и без фантиков.

А сын напомнил, и я вспомнил, попробовал и удивился. Как приятно начинать день с пылинок, порхающих в лучике света. Не оценивая предстоящий объём работ по уборке квартиры, а просто созерцая и любуясь. Совсем немного, не в ущерб дневным заботам. Любуясь им как тонким фантиком, в который завёрнут мой отдых… Или беспокойный день. А может быть – это двухсторонний фантик. Тогда получишь удовольствие, не только пробуждаясь, но и начиная новый день. И не важно, что он принесёт. Ведь он начат с удовольствием. А вечером можно разделить день и ночь снова лучиком (заката, луны, фонаря, камина). Тоже двухсторонним. Чтобы он встретил тебя после забот и проводил в сон.

Этот зыбкий фантик не оградит от забот, не защитит, но поможет отдохнуть, радостно закончить день и с удовольствием начать.

Лучик света с порхающими пылинками…

Родник

Он был в начале оврага. Скрытый под лопухами, в неглубокой ямке. Дорога, которая огибала овраг и проходила по краю, отделяла родник от оврага. Поэтому вода бежала по дороге. Бежала недалеко. Потом высыхала и впитывалась. Сил размыть дорогу, у родника не было. Он был очень небольшой и абсолютно мирный и безвредный.

Во время тайфунов, циклонов и весеннего паводка вода скатывалась с сопок в овраг или неслась по дороге, прорезая глубокие промоины. А родник не участвовал в этих бесчинствах. Он так же тихо журчал у себя в ямке и, если было сыро, бежал чуть дальше по краю дороги, но в промоины не попадал.

Ни пользы от него, ни вреда. Хотя нет, вреда никакого, а польза была. Кто про него знал, мог зачерпнуть холодной прозрачной воды. Вода была очень вкусная. Мы пацанами, катались на велосипедах по дороге и часто останавливались у него. Пили, умывались.

Среди малюсенького озерца бил ключик. И журчал. Тихо и как-то успокаивающе. А вокруг – влажная прохлада. И он приносил пользу. Или нет. Каждый, кто знал и хотел, сам брал воду. Столько сколько считал нужным. И в этом была его польза – ненавязчивая, небольшая польза. Маленького родника с чистой холодной водой.

А если бы люди, не навязывали свои услуги, не рекламировали бы свою полезность, не отказывали бы обратившимся и делали то, что могут, а не то, что хочется, было бы, наверное, удобней и спокойней жить. И если бы научились брать не столько, сколько можно, а только сколько нужно. Наверно жить было бы спокойней. Жаль, что мы многие этого не умеем.