
Уральский назгул
Оставшуюся часть ночи Попов спал, как убитый, но утром, только открыв глаза, вспомнил сон до самых мелких деталей. Задумался. В «психушке» обычно снились женщины и дом, лишь изредка – училище или совсем уж незнакомые места и люди. Мордор тоже снился, но всегда в связи с Этель или Диной. Майрона в снах не было никогда, тем более в роли преподавателя тактики. Странно…
«Ничего странного, – отозвалось кольцо, – я же с тобой. У меня много таких задач. Я тебе сначала самостоятельную подкинуло, вчера ночью. Но ты не справился, поэтому начнем с элементарщины».
«В солдатики по ночам играть будем?»
«Я и днем могу, но ты же занят постоянно. Во сне – удобнее всего».
«Ну хоть через ночь, – взмолился Серега, – так же невозможно».
«Ладно, – неожиданно легко согласилось кольцо, – нам с тобой еще долго учится. Можно и через ночь».
«Спасибо. Училка будет регулярно болеть, да?»
«Пожалуйста, – невозмутимо отозвался «боевой артефакт», – кстати, где тут у вас можно учебный меч купить?»
«Нигде, – хмыкнул Попов, – у нас мечами не воюют уже лет пятьсот. Правда, саблями еще в Великую Отечественную рубились, но изредка и без энтузиазма. А тебе зачем?»
«Мне? – удивилось кольцо, – Тебе! Учится надо. Не переживай, днем, а не ночью».
«На хрена? – не любезно осведомился Серега, – Завоевывать ядерный мир в одиночку, с метровой острой железякой? По-моему, это особый вид буйного помешательства. Ты как считаешь?»
«Так ведь, – замешкалось кольцо, явно подбирая слова, – так это здесь, у вас. Согласно, идиотизм. Но у нас, в Средиземье… вполне нормально».
«У нас, у вас, – передразнил Попов, – у вас, если мне память не изменяет, уже есть кандидат на мировое господство?»
«Кто это? – не сразу понял «боевой артефакт», – А, Властелин колец, мой создатель. Все правильно. Но он же в одиночку не может везде успеть. Нужны полководцы, соратники. Для этого он нас и создавал».
Между разговором Попов успел собрать постель и начал утренний туалет, но на этих словах кольца застыл с зубной щеткой во рту:
«Ты серьезно? Соратник Майрона? Такой же бессмертный? Ты чего мне голову морочишь?»
«Здрасте, пжалста! – обиделось кольцо, – До этого момента тебе все нравилось. Откуда вдруг бездна удивления? Как хулиганов с моей помощью месить или деньги из воздуха получать, то это мы согласны. А как Мордору послужить, так мы на попятный. Ты сам-то как дальше жить собирался?»
Серега умылся и пошел на кухню, ставить чайник:
«До этого момента я думал, что с Мордором закончили, а ты перебесишься, и поймешь реалии этого мира. Ни мне, ни тебе обратно не вернуться. Я туда вообще не хочу, еле вырвался. У меня и здесь дел по горло. Я тебя у Майрона не просил. И вообще, ты существуешь? Может, я после «психушки» сам с собой разговариваю?»
«Не хочешь – не надо, – отрезало кольцо, – снимай с пальца, бросай в нужник. Или в скупку отнеси. Голос в голове исчезнет, и сны будешь только про голых баб смотреть».
Чай Попов пил при гордом молчании «боевого артефакта». После завтрака вышел на балкон, присел в ветхое кресло, вдохнул весенней свежести и снял кольцо. Повертел в пальцах. Примерился бросить через перила в сугроб черного снега, но понял, что не сможет. Вернул железный ободок на палец:
«Ладно. Давай проясним позиции. Я думал, что ты оказалось здесь случайно. Я был рад воспользоваться твоей помощью, и думал, что ты помогаешь только мне. Что скажешь?»
Кольцо выдержало театральную паузу, но все же снизошло до объяснений:
«Как известно посвященным, Властелин колец создал меня и другие кольца Власти для своих полководцев и соратников. Мы – советники, помощники, врачеватели, телохранители и много еще кто, но мы не рабы своего хозяина! Кто-то из нас слабее, кто-то сильнее, но каждое кольцо – личность. Мы безропотно подчиняемся только Властелину колец. Властелин, конечно, не предполагал, что кто-то окажется настолько, кхгм, альтернативно одарен, что попробует соединить меня с эльфийским артефактом! Ты даже представить себе не можешь, что я пережило в тот момент!»
«Погоди, – остановил исповедь Серега, – а как ты не исчезло? Там такой бабах был…».
«Ты же не исчез, – хмыкнуло кольцо, – здесь оказался. Не знаю, как. Сам понимаешь, в тот момент соображалось плохо. Я оказалось в твоем левом кулаке, эльфийское – в правом. Меня ты машинально сунул в карман, когда только приходил в себя. Куда делось эльфийское – не знаю. Может ты выронил, сунул мимо кармана? Нам, кстати, его еще искать и искать».
«Зачем? – удивился Попов, – Да и как?»
«Затем, – наставительно ответило кольцо, – что также, как ты сюда попал, можно и обратно вернуться. А найти его чуть легче, чем ты думаешь. Волшебный артефакт в чужом мире. Найдем».
«Не найдем, – решительно отрезал Серега, – я не хочу обратно».
«Найдем, – засмеялось кольцо, – впереди вечность. Ты же теперь бессмертен, не забыл? И мнение свое о Мордоре еще изменишь. Все впереди».
«Ну, может быть, – нехотя согласился Попов, – кстати, о бессмертии. В моем мире тоже?»
«А как же, – самодовольно усмехнулся «боевой артефакт», – пока я с тобой, болезни и старость проходят мимо. Раны тоже врачую, как ты мог заметить. Вот только полной неуязвимости обещать не могу, по крайней мере, пока. Во-первых, наша связь еще не настолько прочна, во-вторых, твое тело, увалень, не успевает выполнять команды моей молниеносной реакции. Тренироваться надо».
«Ой, ой, можно подумать, – теперь уже Серега обиделся, – прямо уж и увалень».
«Да ладно тебе, – примирительно отозвалось кольцо, и Попову даже показалось похлопывание по плечу, – пошутило я. Поработаем над телом. Ну как, договорились? Я тебе помогаю, ты – мне».
Попов помотал головой:
«Я-то чем помогу?»
«Первое и самое главное, – кольцо вновь перешло на менторский тон, – не снимай меня с пальца, пока не попрошу. Чем дольше я с тобой – тем прочнее связь и тем больше возможности. Вплоть до невидимости и чтения чужих мыслей».
«По технике безопасности не положено, – перебил Серега, – зацепишься за что-нибудь, и пиши пропало, пальца нет, а то и всей руки. Да и не всегда с кольцом на пальце удобно».
«Ты что, токарь? – возразил «боевой артефакт», – Не бойся, я не зацеплюсь! И если надо, на пальце меня видно не будет. Потерять меня нельзя, отобрать тоже. Главное – не снимать!»
«Да понял, понял. Еще пожелания будут?»
Кольцо замялось:
«Ну, кровушки бы мне. Изредка».
«Своей или чужой?»
«Так и той, и той не мешало бы. Человеческой или эльфийской. Гномья или орочья – тоже хорошо. Только животных мучать не надо! Конская или собачья не подойдет».
«С эльфийской напряг, – нахмурился Попов, – да и с гномьей не все здорово. Вены мне вскрывать, что ли? Я так долго не протяну».
«Не ерничай, – поморщилось кольцо, – я же не вампир, мне ежедневной порции не надо. По случаю. Есть кровотечение – приложи меня. Тебе польза – кровь остановится, и мне польза – возможности повышаются. Вон, как я тебе щеку заживило – любо дорого».
Серега потрогал шрам, к сожалению, уже не первый на лице:
«Так себе заживило. Видно будет. Особая примета».
«Но и рана была не от скальпеля, – огрызнулось кольцо, – тем более, что шрамы украшают мужчину».
«Ладно, хорош, – подвел черту Попов, – и так все утро треплемся. Я тебя понял, ты, надеюсь, меня. Пойдем, прогуляемся».
«Ноги-то твои, – усмехнулось кольцо, – я само гулять не умею. Пошли».
Прогуляться Серега решил до своей бывшей квартиры. Если в договоре купли-продажи есть фамилия продавца, появляется надежда размотать весь криминальный клубок. Кольцо визит к Вове горячо поддержало:
«Начистим пятак борову – все расскажет. А вздумает запираться, я столько способов знаю, чтобы язык развязать!»
«Ну, вы, мордорские, конечно, мастера пыточного дела», – поморщился Серега, в который раз вспомнив подвал Бхургуша15.
«А-то!» – самодовольно подтвердило кольцо и замолчало. Попову показалось, что «боевой артефакт» сладострастно перебирает варианты «развязывания языка».
* * *
Идти было недалеко. Прыгая через бурные ручейки талой воды и обходя глубокие лужи с остатками ночного льда, Серега минут через двадцать вошел в родной дворик, зажатый «хрущевскими» пятиэтажками. В ту страшную ночь, когда он потерял мать, было не до ностальгии, а тут аж сердце защемило.
Двор был точно такой же, как семь лет назад. Прошлая, несомненно, счастливая жизнь, сохранилась именно здесь. Осталась в обшарпанных стенах домов, дырявых заборчиках палисадников и давно утративших окраску скамейках. Застыла в черных обледеневших сугробах, в лужах на разбитом асфальте, в сломанной хоккейной клюшке, сиротливо торчащей из снега. Попов добрел до «своей» скамейки и плюхнулся на нагретую солнцем доску сиденья. Огромные старые тополя узнали его и помахали голыми ветками.
Рыжий дворовый котище с откушенным ухом запрыгнул на скамейку и приветливо мявкнул. Покосился на человека и доверчиво занялся нехитрым кошачьим туалетом, жмурясь солнцу. Серега помнил рыжего еще котенком. Еще с целыми ушами. Помнил, когда и как кот появился во дворе. Где охотился за голубями. Даже знал, в какой битве рыжий потерял ухо. Кот его тоже помнил. Потому и умывался спокойно рядом, не ожидая от человека подлости.
Весна заливала двор солнечным светом. Урчали голуби, купаясь в лужах талой воды или отыскивая что-то съедобное в захламленных долгой зимой палисадниках. С громким смехом пробежала по тротуару стайка школьников, мутузя друг друга мешками второй обуви на длинных шнурках. Вышла погреться на солнышке древняя бабушка из первого подъезда и как всегда, вынесла голубям горсть крошек, а коту – очистки от рыбы. Начали собираться у столика для игры в домино тепло одетые пенсионеры. Жизнь летела мимо Попова, а он все никак не мог оторваться от скамейки. Кольцу стало скучно:
«Мы сюда для чего пришли? Дело делать, или воробышков рассматривать?»
«Голубей, – машинально поправил Серега, – Успеем на дело. Ностальгия чего-то придавила. Я тут все-таки семнадцать лет прожил».
«И че? – захихикало кольцо, – Деревья были выше, трава зеленее? Вода чище, а женщины моложе? Иди, вон, со старушкой облобызайся, она наверняка тебя еще в песочнице помнит. С соплями до колена».
«Злое ты, – попенял кольцу Попов, – а в песочнице она меня не помнит. Ее сколотили, когда я в седьмом классе был. До этого просто песок высыпали из самосвала кучей».
«Да уж точно, не добренькое, – откликнулся «боевой артефакт», – это эльфы целыми днями могут на свои деревья пялиться, и соображать, где веточку подрезать. Мне, с точки зрения дела, гномы больше нравятся – конкретные парни с нормальной тягой к богатству. А про песочницу – извини, не доглядело. Счас, проверим».
Кольцо помолчало и с некоторым удивлением выдало:
«А ты прав. Доски сделаны одиннадцать лет назад, гвозди – еще раньше, но все вместе собрано летом одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года по вашему летоисчислению».
«Ты что, с досками переговорило?» – удивился Попов, уже выбитый из состояния созерцания.
«Нет, тут немного сложнее, хотя… учитывая твое образование… можешь считать, что я у них спросило».
«Да ну, – обиделся на «образование» Серега, – а что ты вон у того тополя можешь спросить?»
«Что угодно», – заявило кольцо. Помолчало пару секунд, и вдруг захохотало:
«Да ты об это дерево дважды башкой приложился! В пять лет, когда с самокатом не справился, и в двенадцать, когда в хоккей играл. На валенках».
«Про хоккей помню, – буркнул Попов, – про самокат – нет. Врет оно. Или забыло».
«Я же не с деревом разговариваю, – хмыкнуло кольцо, – я следы смотрю, в тонком поле. Ну, в ауре тополя, чтоб тебе понятно было».
Серега задумался:
«Ты хочешь сказать, что пространство сохранило все мои действия за семнадцать лет? И ты видишь эти следы?»
«Примерно так, – подтвердил «боевой артефакт», – что тебя конкретно интересует? Вот тут тебе клюшкой бровь разбили, там дальше – шайбой в колено попали, вон то стекло ты мячом выбил. Все записано в пространстве-времени».
«Погоди, – оживился Попов, – значит ты можешь посмотреть, что произошло с мамой?»
«Нет, – сразу разочаровало кольцо, – она вышла из подъезда, и больше сюда не возвращалась».
«А куда пошла?»
«Никуда не пошла, – вздохнуло кольцо, – села в машину и уехала».
«Что за машина? Номер?»
«Ага, ты думаешь, все так просто, следователь доморощенный? Я тебе про мать рассказало только потому, что ты ее помнишь. Вот если ты мне машину покажешь, я тебе скажу – ездили в ней знакомые тебе люди и когда. Вон, в том синем автомобиле она много раз сидела, какой-то старик ее возил».
«Это дед Костя, – покачал головой Попов, – сосед по коллективному саду. Он нас часто домой подбрасывал».
«Понятно. А вон, похоже, и наш клиент. Удачно получилось, не надо его из-за двери выковыривать».
Серега обернулся. В самом деле, со стороны магазина шел Вова, помахивая двумя полиэтиленовыми пакетами с разливным пивом. Не очень твердая походка нового хозяина квартиры усугублялась остатками льда на тротуаре. Вова скользил, тряся вылезающим из синих «треников» брюшком, громко матерился, но упорно продолжал свой путь. У самого подъезда он окончательно выбился из сил:
– Слышь, братан, подвинься малехо! – от Вовы разило перегаром, но слова он выговаривал вполне отчетливо.
Попов пересел, и «братан» плюхнулся обширным задом на другой край скамейки. Откусил угол мешка с пивом, и долго, с наслаждением, высасывал мутный напиток, дергая щетинистым кадыком. Уполовинив пакет, вытер тыльной стороной руки губы, и кивнул Сереге:
– Будешь? Свежак! После вечера пятницы – самое то!
Попов помотал головой, и Вова допил остатки. Удовлетворенно рыгнул и хлопнул соседа по плечу:
– Зря отказываешься, братан. Пивас, что надо!
Серега почувствовал, как сознание затапливает багровая волна ненависти:
– Тамбовский волк тебе братан!
Вова не столько обиделся, сколько удивился:
– Ты че? Не хочешь пить – не пей. А че ты ваще здесь сидишь? Я в нашем подъезде всех мужиков знаю! Тебя не знаю!
– Зато я тебя знаю, – тихо, но с угрозой ответил Попов, хватая «братана» за ворот «олимпийки» и подтягивая к себе. Вова попытался взбрыкнуть. Кольцо хмыкнуло, и Серега почувствовал, что готов гнуть пальцами гвозди. Воротник кофты затрещал, закручиваясь вокруг шеи. Вова захрипел и замер, не выпуская второй пакет с пивом. Побагровевшее лицо с выпученными глазами, большой красный нос с синими прожилками и трясущиеся губы были совсем близко, и Серега едва удержался от искушения – ударить лбом прямо в переносицу «братана».
– Слушай внимательно. Я сын женщины, которая жила в квартире, которую ты купил. Сразу после продажи она исчезла, и скорее всего, ее уже нет в живых. Тот ублюдок, который продал тебе квартиру, убийца и мошенник. Я хочу знать его имя и фамилию. Я хочу знать, как он выглядит. Если с ним был еще кто-то, я хочу это знать. Понял?
– Пусти, – прохрипел «братан», – задушишь.
Попов слегка ослабил захват, и Вова жадно глотнул воздуха. Покрутил багровой шеей:
– Ну, отпусти уже. Мог бы и так сказать, чего хватать-то? Воротник вон порвал, а спортивка почти новая была.
Серега разжал кулак. «Братан» тут же отодвинулся на край скамейки, растер шею и припал ко второму пакету пива. Попов терпеливо ждал. Когда пакет опустел, Вова шумно фыркнул, искоса посмотрел на Серегу, и почти без замаха ударил его в висок.
В прежние времена валяться бы Попову под скамейкой в глубоком нокауте – кулачище у «братана» был пудовый. Но сейчас Сереге показалось, что Вова движется очень-очень медленно, как во сне. Кулак плыл к лицу целую вечность. Попов успел и в подробностях рассмотреть волосатые пальцы с сакраментальной татуировкой «ВОВА», и не торопясь убрать голову с линии атаки. Инерция удара сдернула Вову со скамейки и привела лбом прямо в низкий заборчик палисадника. Тонкие штакетины затрещали, принимая добрых полтора центнера веса «братана», и Вова сложился на грязном асфальте бесформенной грудой.
«Хо-хо, – гоготнуло кольцо, – лихо получилось. Видишь, чем дольше мы вместе, тем лучше работаем. Давай, додави его. Он в сознании, притворяется просто».
Уговаривать Попова было не надо, он и так был готов убить противника. Все переживания последних дней вдруг свелись на Вове. Серега рывком перевернул рыхлое тело на спину:
– Поиграть хочешь? Давай!
Вова чуть приоткрыл глаза и попытался схватить Попова за рукав. Но кольцо снова было быстрее, и Серега перехватил руку «братана», выполнив классический «рычаг руки за спину». Вову опять перевернуло на живот, и он заскулил:
– Руку! Ну, руку-то! Сломаешь!
– Руку не сломаю, – успокоил его Попов, – только вывихну. Если дергаться будешь. А вот пальчику будет больно, приготовься!
Толстый, похожий на обрезок сардельки, мизинец Вовы сломался легко, как спичка, нелепо вывернувшись в сторону. Жертва всхлипнула и затихла. Серега выпустил руку, безвольно упавшую вниз, поднялся и с размаху пнул Вову в ягодицу:
– Вставай, мясо, и тащи сюда договор на покупку квартиры. И не вздумай прятаться. Все равно вытащу и тогда уже все пальцы переломаю.
«Братан» всхлипнул и едва сумел встать на ноги, держась здоровой рукой за штакетник:
– Да будь она проклята, твоя квартира! Всю жизнь пахал, как папа Карло, и че? Клетушка на первом этаже! Да еще и в морду за нее получаю! Сучья жизнь!
– Давай живее! – кроссовок оставил еще один грязный след на заднице Вовы. Хныча и баюкая руку со сломанным пальцем, «братан» скрылся в подъезде.
«Молодец! – похвалило хозяина кольцо, – С такими только силой, они доброты не понимают».
«А вдруг в милицию позвонит?» – засомневался Попов.
«А ты сразу испугался? – презрительно бросило кольцо, – Ну, беги, извинись. Пальчик перебинтуй, костюмчик состирни. Можешь в задницу поцеловать, у него там наверняка синяк».
Серега обиделся:
«Чего начинаешь-то сразу?»
«Потому что трусишь! – отрезал «боевой артефакт», – Сделал решительный шаг и сразу испугался. Чем он позвонит? У тебя телефон в квартире есть?»
«Нет».
«Даже если бы был, что он милиции расскажет? Свидетелей нет. Ты чистенький и трезвый. Он грязный и пьяный. Кто поверит, что ты эту тушу в грязи извалял и палец ему сломал? Сиди, не дергайся. Дыши воздухом малой родины».
Попов поколебался, но все же спросил:
«А нельзя было так сделать, чтобы он сам все принес и рассказал? Без мордобоя? Ты же можешь?»
Кольцо хмыкнуло:
«Могу, конечно. Но, во-первых, это дольше и не со всеми срабатывает. Во-вторых, ты же сам завелся. В-третьих, надо же тебя, размазню, воспитывать».
Серега хотел обидеться на «размазню», но из дверей уже хромал Вова с ворохом бумажек:
– На, выбирай! – «братан» со стоном плюхнулся на скамейку, – Надо было из-за бумаги палец ломать? А Гальке я чего скажу? Она от матери вечером приедет, костюм и палец увидит, и еще мне люлей отвесит. В травмопункт теперь идти придется, а у меня выхлоп со вчерашнего. Напишут, что я пьяным палец сломал. Больничный на работе не оплатят, придется с гипсом работать.
– Сам виноват, – буркнул Попов, не особенно вслушиваясь в нытье Вовы, слишком занят он был, выясняя личность продавца. «Так, Петрушин Сергей Иванович, тезка значит. Паспорт… прописан… и все. Не густо, но уже есть, от чего оттолкнуться».
– Как он выглядит?
– Кто? – не понял Вова.
– Продавец. И тот, второй, который с ним был.
– Обыкновенно, – загнусил «братан», – среднего роста, обычные русские морды, с обычными прическами.
– Вова!
– Да че, Вова-то? Палец сломал, спортивку порвал, че тебе еще надо? Обычные, говорю же!
В разговор влезло кольцо:
«Брось, он нам больше не нужен. Я их срисовало. Если встретим – не ошибусь, будь спокоен. Даже в толпе или со спины».
«Точно?» – усомнился Серега.
«Точно, – передразнило кольцо, – по отпечаткам на тонком поле. Он их вспомнил – я зафиксировало отпечатки».
«Где отпечатки?» – не понял Попов.
«Да везде они тут, я же тебе объясняло. Все записано. Каждый объект по-своему искажает пространство-время. И на вещественном уровне, и на энергетическом. Но отпечатков кругом – без счета, нужен эталон для сравнения. Как только он появляется, все остальное – дело техники. Понял?»
«Не совсем».
Кольцо страдальчески вздохнуло. Вова покосился на внезапно замолчавшего Серегу, забрал со скамейки документы и начал бочком перебираться в дверь подъезда.
«Пугни его напоследок, – распорядилось кольцо, – тебя потом просвещать будем».
– Вова!
– А? – застыл в дверях «братан».
– Веди себя хорошо. Понял?
– Ага, – торопливо кивнул Вова.
– И с соседями будь вежливым. Валентину Александровну обидишь – я из тебя отбивную сделаю.
Вова еще раз торопливо кивнул и скрылся в темноте подъезда. Кольцо захохотало:
«Ой, не могу! Веди себя хорошо, Вова! Мимо горшка не писай, игрушки на место складывай! Девочек не обижай!»
«Заткнись, – не выдержал Серега, – сниму и выброшу!»
Боевой артефакт хохот тут же прекратил:
«Извини, хозяин, забылось. Больше не повторится».
«Вот так, уже лучше», – буркнул Попов, вставая со скамейки.
«Куда теперь, хозяин?» – подобострастно осведомилось кольцо.
«Погуляю по району. Ностальгия заела. Не мешай».
«Да я – могила, – зареклось кольцо, – ни звука лишнего».
«Молодец», – хмыкнул Серега, и не торопясь пошел к родной школе.
26 апреля 1992 года
Воскресенье стало для Попова первым трудовым днем. «Рабочее место» оказалось бойким. Фура стояла почти вплотную к торговым рядам, отделяясь от них лишь невысоким забором из рабицы. В ржавой сетке зияли две огромные дыры, через которые жители ближайших домов срезали путь до трамвайной остановки.
Колес у фуры не было, и она прочно покоилась мостами в остатках гравия, которым была засыпана транспортная площадка. Вместо кабины водителя торчала засиженная голубями стальная рама из мощных швеллеров. Попов одобрительно хмыкнул, обойдя «охраняемый объект» по кругу:
– По крайней мере, угнать не получится.
Подъехавший к смене охраны Олег махнул рукой:
– Об этом не переживай. Твое дело – чтобы ночью контейнер не обчистили. Поэтому, как только товар вечером сдадут, изнутри закрываешься и можешь спать. Засовы металлические мы сделали, так что к тебе просто так не ворвешься. Днем можешь навесной замок закрыть, но далеко не уходи. Поесть можно прямо на рынке, проблемы нет. Если что-то происходит, у охраны рынка есть телефон. На всякий случай – в фуре лежит огнетушитель. Ну и там, в уголке, бита и цепь велосипедная. Ребята притащили, но пока, к счастью, не пользовались. Надеюсь, тебе тоже не придется. Нюансы Михалыч расскажет.
– Понял, начальник, – Серега приложил руку к воображаемому козырьку, – пост принял.
– Не ерничай, – отмахнулся Олег, – я два года в армии сутки через двое в караул ходил. Достало до невозможности, еще ты напоминаешь. Все, я уехал.
Сменяемый Михалыч, помятый жизнью мужичонка лет пятидесяти, наскоро объяснил Попову, где что лежит и как закрывается. На вопрос о нужнике Михалыч засмеялся, показав неровные желтые зубы, и повел рукой по кругу:
– Да везде. По малой нужде мы обычно вон за те плиты ходим, а ночью, так прямо из двери шпарим. По большому можешь в лесок прошвырнуться, а можешь на рынке в платный туалет сходить. Это уж от богатства и интеллигентности зависит. Еще чего рассказать?
– Вроде все пока понятно, – пожал плечами Серега, – как тут вообще обстановка?
– Да какая обстановка, – снова захихикал сменщик, – наливай да пей. Днем, пока рынок шумит, нормально. Вечерком, если погода хорошая, шпана местная собирается. Эти обычно сигареты стреляют, мы специально пару пачек в контейнере держим. Менты их иногда гоняют, тоже развлечение. Ночью скучно. Телевизора нет, только радио, ну, я тебе показывал. Как ты – не знаю, а у меня бессонница, не могу в этом гробу железном заснуть. Под утро вроде забудешься, так уже торгаши в двери барабанят – товар давай! Пока все перетаскают, тут и смена подходит. Так вот.
Пожали руки и Михалыч потащился к остановке, загребая ботами грязь. Попов присел на порожек контейнера, греясь на солнышке и приглядываясь к суете рынка. Торговали всем, от просроченной тушенки до порнографических журналов. Кольцо, послушно молчавшее с утра, робко подало голос:
«А неплохо ведь тут, а, хозяин? Внутри – готовый спортзал. Может, поучимся? Все равно сидим без дела».
«Чему поучимся?» – не понял Серега.
«Работать оружием, – вздохнул «боевой артефакт», – а то встретишься с серьезным противником и останусь я без хозяина».
«А ты с «серьезным противником» не поможешь?»
«Я не всесильно, – совсем загрустило кольцо, – я лишь усиливаю то, что ты и сам умеешь».