Адепт не хуже прочих

– Очень хорошо, – бесстрастно произнесла Сурьма и повела рукой.

В следующий миг на металлических полосах вспыхнули невидимые до того символы, а сами они пришли в движение и начали вращаться. Золотая и медная заскользили в одну сторону, серебряная и стальная – в другую, и тотчас в меня словно призрачные пальцы проникли! Начали шарить в потрохах и ощупывать кости, влезли в черепную коробку, легонько стиснули глазные яблоки, а после наткнулись на ушиб под правым коленом, и голень полыхнула болью так, что едва на ногах устоял.

– Не шевелись! – прикрикнула Сурьма, и я послушно замер на месте.

Из-за этого или нет, но неприятные ощущения сразу пошли на убыль, а вскоре вращение полос замедлилось, сияющие символы стали гаснуть один за другим, затем и вовсе осталось гореть лишь по одному на круг.

Магистр алхимии поглядела на них и объявила:

– Потенциал средний. Замечательно!

При этих словах Горан Осьмой явственно расслабился, да я и сам испытал нешуточное облегчение. Ура! Смогу тайнознатцем стать!

Но всё же пробурчал:

– А чего замечательного, если средний?

Охотник на воров, такое впечатление, едва мне подзатыльник не отвесил. Но сдержался и ограничился словами:

– Радоваться должен, что своими выкрутасами себе ничего не сжёг!

А вот Сурьма снизошла до пояснений:

– Высокий потенциал хорош лишь в тех случаях, когда человек обладает ресурсами в полной мере его раскрыть – слишком уж дорого и хлопотно становление гения. На начальном этапе восхождения быть середняком совсем даже не плохо. Дальше в любом случае всё будет зависеть исключительно от тебя самого.

Тут Горан Осьмой позволил себе какую-то очень уж нехорошую улыбку, но от той не осталось и следа, стоило только магистру алхимии объявить:

– Отвезёшь его в северный приют Репья!

Охотник на воров столь откровенно изумился, что даже попытался запротестовать:

– Но…

– Ты не в том положении, чтобы торговаться! – отрезала Сурьма, и вот уже эти её интонации оказались мне прекрасно знакомы.

Ростовщик Жилыч примерно в таких выражениях и ломал через колено очередного угодившего в долговую кабалу простака. Сурьма крепенько стискивала в кулаке причиндалы Горана, раз уж позволила себе подобное обращение с цельным аспирантом. Надо понимать, средство для снятия проклятия и вправду стоило целую кучу денег.

– Приют Репья так приют Репья, – бесстрастно произнёс охотник на воров и поморщился. – Просто на мой след встали зарнисты…

– Твои проблемы меня не касаются! – отмахнулась от него магистр алхимии, но сразу сменила гнев на милость. – Хорошо! Можешь взять экипаж. – А уже мне заявила: – Удачи, молодой человек! И запомни: каждый из нас сам определяет свою судьбу!

Честно говоря, это напутствие меня нисколько не воодушевило.

Скорее даже наоборот.

5-11

Ехали долго. Катили по мостовой, переваливались на разбитом тележными колёсами просёлке, тряслись в лесу на сосновых корнях. На место прибыли уже в сумерках, и за всё время поездки мрачный как туча Горан не проронил ни единого слова. Сколько я ни подступался к нему с расспросами о приюте, так ничего и не добился. Погрузившись в какие-то свои раздумья, охотник на воров меня попросту игнорировал, ни разу даже заткнуться не потребовал. Бесило это просто несказанно.

Выстроенный прямо среди леса приют Репья показался сопоставим с городским кварталом. Со всех сторон его окружала высоченная каменная ограда с башенками по углам, а ворота и вовсе крайне поразили своей основательностью. Размером это сооружение ничуть не уступало всему нашему Гнилому дому.

Не могу сказать, что прямо седой древностью повеяло, просто сложилось впечатление, будто столкнулся с наследием давно ушедшей эпохи. Сейчас так уже не строили.

Экипаж на территорию приюта не запустили, мы с Гораном выбрались из него и прошли в боковую калитку. Там охотник на воров предъявил начальнику караула какие-то бумаги, и меня тотчас заперли в холодной. Просидеть в той пришлось никак не меньше часа, а когда со всеми формальностями оказалось покончено, то Горан Осьмой незамедлительно отправился восвояси, а за мной явился кряжистый дядька – лысый как колено, с кустистыми седыми бровями и носом-картошкой. На тайнознатца он, несмотря на хламиду с нашивкой в виде огненного репья и коричневато-жёлтые глаза, нисколько не походил и повадками показался скорее схож с надзирателями работных домов.

– Свежее мясо, да? – хмуро глянул приютский служитель, встав в дверях, и мотнул головой. – На выход!

Меня он дожидаться не стал и зашагал по коридору, но стоило только двинуться следом, и сзади пристроилась парочка молодчиков из числа караульных. Будто не нового ученика сопровождают, а подконвойного.

Это откровенно покоробило, но выкинул дурные предчувствия из головы и с интересом огляделся. На территории приюта росли сосны, тут и там на глаза попадались площадки вроде тех, что была обустроена в монастыре Пепельных врат, а за деревьями виднелось мрачное трёхэтажное здание, сложенное из серого песчаника. Всюду сновали юнцы лет четырнадцати-пятнадцати в одинаковых холщовых штанах и рубахах с символикой приюта.

Вслед за лысым дядькой я через высоченную арку прошёл в просторный внутренний двор выстроенного квадратом здания, и сразу закружилась голова, начали заплетаться ноги.

Черти драные! Меня окутала небесная сила – прозрачная и одновременно оранжевая, тёплая. Благодать неземная, иначе и не скажешь! Никакого сравнения с той стылой мутью, что вырвал из утопца!

Вдох. Вдох. Вдох!

– Не балуй! – резко бросил лысый дядька.

Я опомнился и вытолкнул из себя всё набранное тепло разом, замер на миг, отрешаясь от небесной силы, и поспешил за провожатым. Тогда-то уже и обратил внимание на рассевшихся тут и там воспитанников, которые все как один замерли в непривычных и весьма неудобных на вид позах.

Чего это они?

Но приглядеться толком к другим неофитам не вышло. Не останавливаясь, мы пересекли двор и спустились в подвал. Там – купальня. Лохань с чуть тёплой водой, кусок ядрёного мыла, колючее полотенце. Дальше – стрижка. Обкорнали меня под ноль, а стоило только после этого сполоснуться, выдали новую одежду – холщовые штаны и рубаху с нашивкой в виде огненного репья на левой стороне груди.

И всё бы ничего, да только одёжка оказалась не однотонно-серой, как у других неофитов, а в широкую чёрную полоску. Нет, не как у матросских тельняшек, а точь-в-точь как на каторжанских робах.

– Это чего ещё?! – возмутился я.

Лысый дядька хмуро глянул из-под седых бровей и рыкнул:

– Одевайся!

На меня накатил запах пересушенной летним зноем земли, и я внял гласу рассудка, решив покуда с прояснением ситуации повременить. Просто возникло ощущение, что ни сами ответы на вопросы, ни форма, в которой их мне дадут, по душе отнюдь не придутся.

Черти драные! Ну чего ещё опять, а?

Из подвала мы подниматься не стали. Прошли по одному тёмному коридорчику, свернули во второй. Там дядька побренчал кольцом с ключами и отпер дверь, попутно снял с неё какой-то охранный наговор. И вновь – коридор, поворот, коридор. Только на сей раз с решётками по обеим сторонам. У меня внутри всё так и опустилось.

Неужто пропал?!

Присутствие небесной силы ощущалось здесь столь же отчётливо, как и во дворе, но попробуй – дёрнись! Лысый дядька совершенно точно тайнознатец, да и парочку караульных сбрасывать со счетов тоже не стоило. Едва ли на ворота приюта отрядили бы бесталанных простецов. Нет, через них на выход не прорваться. Скрутят!

Дошли мы в итоге до самого конца, а там мой сопровождающий снял с решётчатой двери массивный навесной замок, распахнул её и велел:

– Заходи!

– Зачем ещё? – пробурчал я, шагнув в небольшую камеру с протянувшимися вдоль стены нарами и дырой для справления естественных нужд. Всюду одни только глухие стены, ни единого окошка нет. Всего освещения – масляный фонарь в коридоре. – Вы чего удумали-то?!