Время 8:18

Марат, все время следовавший за Генкой, как-то мимоходом отметил про себя, что Генка идет как-то очень ловко, не оставляя следов на рыхлом пепелище.

Оглядев себя и остальных, он вдруг с ужасом осознал, что все они не оставляют после себя следов. Лишь легкий ветер, струящийся по земле, ссыпал за ними ровный след поземкой пыли.

Генка остановился, и все услышали приглушенные голоса на немецком языке, звучавшие отрывочно и сухо.

– Ребята, это не они призраки, – начал Марат, – стараясь говорить спокойно, и когда все обернулись к нему, продолжил, – это мы тут как призраки. Вот, смотрите!

Он сделал шаг ногой в сторону и топнул прямо в груду пепла, перемешанного с углями и блестящими гильзами. Его нога беззвучно опустилась на землю, не оставив следа. Вместо этого самые легкие частицы пепла слегка приподнялись, будто тронутые легким ветерком.

Люба снова вскрикнула, а остальные стали себя осматривать, и стали тоже топать ногами, позабыв о всякой осторожности. Из-под их ног поднялась легкая, почти невесомая пыль, но никаких явных следов ног и даже едва слышных звуков их топанье не оставило. Естественно, что и теней никто из друзей не отбрасывал.

Это ввергло всех в шок, потому что такого развития событий они не ожидали и перехода в такое нематериально состояние не желали. Призрачное существование? Пребывая в легкой оглушенности от этого открытия, они отвлеклись от слежки за немцами, и даже Генка позабыл обо всем и тщетно пробовал взять с земли хоть какой-то предмет. Ни пробитая каска, ни пустой ящик, ни даже гильза не слушались его. Пальцы его, кажущиеся вполне живыми и реальными, при приближении к предметам становились частично прозрачными и с легкостью проходили сквозь вещи, не задерживаясь и не сдвигая их с места. Пробуя так все подряд, Генка дошел до остатков деревенской печи и протянул руку к кирпичам. Рука легко провалилась по локоть, и Генка, поразмыслив лишь мгновенье, быстро шагнул вперед. И исчез в кирпичной кладке.

– Гена! Смотрите, – воскликнула Люба, которая увидела лишь сам момент пропадания Генки в стене, – он растворился вон там!

Все кинулись к печи и тут же обнаружили сами это интересное свойство проникать через стоящие вертикально твердые материальные предметы. Марат ткнул сапогом в кирпич, и его нога наполовину исчезла за внешней преградой.

– Не чувствую ничего, – сказал он, – и медленно двигаясь, весь ушел в стену.

А в этот момент Генка обратно будто выпал из стены, натолкнувшись на Никиту и Егорыча.

– Там они готовят нападение, – выдохнул он разом, – немцев много!

Когда Марат выдохнул и прошел сквозь стену, то он на какое-то время оказался в полной темноте, и, даже не успев ничего понять или даже испугаться, вдруг снова оказался на свету. Он стоял спиной к противоположной стене этой же самой печки, а прямо перед ним в неглубокой недавно отрытой канаве осуществлялась бурная деятельность. Несколько десятков немецких солдат были заняты делом, явно пребывая в возбужденном состоянии. Одни раскрывали металлические ящики наподобие тех, что притащили в эту сторону одиночные несуны, и доставали из укладок зеленые цилиндрические гранаты с деревянными рукоятками. Другие раскручивали у них крышки на ручках, вставляли внутрь запалы и складывали заряженные гранаты обратно в ящики. Минометный расчет уже выставил свой миномет в углублении канавы поодаль от всех и раскладывал вокруг себя небольшие ящички с минами. Пулеметчики обвешивались штурмовыми магазинами, похожими на кексы, а обычные пехотинцы рассовывали гранаты везде, куда только можно представить – в голенища сапог, за поясной ремень, в холщовые нагрудные мешки. Один лишь тощий пожилой немец ничего не делал, и Марат понял по его поведению, что это старший в этой группе. Каждую минуту эта свора немцев пополнялась одним-двумя солдатами, прибегавшими с поля. Вот очередной бегун притащил, надсадно дыша, большой деревянный ящик. Очевидно, там были боеприпасы.

Убедившись, что его никто не видит, Марат прошел между немцами, снаряжающими пулеметные ленты, но в какой-то момент он понял, что все эти предосторожности ни к чему, и стал идти прямо сквозь занятых своим делом солдат.

«Я тут призрак!» – ошеломленно и в то же время радостно думал Марат, немного пугаясь своей догадки.

А вдруг мы попали в потусторонний мир, став бесплотными духами, неспособными ни на что повлиять в этом реальном мире? Может, это часть правил игры, и именно таковы условия пребывания в чужом для себя времени?

На этой мысли Марату на глаза попалась надпись на ящике с патронами. Там наряду с технической информацией о номере партии и калибре патронов четко был пропечатан черной краской год – «1942». Марат стал пристально приглядываться к форме, и понял, что Егорыч оказался прав: на всех немцах была униформа образца 1942 года. Это характерные пилотки с двумя пуговицами, а также почти все солдаты носили кители без темно-зеленых воротников.

Только один тощий немец был в таком же кителе старого образца, как и Марат. «Старая гвардия» – подумал Марат, и на всех ящиках с боеприпасами отметил эту цифру – 42.

Вот с поля прибежал еще один немец, у которого за спиной была большая катушка с проводом. Вместе с тощим командиром они стали раскладывать в конце канавы полевой телефон, и Марат догадался, что тут на самом деле намечается какое-то мероприятие. Постояв еще с минуту и понаблюдав за отточенными действиями немецких солдат, которые проходили сквозь него беспрепятственно, он обошел c другой стороны остатки печи и присоединился к своим друзьям.

Егорыч, Никита и Люба стояли там же и что-то бурно обсуждали.

– А где Генка? – спросил Марат, собираясь рассказать друзьям все, что видел.

– Он устремился вон туда, – кивнул Егорыч в сторону далекой опушки, – сказал, что надо наших предупредить.

– В своем репертуаре, – подтвердил Никита, – мы пытались его остановить, но он слушать не стал. Сказал, что скоро вернется.

– Там немцы явно готовятся перейти в наступление…, – начал Марат, но Егорыч перебил его.

– Вот и Генка сказал то же самое, а мы пытались его остановить, ведь нам нельзя вмешиваться в ход истории!

– Нам-то нельзя, – вздохнул Марат, – но у нас тут и не получится. Если там, – он махнул в сторону ближнего леса, – мы смогли убить этих гадов, то здесь они проходят сквозь меня как раскаленный нож через масло.

– То есть, ты можешь ходить и через стену, и через людей?! – удивилась Люба.

– Да, смог! И год тут, Егорыч, уже другой, – продолжал Марат, – везде приметы 42-го года, ты был прав насчет пилоток.

– Ага, если там был 41-й, то потом что изменилось? – Егорыч стал анализировать все, что с ними происходило, – Мы нашли преграду, мы увидели, что за ней ничего нет, и затем, похоже, вручную нашли переход в другое время. Но переход был небольшой, и время оказалось соседним. То есть мы попали в следующий год, вот что получается.

– А почему не в прошлый? Почему не в 40-й? – вмешался Никита.

– Если бы пошли в противоположную сторону, то, возможно, попали бы и в 40-й, – предположил Егорыч и поправил на голове повязку, – вот и хорошо, что они нас тут просто не видят, а то убили бы сразу, или после пыток.

– Значит, вот так, ходя вдоль той преграды, мы можем последовательно перемещаться по годам? – Люба не переставала думать об одном и том же, потому что эти опасные приключения ее пугали со страшной силой, – И мы раз за разом можем перемещаться в будущее? А давайте попробуем?! Вдруг это так и есть, и тогда мы снова попадем домой!

– Но ты представляешь, сколько мы будем искать эти границы годов? – усомнился Марат, сам еще до конца не понимая, возможно ли такое, – Может, окно в 1943-й год находится в иной точке пространства, и мы так наощупь дойдем до… Берлина…

– Или до Москвы, – подхватил мысль Егорыч, – а это полторы сотни километров пешком, – а если до Берлина, то все две тысячи, – сказал он и замолчал.

– Но вдруг тут все рядом? – не унималась Люба. Ей уже никто не ответил. Все стояли, погруженные в глубокую задумчивость.

Кто знает, по каким законам вообще существует время? И есть ли они вообще, эти законы? До сих пор мы сталкивались только лишь с сюрпризами, и эти все случаи – с убийством немцев, случайная перестрелка в лесу с советскими солдатами, эта невидимая преграда с чернотой за ней… Нет никакой логики в событиях, нет последовательности… Каковы правила? Каковы законы? Как мало мы обо всем этом знаем, думал Марат, и как легко подтверждается все то, что мы знаем о тех временах. Была Великая Отечественная война, и она оставила огромный след в истории.

Тем временем Генка, тоже осознав, что может перемещаться в пространстве никем не замечаемый, помчался от развалин к опушке, где, по его представления, находилась линия обороны войск РККА. Генка ведь сразу понял, что немцы что-то замышляют, собираясь в одной точке, и немедленно решил вмешаться в ход событий, как настоящий патриот. Отмахнувшись от друзей и даже не став слушать увещевания Егорыча, он подумал только, что если можно хоть на день, на минуту или на миг приблизить день Победы, то это надо сделать.

Генка добежал до опушки и беспрепятственно проник через ряды натянутой колючей проволоки и завалы из бревен.

«Свои!» – радостно подумал он, и тут же бросился к ближайшему блиндажу.

В небольшой ямке сбоку от входа в блиндаж стоял невысокий молодой солдат. Его винтовка лежала перед ним, направленная на поле, а сам он спокойно и вдумчиво скручивал самокрутку.

Генка подскочил к солдату и стал кричать ему прямо в лицо: «Там на поле немцы! Они там в развалинах! Сейчас ударят!»

Но солдат не видел и не слышал Генку, он дальше сворачивал бумагу и следил, чтобы ни одна крупинка табака не упала.

Тогда Генка, разозлившись от собственной беспомощности, стал дуть на табак, махать руками, пытаясь дать хоть какой-то знак.

Ничего не помогало, его руки просто проскальзывали через солдата. Отчаявшись, Генка на секунду остановился в раздумье. В этот момент из блиндажа, занавешенного дырявой плащ-палаткой, показалась коротко стриженая голова другого солдата. Он вышел, замахнув за собой импровизированную дверь, и остановился перед молодым.

– Все куришь, Титов, все трависся? – с издевкой обратился короткостриженный к нему.

– Я не сейчас, на посту не буду, – отвечал молодой, – только закручу и уберу.

– Вот закрутишь и мне отдашь, – продолжал короткостриженный, и уже потянулся за самокруткой к молодому.

Тут Генка не выдержал и стал кидаться то на одного, то на другого, проваливаясь сквозь них.

– Чуешь, Липатов? – вдруг резко спросил молодой.

– Что такое? – не понял короткостриженный.