Как осознать себя? Россия: вера, народ, судьба

Варяги пришли на Русь в IX веке, потому что русские племена не могли решить вопросы власти самостоятельно, а высокий уровень развития требовал объединения народа, прежде всего в военных задачах. Такой эффект дало привлечение варягов, которые были немногочисленны, подчинялись одному князю – Рюрику. Они создали аристократию, которая способна была действовать совместно. Этот замысел древних русских политиков удался. К сожалению, нам неизвестны их имена. Но, безымянные, они смогли обуздать своевольную природу людей, ожесточенных противостоянием братских родов, и направить силы нации в русло здравомыслия и развития. Варяги стали той скрепой, которая удерживала Русь от масштабной гражданской войны, несмотря на то, что противостояние князей, нередко переходившее в серьезные схватки и короткие войны, продолжалось практически постоянно. Но это было противостояние в новой аристократии, противостояние, ожесточение которого еще не имело влияния мстительной памяти, уходящей в глубину веков. Что, вероятно, а это легко предположить, присутствовало в отношениях прежней, славянской, аристократии.

Следует отметить, что такой характер отношений в элите русского народа не был каким-то особым национальным изъяном русских. То же самое было и в среде варягов, непрерывно воевавших друг с другом. Согласно историческим свидетельствам, Рюрик согласился на княжение в Новгороде именно в силу того, что его соплеменники выталкивали его из своей среды. То есть ему княжение на Руси было спасением от единоплеменников, так как позволяло благополучно «унести ноги». Ту же картину можно наблюдать у всех народов, проходивших непростой путь централизации национальной власти.

Род Рюриковичей со временем разросся. И это повлекло новые проблемы управления. И в среде князей Рюриковичей, как в свое время и в среде славянских князей, за века схваток за столы княжения, накопился пласт вековой ненависти, личных и родовых счетов, возобновилась культура непримиримой борьбы за власть в мелких и больших княжествах. Русские, что совершенно очевидно, увязали в решении этой проблемы, хотя бы по причине отвлечения сил на непрерывную борьбу со степью.

Кроме того, действовала и другая причина. Она очевидна и проста. Проблемы настоящего всегда коренятся в прошлом. Поскольку единожды был применен, если можно так выразиться, «форсаж» в историческом созревании государственных отношений, и этот способ, очевидно, себя оправдал, так как позволил решить насущные и неотложные проблемы нации, – постольку последствия такого способа не могли быть только положительными. Ведь созревание государственных отношений произошло не в самом древе нации, а на его привитой части. Если бы русские вызрели до централизованной власти сами по себе, без привлечения третьей силы, то это была бы органичная для славянства форма царизма. Но варяги принесли с собой не только вышеназванные преимущества, но и свои недостатки. Иными словами, варяги, читай германцы, состоялись как государствообразующий народ именно потому, что оказались в необычной ситуации в России. Сами по себе они государствообразующий процесс пройти к тому времени не смогли бы. И у них, как у народа, были свои сроки этого пути. Очевидно, что исторические сроки процесса централизации власти в государстве у русских были в какой-то степени затянуты на сроки варягов. Известно, что единокровный варягам немецкий народ создал свое государство через тысячу лет после русских, в XIX веке. У шведов, тоже родственников варягов, это произошло несколько раньше, в XV веке. В то время как русские оформились в виде государства в IX веке, а как постоянный военно-экономический союз эффективно существовали еще с VI века н. э.

Некоторые талантливые русские лидеры, такие как Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Андрей Боголюбский, не могли изменить систему. Риски внешней опасности сохранялись. И у Руси не было возможности, чтобы самим по себе пережить внутреннюю смуту. Как сказано выше, все решала третья сила, позволявшая избежать распада и гибели нации.

Нам неизвестно, как политики XIII века, при новом обострении гражданской войны, обдумывали способы привлечения такой третьей силы на Русь. Но жизнь распорядилась по-своему. Мощный враг сыграл предопределенную роль. Этой силой стали монголо-татары.

О монголо-татарском иге известно каждому.

Думаю, не требует доказательств активная роль ханов Золотой Орды в определении великого княжения на Руси и военная помощь, которую татары постоянно оказывали своим великокняжеским ставленникам против их непокорных князей – сородичей. Наверное, не будет преувеличением сказать, что если бы Москва не опиралась на постоянную военную помощь татар, то она не смогла бы объединить вокруг себя большинство русских княжеств и не смогла бы, таким образом, объединить русскую нацию, прекратить гражданскую войну, которая, несмотря на иго татар, велась между князьями регулярно. При этом, конечно, стратегической целью московских князей оставалось освобождение от татарского ига. Но путь к этому лежал через объединение русских земель. А в этом нелегком деле опорой русских были, в первую очередь, татарские войска.

Таким образом, механизм выхода славян из гибельной междоусобицы носил вполне конкретный характер. Это было форсирование централизации власти с использованием третьей силы, роль которой играли народы, которые в данный конкретный момент были организованнее, сильнее и могли систематизировать национальные отношения русских в интересах централизации власти.

То же самое можно проследить в период польского ига начала XVII века.

После смуты – по существу, гражданской войны, вызванной кризисом власти, – у русских практически не оставалось иного выбора, чтобы выйти из нее, – только привлечь третью силу. Реальной силой того времени для русских были поляки. Проникновение польской культуры уже длительное время влияло на русскую аристократию. После царствования Иоанна Грозного возвращались из эмиграции многие князья и бояре, которые спасались от царского гнева в Польше. Поэтому призвание на русское царство польского королевича Владислава выглядело в глазах большинства аристократии того времени самым реальным способом успокоения страны. Логику русских, принимавших такое решение, воспроизводит исторический роман Загоскина «Князь Милославский».

Очевидно, однако, что, призывая польскую корону возглавить Россию, русские политики не ставили своей целью принятие католичества, хотя риск католической экспансии, конечно, был. Цель была проста. Страна перестала подчиняться центральной власти. У центра не хватало административных и военных ресурсов, чтобы восстановить управление громадными территориями, большей частью впавшими в состояние хаоса. Такой ресурс можно было получить только извне, либо найти объединительный мотив для разобщенных до состояния хаоса русских сил. Во всяком случае, внутренние единые силы объективно отсутствовали. То есть работал способ займствования энергии чужих народов для переживания кризисов государства.

Присутствие поляков в Москве, их административное воздействие на страну привели к ожидаемым результатам. В этом смысле нельзя отрицать, что оно имело свои позитивные последствия. Во-первых, поляки смогли ослабить, практически разбить войско самозванца Лжедмитрия II (Тушинского вора). Во-вторых, сознание людей переключилось на привлечение легитимной царской власти. Ведь, кроме Лжедмитрия II, казачьи отряды водили по стране более десятка претендентов на трон с такими «царскими» именами, как Брошка, Осиновик, Лавер и пр. Привлечение легитимной польской династии на трон означало изменение вектора политической борьбы. В сознание народа, большей частью, несомненно, потерявшего всякие ориентиры, возвращалась мысль, что царь должен быть законным, но русским.

Затем, когда переговоры с поляками зашли в тупик и окончились арестом русских переговорщиков, а поляки открыто стали действовать как интервенты, тогда у русских, во многом под впечатлением писем патриарха Гермогена, возник стимул борьбы с оккупантами, что дало объединяющий мотив для всех национальных сил. Одна из самых сильных струн русской души – это борьба за независимость, против внешней агрессии.

Другой важнейший моральный повод объединения для русских – это неприятие католичества, которое активно, вопреки первоначальным обещаниям, стали насаждать поляки.

Поляки сыграли для русских объединяющую роль общего врага. Происходило это в другую историческую эпоху и выглядело по-иному, чем с монголо-татарами и варягами, но суть от этого не менялась.

Следующий период иностранного ига, в виде мягкой культурной интервенции, начался с Петра I, а наиболее ярко выразился в царствования Анны Иоанновны, Петра III и Екатерины II.

Это явление видится также как выход России из масштабного национального кризиса, который характеризовался гражданской войной.

Речь идет о расколе. Поразительный факт, но это, может быть, единственная в мировой истории гражданская война, в которой предпочитались пассивные формы протеста, хотя, конечно, военные операции также были нередки. В исторической литературе зафиксированы различные сведения о коллективных самосожжениях старообрядцев. Цифры называются с большим разбросом. Бесспорно, что люди сжигали себя сознательно, иногда целыми деревнями, и счет этот идет на многие тысячи. Были и многочисленные вооруженные выступления, восстания, а также эмиграция и уход населения в глухие места. Есть утверждения, что погибли миллионы людей. Процесс этот принял характер жесткого духовного противостояния, в котором пассивное сопротивление, до времени, преобладало…

Кстати, после введения в конце XVIII столетия императором Павлом I единоверия, как формы компромисса, старообрядцы и единоверцы до двадцатых годов XX века заселяли огромные территории Заволжья, Урала, Сибири и Севера страны. И что характерно, в отношении них был особенно непримирим и беспощаден террор большевиков, которые революцию делали и на деньги старообрядцев, сводивших счеты с династией Романовых. Старообрядцы имели, как правило, сравнительно высокий уровень жизни, а мотивы тривиального грабежа были у большевиков ведущими, как и способность к обману.

Особенность раскола, как гражданского противостояния, в том, что он носил исключительно духовный характер. А противостояние духовное не изживается в одночасье, даже сроком жизни поколения. Не изжиты последствия этого кризиса и сегодня, хотя минуло более трехсот лет.

* * *

Истоки и история раскола не во всем прослеживаются, они далеко неоднозначны и не всегда могут быть адекватно оценены нами.

Прямо сказать, действия русского правительства и патриарха Никона трудно понять во всей их полноте.

С легкой руки дворянской историографии, принято считать, что царь Петр избавил страну от технологического отставания, привлек в страну европейскую культуру, науку и прочее. Только объясните мне, чем технологическое отставание при Петре I больше того же отставания при Николае I или больше сегодняшнего технологического отставания? Конкретно, в исторической литературе вы не встретите никакого описания технических преимуществ западной армии в эпоху Петра. Аргумент в виде поражения Петра под Нарвой мало убедителен, так как основная причина поражения – в неумелом командовании. Историческим фактом является то, что встретились два полководца: один – имеющий боевой опыт, а другой – без него. Неопытный испугался и убежал накануне сражения. Армия это поняла и разбежалась следом. Преимуществ шведская армия не имела. Преимущества были у русской армии. Но все решило состояние духа, так как шведы видели впереди себя своего короля. А что касается техники, то Россия всегда шла позади Европы в технологиях. Потому как устройством удобств жизни в Европе занимались на базе римской цивилизации, начав это делать за полторы тысячи лет до России в теплом климате, при отсутствии постоянных набегов и пр. У нас остановить набеги удалось только в XVII веке. А климат суров и сегодня. Но Россия всегда, пусть и с некоторым отставанием, находила в себе силы для рывка в военных технологиях. Для русского народа типичный образ жизни, и, если хотите, идеал ее выражается просто: достаток и защищенность.

Это стандартное, как и сегодня, состояние русской цивилизации, обеспечивавшей себе безопасность и сохранение уникального образа жизни.

Тем временем раскол своими последствиями душил страну. Упорное неподчинение, а то и спонтанно возникавшее военное сопротивление, сопровождало все царствование Алексея Михайловича и его детей. Какой мог быть выход? Династия понимала, что рано или поздно народ заставит платить по счетам ее политики. Но выход был в привлечении третьей силы. Сопротивление народа переключили на иностранцев. Так это случилось. Унижение раскола затмило новое унижение с брадобритием, насильственным внедрением чуждых обычаев, манер, речи, повсеместным присутствием иноземцев на управляющих должностях. Дворянство срочно перенимало обычаи говорить на чужих языках, носить заморское платье, питаться и устраивать свой быт в подражание чуждому образу жизни. Все это достигло апофеоза при Анне Иоанновне и Екатерине II. Раскол из религиозного – стал социальным. Внимание народа, его гнев обрушивался уже на привилегии иностранцев, а затем и дворянства, а не на религиозные действия правительства. Но тут твердой опорой царства стали дворяне, в то время как при расколе не обладавшее никакими привилегиями дворянство легко принимало сторону восставших. В состоянии раскола царь имел весьма аморфную социальную опору, которой мог в любой момент лишиться, что и подтвердили стрелецкие бунты и казацкое восстание Степана Разина и множество менее значительных восстаний. Социальную опору против раскола обрел царь Петр в дворянстве, предоставив ему большие привилегии, заменив таким образом аристократию боярскую на дворянскую. Этим были ослаблены и силы раскольников в высших слоях общества.

Так состоялось разделение нации по социальному признаку. Дворяне составили собой одну часть, а крестьяне – другую. Части эти говорили на разных языках. Дворяне почти не употребляли русский язык и в основном были чуждыми русской культуре и Православию, конечно. Этот новый раскол снизил накал раскола церковного, отвлек от него внимание. Что ни говори, а религиозная борьба могла перейти в смертельную схватку на уничтожение. В то время как социальное противостояние было, по сути, неизбежным и принималось все-таки как «Божие устроение».

Но такое социальное противостояние вскоре выразилось в пугачевском восстании, а затем в нарастающем постепенно, в течение столетия, революционном движении.

О революционном движении в России сказано и написано много.

Народ не может существовать в своем имперском развитии исторически длительный срок. Длительность вспышки энергии даже великого этноса всегда в пределах 2–3 столетий. Эти сроки национальной или этнической имперской активности в исторической литературе уже являются общим местом. Для примера достаточно вспомнить имперскую активность Испании или Англии, которых хватило на двести лет реальной имперской политики. Но с затуханием собственной национальной энергии у русских остается механизм мудрости, – не интеллектуальной, потому как умом не привлечешь к себе иного народа. Здесь становится важной мудрость характера. А у русских терпение да смирение и есть их мудрость, которая их спасала и спасает в моменты истощения народных сил, как правило после необыкновенно жестоких, тотальных внешних войн. Смирение да терпение позволяют русским уживаться с чужими народами, как бы перепоручая им себя грешных, ослабленных в испытаниях и потому воспринявших свои беды как наказание за грехи и оттого смирившихся и предавших себя испытанию терпением.

Затем следует освобождение от такого контроля. Так, восстанавливаясь, используя в периоды своей слабости чужую силу, русский народ продолжает свою реальную имперскую политику уже тысячу лет. Русские смогли то, чего не смогли ни Римская империя, ни Византия. Они сделали империю, которая не умирает, а возрождается после кризисов много сильнее и существует столь долго, что сравниться с нею в этом не может никто в истории.

Русский народ, ослабленный в испытаниях, всегда находил и сейчас находит в себе силы постепенно переварить и обрусить «менеджеров»-инородцев, взяв себе их навыки, когда на время уступает им бразды правления. В истории царствования Иоанна Грозного есть такой, весьма символичный, эпизод, когда в 1575 году царь посадил на свой трон служившего ему крещеного татарского князя Симеона Бекбулатовича, назвал его великим князем, обязав величать его так, заставил восседать на троне, вести прием послов, председательствовать в боярской думе, подписывать указы и пр. Сам при этом Иоанн Грозный сидел в ряду бояр, как рядовой придворный, и обращался к Симеону с челобитными, подписывая их «Ивашка Васильев». Только вот держава и скипетр, и корона, как высшие символы власти, как и реальная власть, Симеону не передавались. Так минул год, после которого все вдруг встало на свои места…

Конечно, любая политика имеет элементы риска. Слабое место такой политики – в механизмах освобождения от иностранных «менеджеров». Вернее, в механизмах их перерождения, ассимиляции, превращения в русских. Этот процесс всегда оставался под контролем русских, пока они имели своего самодержца.

Со свержением самодержавия механизм стал весьма рыхлым. Вероятно, не будь жестокостей гражданской войны, удалось бы довольно быстро пережить болезнь большевизма и восстановить монархию, так как история многих стран показывает, что более сорока лет реально коммунисты править не могли. И поколения, не знавшие большевизма, еще были бы живы и смогли бы вернуть страну в русло нормальной политики. Но Гражданская война, выбившая целые классы населения (дворянство, духовенство, купечество), ослабившая крестьянство, а за ней Вторая мировая война – укрепили большевизм на большой срок, до восьмидесяти лет. И еще до его неизбежного ухода (так как любое зло временно) безвозвратно ушли и те поколения, что знали прежнюю Россию. Сегодня механизм освобождения от интернационального ига у русских весьма изменчив и неконкретен. Представляется, что ясность он может приобрести только с осознанием большинством народа необходимости возрождения русской самодержавной власти.

Повторю, что если Испания и Англия и существуют весьма долго как государства, то они не смогли существовать более 200 лет как империи. Россия в качестве империи, то есть государства, включающего в себя множество разноплеменных, в том числе некоренных народов, существует с IX века. Каждый кризис империи предполагал последующий взлет национальной активности и силы. И, соответственно, за таким взлетом наступал новый кризис, и нация искала новый источник силы.

Слово Льву Тихомирову.

Последнее письмо Столыпину

«Ваше высокопревосходительство,

уважаемый Петр Аркадьевич!

…Вы убеждены в необходимости народного представительства. Я также принципиальный сторонник его и не представляю себе Самодержавия без народного представительства. Но 1906 год не дает нам и народного представительства. Он создает представительство партий. Тут не истинно народная точка зрения, не швейцарская, например, а точка зрения власти политиканства, французская (бенжамен-констановская).

Если мы хотим народного представительства, то должны его выращивать непременно при Самодержавии. А конституция 1906 года подрывает и то и другое.

…Этот строй уже практически показал свое полное несоответствие с задачами хорошего управления страной. Полный противоречий по внутреннему смыслу, он порождает борьбу не только партий, но даже самих государственных учреждений, и это потому, что у государства отнято действие необходимой части механизма, последней решающей инстанции, то есть Верховной власти. Когда Верховная власть не лишена своих прав, то если она даже ими не пользуется (как и должно быть, пока дела идут хорошо), ежеминутная возможность ее выступления держит всех в должном порядке.

Но когда конституция закрывает для Верховной власти реальные способы проявления, то государство погружается в беспорядки.

Строй 1906 года, будучи по смыслу двойственным и уклоняясь от ясного отношения к какой бы то ни было Верховной власти, и сложился так, что в нем все могут мешать друг другу, но нет никого, кто принудил бы государственные учреждения к солидарной работе. Сам Государь Император может самостоятельно лишь не допустить закона восприять силу, но создать потребного для страны закона самостоятельно не может. Но такое построение учреждений годилось бы только при задании «ничего не делать», а ведь государство, наоборот, имеет задачей работать, и особенно в стране, столь расстроенной за предыдущие годы бедствий и смут.

Этот строй, крайне плохой в смысле аппарата, сверх того, совершенно антинационален, то есть не соответствует ни характеру нации, ни условиям общего положения Империи. От этого в стране порождается на всех пунктах дезорганизация. Единящие элементы ослабляются. Появляется рыхлое, скучающее, недовольное настроение. Русские теряют дух, веру в себя, не вдохновляются патриотизмом. При этом классовые и междуплеменные раздоры необходимо обостряются.

Россия составляет нацию и государство, великие по задаткам и средствам, но она окружена также великими опасностями. Она создана русскими и держится только русскими. Только русская сила приводит остальные племена к некоторой солидарности между собой и с Империей. Между тем мы имеем огромное нерусское население, в том числе такое разлагающее и антигосударственное, как евреи. Другие племена, непосредственно за границей нашей, на огромные пространства входят в чужие государства, иные из которых считают своим настоящим отечеством. Мы должны постоянно держаться во всем престижа силы. Малейшее ослабление угрожает нам осложнениями. Внутри страны все также держится русскими. Сильнейшие из прочих племен чужды нашего патриотизма. Они и между собой вечно в раздорах, а против господства русских склонны бунтовать. Элемент единения, общая скрепа – это мы, русские. Без нас Империя рассыплется, и сами эти иноплеменники пропадут. Нам приходится, таким образом, помнить свою миссию и поддерживать условия нашей силы. Нам должно помнить, что наше господство есть дело не просто национального эгоизма, а мировой долг. Мы занимаем пост, необходимый для всех. Но для сохранения этого поста нам необходима Единоличная Верховная власть, то есть Царь не как украшение фронтона, а как действительная государственная сила.

Никакими комбинациями народного представительства или избирательных законов нельзя обеспечить верховенства русских. Себя должно понимать. Как народ существенно государственный, русские не годятся для мелочной политической борьбы: они умеют вести политику оптом, а не в розницу, в отличие от поляков, евреев и т. п. Задачи верховенства такого народа (как было и у римлян) достижимы лишь Единоличной Верховной властью, осуществляющей его идеалы. С такой властью мы становимся сильнее и искуснее всех, ибо никакие поляки или евреи не сравнятся с русскими в способности к дисциплине и сплочению около единоличной власти, облеченной нравственным характером.

Не имея же центра единения, русский народ растеривается, и его начинают забивать партикуляристические народности. Историческая практика создала Верховную власть по русскому характеру. Русский народ вырастил себе Царя, союзного с Церковью. С 1906 года то, что свойственно народу, подорвано, и его заставляют жить так, как он не умеет и не хочет. Это, несомненно, огромная конституционная ошибка, ибо каковы бы ни были теоретические предпочтения, практический государственный разум требует учреждений, сообразованных с характером народа и общими условиями его верховенства. Нарушив это, 1906 год отнял у нас то, без чего Империя не может существовать, – возможность моментального создания диктатуры. Такая возможность давалась прежде наличностью Царя, имеющего право вступать в дела со всею неограниченностью Верховной власти. Одно только сознание возможности моментального сосредоточения наполняло русских уверенностью в своей силе, а соперникам нашим внушало опасения и страх. Теперь это отнято. А без нашей бодрости некому сдерживать в единении остальные племена.

Такое обессиление и разъединение (на политические партии. – Авт.) русских произведено как раз в историческую эпоху, требующую особенного сплочения. Идет последний раздел земного шара. Мир ходит на вулкане международной борьбы за существование. А внутри обществ (вследствие классового характера государств, утративших единящую власть Монархии) развилась язва социализма, вечно грозящая потрясениями и переворотами. При таких-то условиях мы отбросили важнейшее свое преимущество пред другими народами – возможность Верховного примирения враждующих, обуздания эксплуатации, усмирения бунтующих грозным мечом диктатуры. Но такой строй не может держаться. Он и сам рассыпается, потому что бессилен, не авторитетен, не развивает действия, порождает борьбу, которую не в силах сдержать. Жить он не может, но он может вместе с собой погубить Россию.