Псионик. Навсегда

– Ну, во-первых, нас тогда загребут в карантин, а это точно не лучшее место. Уверяю тебя. С младшим братом мать там сидела две недели. А во-вторых, ты прекрасно знаешь, нашу посещаемость проверяют с утроеным интересом. Муниципалитет хочет видеть, что его деньги потрачены не впустую. Но… Выход есть… Давай возьмём твою семью. У тебя нет родственников вообще. Только мама. Были ее родители. Отец. И все. А у меня, блин, одних кузенов, кузин и тетей с дядями до чертиков. Если свяжемся, запутаемся в одних только именах. К тому же, отец сегодня в ударе, раньше вечера домой не хочу идти. У кого мы тогда информацию возьмем?

– Во ты даешь… – Я засмеялся. – Ну, мать, да. Она родилась тут, о родителях чего-то рассказывала. Вроде, тоже работали на заводе. Брак один был и у них и у матери, как ты знаешь. Разводов нет. Об отце особо и сказать нечего. Мы эту тему не обсуждаем.

– Ну, и что? Всяко лучше, чем в моей семейке ковыряться. Скажем, делали один проект на двоих. Как обычно. Никто уже не удивляется, что мы работаем в паре только друг с другом. Хотя… – Настя хитро улыбнулась. – Можешь писать свое, а я пойду домой допрашивать мать о нашей многочисленной родне.

– Так отец же в ударе?

– Ничего, переживу. Ради хорошей оценки готова даже на столь серьёзный шаг.

– Ээээ! Нет! Так не пойдёт! – Я засмеялся. – Будем изучать мое древо. Оно, конечно, не особо шикарное, но разберёмся думаю. Там у матери в комоде, кстати, в железной коробке лежат документы. Можно посмотреть.

– Документы? – Настя уставилась на меня круглыми глазами. – Борь, ты чего? Какие документы? Все храниться в системе, в электронном виде. Метрика, сведения о родителях. Если бы наши планшеты были не школьными, а личными, то можно было бы вообще обойтись своими силами. К сожалению, доступа к всеобщей сети нет.

– Слушай, звучит, может странно, но серьёзно говорю, мать хранит какие-то документы… – Я пожал плечами. – Просто однажды полез, что-то искать, уже и не помню, что именно, а она аж взбеленилась. Начала ругаться. Мол, нельзя трогать. А то испорчу, потеряю, порву, сожру…  Хрен его знает, как она это себе представляет. Сказала, там важные документы, мои, ее, отца… Я тоже удивился, но мать не объясняла в подробностях. А мне как-то все равно было, если честно. Просто пока мы ее с работы дождемся, будет поздно. А так… Поковыряемся, может, что-то надыбаем. А потом добавим информации, когда она вернется.

– Ну, хорошо… – Настя встала со стула и потянулась. – Мамка точно нас не прибьет?

– А мы аккуратно… – Я тоже вскочил на ноги и направился к выходу из комнаты, рассуждая вслух. – Тихонько достанем, посмотрим. Может, там что-то будет про дедушку и бабушку. Может, какие-нибудь фотки.

– Ой, я не могу с тебя! – Посмеивалась Настя, которая шла за мной следом. – Фотки… Ты в каком веке живешь, Борька?!

А вот смеялось-то она зря. Я оказался не так уж далек от истины.

И да, над коробкой мать действительно тряслась, как над чем-то очень важным. У нас с ней в тот раз, когда я совершенно случайно тронул эту чёртову коробку, вышел прямо скандал. Хотя она всегда была спокойным человеком. Даже слишком. Но стоило мне случайно задеть металлический бокс, который лежал в комоде, она просто чокнулась в одну секунду, честно слово.

Мы с Настей, посмеиваясь и переговариваясь, отправились в комнату, которая в нашем с матерью маленьком домишке выполняла роль зала, гостиной, спальни и частично даже столовой. У меня было хорошее настроение, у девчонки тоже. Она всячески глумилась над этим высказыванием про фотографии. Веселились, одним словом. Правда, недолго. Пока мы не достали из комода коробку, о которой я говорил, и не открыли ее.

– Что это? – Настя подняла на меня растерянный взгляд.

– Не знаю… – Я вытащил из бокса лист бумаги, свернутый вчетверо.

Их в коробке лежало просто до хрена, таких листов. Целая стопка. Бумага! Причем, отличного, дорогого качества. Навскидку, один такой листочек стоит, как треть материной зарплаты. Учебники, которые нам выдавали в школе, в разы уступают тому, что сейчас я видел прямо перед собой.

– Борь… – Настя поднесла открытую коробку прямо к носу, а затем шумно втянула воздух. – Они пахнут…

Я молча схватил свободной рукой этот чертов бокс и тоже понюхал. Реально пахли. Аромат был еле слышный, практически неуловимый, и… Черт…  Так пахнет богатство. Вот, что скажу. Потому как бедные люди, а мы охренеть насколько бедные, не имеют возможности приобрести парфюм и уж тем более поливать им непонятные листы бумаги. Да, это делали давно. Запах почти выветрился. Но он был!

– Подожди… – Девчонка осторожно разжала мои пальцы, которые отчего-то стали непослушными, забрала коробку, а потом начала вытаскивать ее содержимое, разворачивая каждый листок.

Это были письма. Самые настоящие, написанные от руки на бумаге. Не обычные, бездушные сообщения в мессенджерах, а полноценные письма, которые моя мать за каким-то чертом строчила незнакомому человеку. И это в наше время! Когда имперская почта если где-то и осталась, то как пережиток прошлого. Ну, или для отправки бандеролей, посылок. Их услуги значительно дешевле, чем заказать доставку в частной компании.

Как я понял, что незнакомому? Да легко! Чистая логика. Просто сопоставил все факты, а потом связал их с белыми листами бумаги, исписанными мелким почерком.

Вернее, незнакомым этот человек был лишь для меня. Потому что я точно знаю круг общения матери. Его просто-напросто нет, этого круга. Подруги отсутствуют, знакомые отсутствуют. Даже с коллегами по работе она не общается. Единственный человек – Настина мать. Вот с ней иногда у моей родительницы случаются разговоры. Но очень редко. Я уверен, в нашем городе, да и вообще во всей Империи, нет никого, кому бы она могла писать письма. Но получается, это ни хрена не так. Человек, получается, есть. А значит, мне он незнаком.

Она рассказывала ему о себе, о жизни, о муже, который отправился служить по контракту, о том, насколько ей тяжело, а главное – обо мне. Сначала это было в форме ожидания. Мол, вот-вот, совсем скоро малыш появится на свет. А потом рассказывала о первых шагах. О первом слове. Ну, и всякая такая дребедень. Последнее письмо относилось к дате, когда мне исполнилось семь лет. Потом, уж не знаю почему, эта странная хрень прекратилась.

И тот, кому она писала – точно не родственник. Родственникам не пишут столь страстных признаний в любви. Я в некоторых местах даже краснел, испытывая, почему-то стыд. Это же, блин, моя мать! Взрослая женщина! Как она может даже думать о таком?!

Учитывая, что послания остались у нее, я так понимаю, ни одно письмо не было отправлено адресату. Имени, кстати, тоже не было. То есть она строчила целый лист, потом сворачивала его, брызгала духами, и убирала в шкатулку. Твою мать! Я даже не знал, что у нее есть духи! Они сто?ят просто чертову уйму денег! Короче… Не знаю, были ли в моем роду псионики, но уверен на сто процентов, сумасшедшие точно имелись. Моя мать, к примеру. Потому что назвать такое поведение нормальным не повернется язык.

Но самое убийственное касалось сына, о котором мать говорила «наш». Наш малыш. Наш карапуз. Ты бы гордился нашим сыночком…

И тут варианта два. Либо у нее есть еще один ребёнок, отцом которого является этот неведомый адресат. Либо…

Первый вариант выглядел совершенно абсурдно. Естественно, никаких тайных детей у матери нет. Бред полный. Я – единственный. Ясен хрен, ребенок – это не булавка, не конфетка, не котенок даже. Его никак не спрячешь. Так что, вполне понятно, речь шла именно обо мне.

Второй вариант… Второй вариант ближе к правде, но он – очень хреновый. Мой отец совсем не мой отец. Потому что в письмах она упоминала его, как совершенно не имеющего отношения к делу человека. «Дело» – это мое появление на свет. И более того, по некоторым моментам я понял, он знал о ее положении, когда звал замуж. Короче, какая-то дебильная драма, честное слово.

– Борь… – Настя осторожно тронула меня за плечо.

Я как раз прочел очередной опус матери и сидел теперь на диване, тупо глядя в одну точку. Письма валялись рядом. Часть на полу. Часть между мной и девчонкой. Да и похер. Пусть валяются.

– Извини, но… хочу остаться один. – Я продолжал пялиться в никуда, на подругу не смотрел. И это действительно правда. Даже ее сейчас не хотел видеть.

– Черт… Боря… – Настя подвинулась ближе. – Нельзя держать в себе. Давай поговорим.

Естественно, учитывая, что дурой она никогда не была, содержание писем тоже поняла правильно. А вернее ту их часть, которая касается меня.

– Уходи…

Я встал с дивана и ушел в свою комнату. Убирать ничего не стал. Скоро вернется мать с работы. Пусть сразу увидит. Чтоб не пришлось задавать вопросов.

Через несколько минут входная дверь громко хлопнула. Это ушла Настя. Она не стала бежать за мной следом, успокаивать меня и пытаться оправдать мою мать. Спасибо девочке за это. Я точно не был готов к чему-то подобному.

Буквально спустя полчаса, снова раздался звук открывшейся двери.

Я сидел в комнате, в темноте и ждал.

– Боря, я вернулась! – Голос матери звучал бодро. У нее, похоже, отличное настроение. Ну-ну… – Зарплату дадут раньше. А еще, представляешь, начальство обещало…

Она осеклась и замолчала. Значит, увидела эти чертовы письма.

Потом, конечно, начались слезы, уверения, будто не было выхода. Ей нужно было поступить именно так. Мать каялась, просила прощения и обещала, что больше никогда не соврет. А что мне толку от ее обещаний? Если уже соврала там, где точно не надо было этого делать.

На душе было погано, конечно. Я так и не смог ее простить. Но искренне думал, это – самый хреновый момент в моей жизни, и он прошёл. Все.

Думал хуже быть не может. Оказалось, – ошибочное мнение. Может! Вот сейчас все стало еще хуже. И кстати, правду я от матери тогда так и не услышал. Она ни слова не сказала, кто же мой отец и почему ей пришлось врать. Мол, нельзя. Нельзя, млять!

Именно поэтому до самого последнего дня, когда сбежал из нашего сраного городишка, я ее сознательно доводил. Мстил. А теперь, оказывается, мало. Надо было больше. Потому что она из моей жизни просто сделала какую-то херню. Теперь, у нас еще и с семьёй не все ладно.

– Антон… – Голос Романовского вырвал меня из воспоминаний, которые так не вовремя нахлынули. – Давай так… Я не до конца пока что владею информацией, относительно прошлого твоей матери. Имеются некоторое пробелы. И мне бы не хотелось додумывать. Этим вопросом сейчас занимаются мои люди. Как только получу полную картину, сразу все расскажу. Хорошо? Сейчас крайне важно твое стабильное состояние. Нельзя допускать сильных волнений и эмоциональных всплесков. Если ты вспомнишь, то согласишься, каждая твоя способность открывалась именно в такие моменты. Нам предстоит очень серьёзное дело. Тебе нужно взять под контроль не одного человека, а сразу четверых. Нельзя сейчас никаких сбоев. Хорошо?

– Не хорошо. – Ответил я Ликвидатору. – Вы достали! Все. Одна не может рассказать правду. Второй не владеет информацией. Да мне плевать. Ясно? Я хочу знать, что за фигня творится.

– Обещаю, что расскажу. Но позже. – Спокойно ответил Ликвидатор. Короче, уперся намертво.

– Хорошо… тогда еще один вопрос…