Семь ступеней в полной темноте

Но она почти услышала… с трудом уловила едва осязаемые обрывки его чувств…

После, человек выпустил из рук топор, глухо звякнувший об пол, тяжело поднялся по ступенькам, и ушел. Дверь после себя он оставил открытой. Пленница медленно опустилась на холодный пол. Слезы наполнили ее глаза и долго не отпускала нервозная дрожь. Еще никогда она не была так бессильна перед лицом смерти. Впервые ее жизнь безраздельно сжималась в чужих руках. Руках смертного….

Очнувшись примерно через час, дева вспомнила, что оковы ее перерублены, а двери все еще открыты. Не уж то он и впрямь решил ее отпустить? Странно… глупо с его стороны. Она бы так никогда не поступила. При мысли об этом, безликое смешанное чувство застарелой вины снова дало о себе знать.

Дождавшись, когда совсем стемнеет, она намотала обрывки цепей на руку, взяла в углу свой меч и тихонько выскользнула из подвала. Самообладание понемногу вернулось… Было тихо. Подождав немного, она беззвучно пробежалась по этажу и отыскала мастерскую. Найти массивные кусачки в кузне не составило труда. Опытом в кузнечном деле она не обладала, но сразу обратила внимание на то, как необычно и аккуратно этот предмет сделан. Ее сильные руки легко совладали с инструментом. Оковы тотчас упали на пол. Однако, ошейник не снимался без ключа, поддалась только проушина с цепью. Но теперь это уже не беда. Руки и ноги то были свободны!

Одеться было не во что, поэтому, не тратя время даром, она вышла в просторный зал и раскинула крылья… Дикая раздирающая боль скрутила спину в ту же секунду. В глазах на миг потемнело. Дева со стоном повалилась на пол. Отдышавшись, она очень медленно сложила крылья обратно. Стало совершенно ясно, что никуда она не улетит. Ни сегодня, ни завтра… Оставалось только молиться, чтобы это было не навсегда. Дела ее были куда хуже, чем казалось сначала. Частичная атрофия сделала крылья досадным бременем на неопределенный срок. Они ослабли, одряхлели, и, похоже были надломлены в нескольких местах. Резкое падение в ту роковую ночь сказалось серьезнее чем хотелось бы.

Следующей мыслью было найти кузнеца и немедля поквитаться. Однако, по пути она наткнулась на знакомую корзину с давно приготовленной едой. Хлеб уже очерствел, но все остальное казалось съедобным. Частично утолив голод, она выпила вина и ощутила прилив сил. Пьянящий напиток теплой волной разошелся по озябшему от голода телу. Отпихнув корзину ногой, она двинулась дальше.

На первом этаже точно никого не было, и она пошла на верх. По пути выглянула в окно… Небо было хмурым и неприветливым, собирался дождь. Внизу раскинулся маленький городок с редкими огнями. Дом кузнеца стоял на возвышенности, на отшибе. Но звуки из ближайшей таверны все же долетали сюда. А местные пьяницы околачивались почти под окнами. Дева поморщилась при мысли о том, что станет, если кто-то из них узнает о ней. Конечно, она искусный воин, но одним мечом против толпы не справиться. Да и убежать не дадут… догонят, и попросту закидают камнями. М…да.

Вздохнув удрученно, она, наконец, поднялась в мансарду. Помещение было прибрано и на удивление аккуратно. Деревянные балки ничуть не скрадывали пространство. Мебели – ровно столько, сколько необходимо. В центре низкий круглый стол и ваза с букетом искусно выкованных роз. Скромных расцветок ковер, во всю комнату, и несколько непонятных тусклых светильников. В целом, довольно уютно. У дальней стены стоял камин и большая, приземистая софа, около которой кучкой лежали книги и свитки. Тут же, на подставке покоился изысканный, вороненый, вероятно шелком, топор с длинной рукоятью и обоюдоострым лезвием, украшенный мелкой резьбой. Отличная заточка не имела ни единой щербинки. Оружие это, врядли делалось боевым, скорее для устрашения… Вообще, там было много вещей странных и непосвященному человеку не понятных. Так ей думалось. Ведь о людском быте она имела отдаленные представления.

Кузнец же лежал на полу. Во мраке она не сразу его заметила. Глаза его были закрыты, а руки раскинуты не естественно. Он стал совсем белым…. Бледность его в отсвете луны была жутковатой. На лице недавней пленницы прорезался недобрый оскал. Она нависла над ним, чтобы насладиться моментом! Но… не получила желаемого удовлетворения. Совсем ничего. Ни намека.

Противник ее был при смерти, и дыхания не было слышно. Стало не интересно и не уютно. Ох не так она представляла себе расправу!!! Он должен был сопротивляться, биться изо всех сил не на йоту не уступая! И только потом, когда он устанет и ошибется, она бы стала глумиться над ним и заставила молить о пощаде! А затем – она обязательно надругается над ним. Дико и жестоко. Так же как он над ней. А потом убьет. Так должно быть! Так… могло быть.

Она тяжко вздохнула, прощаясь со своими больными иллюзиями. Одна, в чужом доме, в кромешной тьме и тишине, что давила на уши. Да еще унылая луна за окном…

Кузнец на миг приоткрыл глаза и в них мелькнул проблеск сознания. Он вяло усмехнулся и снова впал в забытье. Хотя… нет. Этот молить не будет. Точно не будет. Умрет тихо, сжав зубы… А еще будет противно улыбаться, всем чертям на зло… Такие у нее были. Много. И она поживилась каждым из них. У бедняг не было шансов. Но этот… этот ее удивил. А еще напугал до смерти. Впервые на ее памяти. Сломил волю. Подчинил себе, заставил слушаться… кроме всего прочего. Все же надо отдать ему должное. Многие из ее рода-племени пытались, и пострадали от ее меча. А тут… простой смертный, да еще такой молодой. Жаль… такой талантливый и вот так умрет. Он ведь даже не воин. Его кормит ремесло…

Неожиданно для себя, она вдруг осознала, что ей действительно жаль! И это чувство неподдельно. Она смотрела на свои когти, и может быть впервые за все свое долгое бытие осознавала: дело рук ее – не приносит былой радости. Этот смертный, за столь короткую жизнь наверняка сделал больше достойных дел, чем она за свой внушительный век. Мысль эта была неприятна и неприемлема для ее самолюбия, но она заставила себя это принять. Как и то, что сама, она – одна, и почти беспомощна сейчас…

Просветление не всегда приходит вовремя. Но этот миг настает, и нужно сделать один только шаг. Пожалуй, лишь богу известно, как труден он может быть. Часто оно оглушает сильнее чем боевой молот… Теперь и она это узнала. Многое было сделано и этого не вернешь. Но что-то переменилось, и в этой жизни еще можно кое-что исправить! Сердце неистово всколыхнулось в ее груди, содрогнулось и рванулось наружу. Неведомые ранее чувства обуяли ее взорванный разум так, что слезы из глаз потекли.

Человек, лежавший на полу, был юным по ее меркам, с розовой, нежной кожей и беззлобным лицом. При всей своей ранимости он все же оказался сильнее и смелее ее! Поверг в бою, голыми руками. Вот этими розовыми пальчиками схватился за острое лезвие, и победил… Мог, имел право добить, но оставил жизнь. Мерзко надругался, но при смерти, потратил последние силы чтобы… отпустить. Дать волю ей. Ей – твари, которая привыкла убивать не задумываясь. Из прихоти, забавы ради! Зачем?!

А ведь мог бы доползти до поселения, позвать на помощь и остался бы жив. Люди помогают друг другу. Она это знала. Но… ее собственная судьба была бы решена, стоило кому-то любопытному заглянуть за маленькую дверку в подвал. Откуда такое великодушие? А главное – за что?!

Не ей судить о чести и славе. Но, этот человек был достойнее чем любой из ее врагов, и ее самой – без сомнения. Он же, сейчас, бесславно умирал, и именно по ее вине. Он поступил омерзительно – ей ли не знать в этом толк. Но именно она, и никто иной – первоисточник своих бед! Не он. Только сейчас она поняла, что случившееся в ту ночь было лишь вопросом времени. Она расслабилась, переоценив свои силы, потеряла бдительность. Если не он, то рано или поздно, это сделал бы кто-то другой. Дернул же черт напасть… В итоге, ей сохранили жизнь дважды, а это чего-то да стоит… с этим не поспоришь. Вот и пришла пора платить по счетам.

Крылатая дева неохотно опустилась на колени, поддела обмякшее тело, и подняла на руки. Он был тяжелее чем казалось, и совсем обмякшим… Положив умирающего на софу, она навалилась сверху, чтобы рассмотреть его лицо и нанесенную ее рукой рану. Дело было совсем плохо. Вены на шее вздулись, нарыв разросся, мешая темной крови покидать мозг, и мог лопнуть прямо сейчас. Если он лопнет внутрь – гной попадет в кровь и это будет конец… Заражение, которое уже пошло под кожей, отравит кровь, и мучительная смерть будет неизбежной. Если наружу – то он попросту истечет кровью. Артерия слишком близко. Он не жилец при любом исходе. Так что хуже уже не станет.

Привычно взмахнув коготком, она словно бритвой вспорола гнойник. Содержимое его брызнуло наружу, и кузнец взвыл, от боли. Она хотела схватить его, за голову и зажать рот, чтобы не дергался, но растерялась… Это могло убить кузнеца, а она этого не хотела. Дилемма… делать больно она умела и любила, а вот как не делать!?

Быстро, выйдя из ступора, дева вновь навалилась на него сверху, своим весом, прижимая к постели. Кузнец пытался бороться, но очень слабо и неосознанно. Ее губы привычно припали к ране, чтобы отсосать остатки зараженной лимфы… но горячая, живая кровь опьяняла сильнее чем вино. Она закатила глаза, не в силах оторваться, и стиснула его тело словно трепыхающуюся дичь. Соски тут же отвердели, а плоть увлажнилась от внезапного возбуждения. Ее затрясло от первобытного удовольствия.

Сердце кузнеца вдруг затрепетало и захлебнулось на миг… Она отскочила, испугавшись своей жажды. Чтобы сдержать животный голод она прикусила ладонь, казнясь, что могла убить по привычке. Вкус его крови показался знакомым… отменную кровь трудно с чем -то спутать. Рядом, на столе стоял серебристый разнос с полотенцем, покрытым сухими бордовыми пятнами, и той самой чашей, что ей приносили изредка. Там же – тонкий стилет, зеркало и кожаный жгут… Она дернула его за руку. Так и есть – тонкие порезы на сгибе локтя подтвердили догадку. Следовало сразу догадаться. Но почему? Зачем ему это?! Держать в застенках такую тварь, при этом кормить и поить собственной кровью…

Что ж, к счастью, артерия осталась целой. Гной весь вышел. От ее слюны кровь в ранке быстро свернулась. Она принесла воды, чтобы омыть его шею. После, разодрав то самое полотенце, дева наложила повязку. Пальцы двигались быстро, уверенно. Это было не в новинку…

Теперь кузнец дышал слабо, но ровно. Она приложила ухо к груди, чтобы удостовериться в этом. Вскоре, его охватила лихорадочная дрожь и обильно выступил пот… Она знала, что нужно делать. Греть человека своим телом как-то не хотелось. Но растопить камин она не решилась. Дым из трубы мог привлечь нежеланных гостей. И тогда все – пиши пропало. Если раньше она еще питала какие-то иллюзии, то, теперь стало очевидно, что ближайшее ее будущее, зависело от него. Да и пасть ниже, она, пожалуй, уже не могла. О боги… неужели она сделает это!

Бесцеремонно перевалившись через кузнеца, дева улеглась рядом. Нелепо собрав его в охапку, она огляделась, и нащупала за спиной плед. Самой ей холодно не было, да и саднящие крылья никуда не деть. А вот его следовало бы накрыть. Ощутив живое тепло, человек неосознанно вжался в ее тело и свернулся в плотный комок, что само по себе даже оказалось приятно. Пригревшись, он, понемногу, перестал дрожать, и засопел…

Глава 4. Недоброе утро.

Согревание человека, тем более мужчины – мягко говоря, не свойственная роль для чистокровной валькирии. Учитывая, что с детства она не подпускала к себе никого на расстояние вытянутого лезвия. Согласно легенде, прекрасные небесные воительницы забирали души умерших воинов и уносили в Валгаллу – рай викингов. Но это лишь красивые слова. На деле, крылатая дева с мечом – последнее что видели тяжело раненые, а иногда и вполне здоровые воины. Их привлекала кровь еще живого человека. Нечаянные свидетели, рассказывали, что вблизи это совсем не так поэтично…

Прежде чем унести душу воина в валгаллу, крылатые бестии бились в экстазе. Зачастую, прямо на остывающем теле, в крови и грязи. Среди трупов, и еще живых воинов. Но им никто не мешал. В валгаллу хотели все…

Но, теперь она искренне переживала. Боялась, что кузнец не доживет до утра… не до конца понимая почему. Осторожно подтянув ноги, она не слишком деликатно поджала его к себе. Запах крови все еще возбуждал ее аппетит, но, теперь это было терпимо.

– Если так пойдет, – мелькнула мысль в голове – То она научится сдерживаться…

Заснуть удалось только под утро. Снились кошмары и всякая гадость из прошлой жизни. Многое было противно. Многое просто мерзко. Крылья ныли во сне и было холодно. Но потом, вдруг потеплело. Ей приснилось, что встало солнце и согрело ее своими лучами. Кошмары вдруг растворились, и воспоминания тоже. Впервые за несколько недель, она просто спала…

Пробуждение сильно затянулось. Никак не хотелось открывать глаз и возвращаться к суровой действительности. Кто-то заботливо укрыл ее пуховым одеялом поверх тонкого пледа. Приятно, черт возьми! А снаружи было прохладно… хотя явственно слышалось потрескивание дров в камине. Вскоре, она поняла, что лежит одна и открыла глаза. Солнце стояло в зените, освещая деревянный пол комнаты. Кузнец сидел напротив софы, в глубоком потертом кресле, сгорбившись и обхватив голову руками. Он был жалок. Из одежды на нем были только брюки, а торс украшали несколько свежих, характерных порезов, и синяков. Казалось, он спал… Но, когда она подошла ближе, между пальцев его сверкнул маленький ключик. Подумав, она осторожно примерила его к ошейнику. Тот негромко щелкнул и разомкнулся. Дышать стало заметно легче.

Взяв человека за волосы, она властно наклонила его голову в бок. Он не сопротивлялся. На шее отчетливо виднелись следы ее зубов. Она склонилась чтобы лизнуть свежую рану, от чего кузнец напрягся. На вкус все было нормально, и она осталась довольна. Однако, кузнеца еще потряхивало от слабости и… она ощутила знакомый запах страха. Страх жертвы – животный сигнал к действию.

В ее теле все забурлило. Сил было в избытке, и они вскипели внутри нее. Он же молча гадал, что будет дальше. Крылатую деву это будоражило. Сейчас он был и в сознании, и в ее власти. Власть… как же она важна! Что ж, раз так сложилось, обстоятельства, и взгляды на ближайшее будущее переменились… убивать его, она не станет. Рука не поднимается. Но кто ответит за позор, за унижение? Нет, он должен быть наказан! Наказан и унижен разом. За все и сразу. Но как? Ясно одно – ему должно быть так же пакостно и… тошнотворно!

Последняя фраза, мелькнув в голове, породила желание куда более извращенное, чем все предыдущие. Она мерзко оскалилась и закатила глаза в предвкушении… Мгновение – и мастер уже стоял на коленях у ее ног. Она вцепилась руками в его голову, оцарапав когтями кожу. Бесцеремонно перекинув ногу, валькирия уселась на него верхом. Ее промежность оказалась перед его носом и лицо кузнеца тотчас погрузилось в намокшее чрево. Взбухшие, увлажненные губы рывком притерлись к его небритым щекам. Усилив хватку, она втиснула свой лобок в его рот… Крепкие, словно отлитые из бронзы бедра, сомкнулись тисками. Так сильно, что его подбородок врезался в ее анус.

Ехидная улыбка не сползала с ее лица, пока она наблюдала, как ослабший кузнец тщетно пытается освободиться. Трепетал как птичка, попавшая в силки. Ее это искренне забавляло.

Когда он притих, пытаясь дышать, разгоряченная дева подалась вперед. Она обязательно хотела видеть его глаза в тот момент, когда горячая струйка, следуя ее позывам, превратится в поток, потечет по его губам, оросит язык и ударит прямо в горло.

Окрыленная своим изощренным замыслом, она испустила из себя то, что давно рвалось наружу. Спустя мгновение, она уже бурно мочилась в его глотку… Неистовое, животное исступление затмило рассудок, в момент, «упоительной» мести… Было до безобразия приятно! Почему она не делала этого раньше? Можно было устраивать целое соревнование на пару с боевой подругой. Это куда приятнее, чем просто пускать кровь налево и направо!

Когда бесконтрольные спазмы наконец, отпустили ее, парень уже терял сознание. Валькирия взглянула на него свысока. Наслаждаясь последними мгновениями жестокого экстаза, она еще пару раз сжала его напоследок… и вытерла промежность о его лицо. Сочтя, унижение достаточным, она наконец, разжала дрожащие от напряжения колени…

Жадно глотнув воздуха, кузнец, кинулся к окну и его тут же вырвало. И без того пустой желудок вывернулся на изнанку. Недавнее содержимое чужого мочевого пузыря погостив в его утробе рывками вырывалось наружу, залив подоконник и стену дома. В глазах потемнело. Ноги подогнулись, и он чуть не выпал наружу.

Она же, восторженно коснулась своих сосков, обтерла промежность тем, что попалось под руку, и довольно погладила себя по животу.

– Надо будет обязательно повторить – решила она про себя.– Ради такого стоит и потерпеть… влить в него побольше и посмотреть, что будет. Или как-то иначе это сделать. Более унизительно.... заняться то все равно не чем.

Дела кузнеца были совсем плохи. Возможно, он это и заслужил, но смириться пока не мог. Оставалось надеяться, что так все и кончится. Но теперь он знал, что от нее можно ждать любых сюрпризов. Сердце стучало тяжелым молотом, удары которого болезненным эхом отдавались в голове и теле, при малейшем движении. Он выкинул из головы все. Обиду, боль, страх, злость… Думал только о том, что нужно пережить этот день. Просто пережить. Дотянуть до утра, ведь там начнется новый день. Обязательно начнется! А новый день – это новая жизнь…

Выглядел он действительно плохо. Опустошенная, дева лениво прошлась по комнате и присела рядом. Но он оттолкнул ее от себя, с силой раненого зверя… за что тут же получил пощечину и новые шрамы. Парень сполз на пол и закатил глаза. Кровь выступила на ранках и капельки ее упали на пыльный пол. Черт! Она опять сделала гадость… Сознание разрывалось надвое… вновь мерзкая натура показалась наружу. Она сделала это не думая, по накатанной колее, снова… Нужно будет наказывать его реже, иначе долго не протянет.

То ли вид крови, то ли запах, исходящий от человека, послужили причиной… но желудок отозвался приступом тошноты. Закружилась голова и она, оступившись села на ковер. Было неприятно, но продолжалось это не долго. На всякий случай она смазала новые ранки своей слюной, чтобы больше не гноились. Даже сейчас, грязный, вонючий и униженный, он казался ей намного лучше себя. Приступ волнения и сильной обиды, не понятно на кого, всколыхнул ее душу. Она снова ощутила себя дрянью. Ненавидя себя за это, она спустилась на нижний этаж, и залилась слезами. Она проплакала целый час. Это был второй раз в ее жизни. Первый был, когда она покинула отчий дом…

Спустя полтора часа, она заглянула наверх. Кузнец лежал все там же, у окна, оперевшись о стену. Солнце клонилось к закату. Он тихо пребывал в забвении, немного пригревшись под теплыми лучами. Слабость, и тошнота дополнялись привкусом не слишком чистой, женской плоти на языке. В какой-то мере, он заслужил расплаты, и мог ожидать ее. И даже простился со своей головой… Но такого исхода точно не ждал. Сколько злобы… ненависти… и какая изощренная изобретательность! Свежие ранки противно саднили. Кузнецу надо было бы убраться отсюда, пока жив, но не было сил, даже сплюнуть ту гадость, что болталась во рту. Удивительно, что он еще дышит… Об этих, якобы божественных тварях, рассказывают страшные вещи. Теперь и ему есть что рассказать. Вернее – о чем помалкивать.

Кузнец несколько раз пытался осмыслить свое положение, но, отчаянно цепляясь за обрывки ускользающих мыслей, снова впадал в забытье…В следующий раз, мастер проснулся далеко заполночь. Уже светало. Встать не было сил, но очень хотелось воды. В глазах все плыло, начинался жар. Он сильно закашлялся, и чуть не взвыл от боли в груди. Кто-то подал бутылку. В ней было вино. Хотелось бы ледяной колодезной воды, чтобы ощутить ее свежесть внутри себя. Но, вино хотя бы перебило мерзкий привкус во рту. Что же такое нужно было выпить, чтобы такая гадость осталась на языке? Он начал вспоминать, что произошло и тут же сел. Голова кружилась, но он заставил себя это сделать. Обрывки памяти проступали в мозгу, словно брызги крови на чистой холстине, завязанной поверх рваной раны.

Ощутив прикосновение, мастер обернулся… Рыжая бестия, скрестив ноги, возлежала прямо за спиной. Ее когтистые пальцы неплотно сжимали его предплечье. Страх прокатился волной по телу. Находиться рядом с ней, все равно, что почесывать шею опасной бритвой. Стоило больших усилий, чтобы не сорваться с места. Но бегать он не привык. Да и от чего? Он и так в ее власти уже… примерно сутки. А может и дольше. Кроме того, она что-то сделала с его шеей. Он смутно помнил боль от ее зубов и когтей. Ребра болели от мертвой хватки. И откуда эти повязки на теле? Кроме нее никто не мог их сделать…

Когтистые пальцы легко разжались. Смутно понимая, что прямой угрозы нет, кузнец все же переполз в кресло, чтобы скоротать остаток ночи. Так он мог ее видеть, хоть и не четко, и чувствовал себя куда комфортнее. Валькирия, отпустив его со вздохом облегчения, перевернулась на живот и распласталась по софе…

Глава 5. Тайна останется тайной.

Утро началось внезапно. Кто-то сильно тарабанил в двери и кричал. Кузнец подскочил на ноги и кинулся к окну.