Жизнь и учение Конфуция
После смерти Конфуция Цзы Сы сделался, говорят, учеником философа Цзэна, но он пользовался его наставлениями с рассуждением, и в одном случае, который рассказывается в Ли-цзи, ученик внезапно занял место учителя. Когда он жил в большой бедности, один из друзей его принес ему пшеницу, которую он охотно принял. Тогда другой друг осмелился послать ему бутылку вина, но он отказался принять ее. «Но вы приняли ведь пшеницу от другого, – начал говорить этот, – почему же вы отказываетесь принять мой подарок, который не меньшей ценности? У вас нет никакого повода для этого. А если вы хотите показать на вашу независимость, так вы должны были бы делать это более совершенно». – «Я так беден, что нуждаюсь. Боясь же, чтобы я не умер и не перестал бы таким образом служить моим предкам, я принимаю пшеницу как подаяние, но вино и сушеное мясо, которые вы предлагаете мне, это уже некоторая роскошь, а для бедного человека неразумно пировать. И вот почему я отказался от вашего подарка. А вовсе я не думаю о том, чтобы проявить свою независимость».
То же самое значение, собственно говоря, имеет и рассказ о Цзы Сы, который мы находим у Лю Синя. Ученый этот говорит о том, что когда Цзы жил в Вэй, то у него всегда был сюртук в лохмотьях, он не носил никакого белья и в течение трех недель ел только девять раз. Герцог, услыхав о том, в каком грустном положении он находился, послал ему сюртук на лисьем меху. Боясь, что он затруднится принять его, он присовокупил следующее письмо: «Когда я одалживаю у человека, я забываю об этом. Когда я даю что-нибудь, я расстаюсь с этим так же свободно, как если бы я это выбросил вон». Но Цзы Сы отклонил подарок, таким образом предложенный, и когда герцог сказал: «Я имею, а вы не имеете, почему же вы не хотите взять этого?» – тот отвечал: «Вы даете это так грубо, как если бы вы выбрасывали ваши вещи в канаву. Как бы беден я ни был, я не могу думать, что мое тело – это грязная канава, – и не могу решиться принять ваш подарок».
Мать его после смерти отца вышла второй раз замуж и переехала на жительство в другую провинцию. Поступок этот считается в глазах китайцев в высшей степени предосудительным, но, тем не менее, когда мать его умерла, Цзы Сы чрезвычайно ее оплакивал.
Когда ученики его говорили ему о том, что этого не следует делать, потому что мать его совершила незаконный поступок, он им отвечал: «Да, я не прав, я не прав», – и с этими словами уходил от них и рыдал еще больше.
В своей семейной жизни он был, кажется, несчастлив. По каким-то причинам, которые до нас не дошли, он даже развелся со своей женой, следуя в этом, как кажется, примеру самого Конфуция. После смерти его жены сын его не носил по матери траура. Ученики его были этим удивлены и спрашивали у него: «Разве отец ваш не носил траур по вашей матери, хотя они и были разведены?» – «Да», – был ответ. «Тогда почему же вы не заставите своего сына Пи носить траур по своей матери?» Цзы Сы отвечал: «Отец мой поступал почти совершенно, но я не могу достичь этого. Когда она была моей женой, она была и матерью моего сына; когда она перестала быть моей женой, она перестала быть и матерью сына».
Все это рисует нам Цзы Сы как человека с сильными чувствами и сильной волей, независимого и имевшего стремление к аскетизму.
В качестве общественного деятеля мы находим его при дворе герцогов Вэй, Су, Лу и Пи, и каждый из них чрезвычайно его почитал.
Однажды герцог Вэй заявил Цзы Сы, что он очень польщен тем, что этот философ пришел к нему в герцогство, и надеется, что тот не откажется продлить дальше свои благодеяния. Философ отвечал: «Если бы я пожелал вас наделить деньгами или шелком, то ваша казна полна ими, а я беден; если бы я пожелал вас одолжить добрыми хорошими речами, то я боюсь, что это не подошло бы к вашим идеям и я говорил бы напрасно, а вы не слушали бы меня. Один путь, которым я могу сделать вам одолжение, это рекомендовать вашему вниманию достойных людей».
Герцог сказал: «Я именно и желаю достойных людей». «Тем не менее, – сказал Цзы Сы, – вы не в состоянии оценить их». «Мне очень хотелось бы знать, кого вы считаете достойными людьми?» – был ответ. Цзы Сы отвечал: «Хотите ли вы избрать себе чиновников только для того, чтобы они были чиновниками по названию или чтобы они действительно служили государству? «Разумеется, ради последнего», – сказал герцог. Тогда гость продолжал: «На восточной границе вашего государства есть некто Ли И-инь, который действительно достойный человек». «А кто были дед его и отец?» – спросил его герцог. «Они были простые крестьяне», – был ответ, за которым герцог разразился смехом, говоря: «Я не люблю крестьян; сын крестьянина не может быть годным для моей службы. Я не могу допускать лиц низших сословий на ту службу, которая является наследственной». Цзы Сы заметил на это: «Я упомянул о Ли И-ине только ввиду его способностей. Какое дело до того, кто были его родители? Ведь герцог Чжоу был великий мудрец и Кан Шу был великий человек; тем не менее, если вы проследите, кто были его предки, то, наверно, вы найдете, что они были крестьянами. Да, я был прав, думая, что при выборе своих чиновников вы не руководствуетесь тем, чтобы они были достойные слуги, а руководствуетесь чем-то другим». На этом разговор кончился. Герцог молчал.
Из всех рассказов о Цзы Сы обнаруживается его независимый характер, как в частной, так и в общественной жизни. Он был достойным внуком Конфуция.
Да-сюэ, или Великая наука Конфуция
Представляя публике перевод главных священных книг китайцев, мы должны предупредить, что сделан он не прямо с китайского языка, а с французского и английского языков. Так как французский и английский переводы с китайского между собой разнились иногда в существенном, вообще же французский перевод отличался чаще растянутостью, тогда как английский – слишком большой сжатостью, переводчик на русский язык, усвоив себе смысл и суть учения Конфуция, старался не отступать от этого смысла и пользовался тем переводом на французский или английский язык, который наиболее этому общему смыслу удовлетворял. При этом в каждом отдельном случае, в особенности в случаях важных отступлений от того или другого перевода, делались соответственные примечания, в которых эти отступления и излагались. Наиболее обстоятельным все-таки является английский переводчик Легг, а потому Великая наука и Учение о середине переведены с английского, и этот перевод сверялся с французским переводом Потье, русским переводом Конисси и профессора Васильева в его хрестоматии. Что же касается перевода разговоров Конфуция, то таковой сделан с французского и затем сверен с английским. (…)
Первая священная книга китайцев
Предисловие к комментариям Да-сюэ китайского ученого Чжу Си
«Великая наука» – это книга, которую в древности люди изучали в школе Великой науки (Высшее императорское училище) и в которой предлагались людям правила жизни.
Люди все произошли от Неба, и потому нет ни одного человека, чтобы в сердце ему не было заложено любви, добродетели, правды, обходительности и мудрости. Но хотя и во всех людях есть от рождения природное добро, только редкие из них могут воспитать в себе это добро и возрастить его до конца. От этого-то и бывает, что не все люди знают, могут знать то добро, которое есть в них, и не могут его в себе возрастить. Но зато люди с большим смыслом, умом и мудростью природной могут возрастить в себе свое душевное добро, и эти-то отличаются от толпы других людей. Вот этим-то людям Небо и дало приказ быть вожаками, учителями людей из рода в род, приказано им управлять ими и научать их с тем, чтобы все вернулись к своей природной чистоте. Вот такими-то людьми и были цари Фуси, Шэньнун, Гуань-ди, Яо, Шунь; они получили от Неба высший сан, их помощники исполняли их приказы. И поучения их разошлись везде. И вот дошло до того, что во дворцах царей и в самых последних деревушках не было такого места, где бы не учились. Как только мальчику равнялся девятый год, – будь он царский, княжеский сын или простого мужика, – он поступал в малое училище и там его учили сажать, поливать, окапывать, чистить, учили, как отвечать учтиво тем, которые его спрашивали, учили, как выходить и здороваться, учили, как принимать гостей и как провожать, как ездить на лошади, как стрелять из лука, и учили их читать, писать и считать.
Когда детям исполнялось 14 лет, то их, начиная с наследного принца и других сыновей императора до сыновей князей, первых министров, правителей областей, ученых и докторов, которым предназначались какие-либо государственные должности, а также выделяющихся блестящими способностями детей простого народа, посылали в Высшее училище и учили там углубляться и постигать начала вещей, очищать желания свои, исправлять себя, совершенствовать себя и управлять людьми. Таким образом, науки разделялись на малые и великие. И этот-то истинный способ обучения людей вследствие такого разделения и такого расположения наук был очень распространен в государстве и доступен всем.
Помимо этого царь исполнял все то, что мог и должен был он делать для распространения истинного учения. От народа не требовали платы за обучение детей и не брали на государственные нужды ничего из того, что составляло предмет насущных потребностей народа. И потому прежде не было никого, кто бы не изучал великой или малой науки. А тот, кто занимался этими науками, старался познать истинные душевные влечения, которые в сущности в каждого из нас заложены, стараясь познать ту жизнь, которую должно жить, и всякий употреблял все силы ума и души, чтобы достигнуть своего небесного предназначения.
А от этого-то и произошло, что люди считают тот век золотым веком и что в тот век были такие прекрасные правители и нравы, и вот почему понятно, что если в последующие века и не достигли такой высокой степени совершенства, так это происходило оттого, что пренебрегли этими науками.
При последних царях из династии Чжоу, когда цари, отличавшиеся святостью и добродетелью, стали переводиться, наставлениям, которые преподавались в великих и малых школах, стали придавать мало значения, святое учение было в пренебрежении и попиралось, а общественные нравы пришли в упадок. И вот в это-то время общего упадка и распущенности осветила мир святость Кун-цзы[61]. Но так как Кун-цзы не удалось добиться от царей, чтобы они назначили его министром или дали бы какую-нибудь другую подобную этой высокую должность, для того чтобы законами предписывать исполнение его наставлений и учения, то он уединился, собрал законы и распоряжения, которые издавали древние цари, внимательно исследовал их и передал их потомству для просвещения в будущие века через своих учеников. Главы «Цюй ли», «Шао и», «Нэй цзэ»[62] описывают обязанности учеников и относятся к малой науке, у которой они как ручьи или придатки; но мы займемся Великой наукой – наукой, свойственной зрелым умам, ввиду того, что она более важна и имеет целью своей обнаружить и сделать очевидным для всех те законы неба, которые теперь скрыты от людей, потому что сердце их стало порочно и помыслы их сделались грязными.
Перед книгой, написанной Кун-цзы, как заглавный лист написаны те великие начала, которые должны служить фундаментом всего учения, в книге же начала эти объясняются и развиваются в отдельных главах. Хотя у Кун-цзы было много учеников (около трех тысяч), но учение его проповедано и передано нам последователями лишь одного ученика Кун-цзы – Цзэн-цзы. Цзэн-цзы сам слышал Кун-цзы, сохранил то, что написал Кун-цзы и как ближайший его ученик в возможно сжатом виде объяснил смысл книг Кун-цзы.
После смерти Мэн-цзы, одного из последователей Кун-цзы, не нашлось ни одного учителя или проповедника учения древних, и хотя книга Кун-цзы и не пропала, но последователей у него было очень немного. А затем начали появляться выродившиеся ученые, привыкшие писать разные компиляции, безделушки, вести изящные разговоры, и хотя они писали о Малой науке гораздо больше своих предшественников, но к тому, что они писали, нельзя серьезно относиться. Вместо занятий Великой наукой появились новые интересы: явились учения о Пустоте, о небытии[63], об абсолютном покое, о нирване[64]; но во всех этих учениях не было истинного и прочного фундамента. Вследствие того, что учения эти исповедовались людьми, власть имеющими, то для распространения их не гнушались никакими средствами: употреблялись и насилие, и обман и фокусы, и публичные речи, которыми приобретали себе известность. И учения эти распространялись, сея заблуждения, темноту, обольщая народ и закрывая ему путь к любви и правде.
Учения эти поселили такую путаницу в умах людей, что даже самые разумные последователи их не могли сказать, что они обладают знанием того, что более всего важно, а простые люди не были счастливы вследствие того, что правители не могли просветиться учением о том, как хорошо править государством. И сделался великий мрак, который сгустился и затемнил души людей. В последующие годы болезнь эта только усиливалась, и в конце царствований пятой династии (около 950 года н. э.) разнузданность нравов и путаница в умах дошли до своего апогея.
Но Небо так мудро устроило, что на земле все совершается как бы в каком-то кругу. Как только возвысилась династия Су, скоро стала процветать и добродетель, и снова во тьме, обуявшей государство, заблестели стремления воспитать в себе небесные дары и научиться хорошо управлять. В эпоху эту в провинции Хэнань явились два ученых из семьи Чэн, которые, желая передать потомству писания Мэн-цзы и его учеников, собрали их и восстановили в первоначальном виде. Они начали с того, что воздали великое почтение книге Да-сюэ, или Великой науке, и старались показать ее в таком ярком свете, чтобы она била в глаза всем. И потому они извлекли ее из того второстепенного ряда книг, в который она попала в последнее время, и поставили ее в ряд книг, имеющих самое важное и существенное значение, восстановили ее первоначальную прелесть; они снова исследовали то учение, которое издревле излагалось в книге Великой науки для наставления людей, восстановили истинный смысл священного текста оригинала (Кун-цзы) и объяснения его мудрого ученика во всем их блеске. Я, Си, не обладаю ни особенными способностями, ни мудрой проницательностью, но я вполне счастлив тем, что извлек плод из своего личного изучения этой книги и из знакомства с тем учением, которое заключается в ней. Я не мог не заметить, что в трудах обоих докторов Чэн много неправильного, ложно понятого, многое потеряно или не принято, и не мог не исправить всего этого и не восстановить правды; осмелившись забыть про мое невежество и мое глубокую темноту, я пополнил пропуски, которые там были, снабдил книгу моими примечаниями для того, чтобы дать возможность другим скорее схватить смысл и связь идеи[65]; наконец, я пополнил то, что первые издатели и комментаторы пропустили или на что если и указывали, то лишь смутно и малопонятно. Все это я сделал, надеясь, что явится когда-нибудь такой мудрый человек, который будет обладать более высокими способностями, чем я, и который совершит ту работу, которой я едва лишь коснулся. Я отлично понимаю, что тому, кто возьмет на себя труд больший, чем на это есть у него сил, не миновать осуждения потомства за свою ошибку. Но все-таки тот, кто изучит те части моего труда, которые заключают управление государством, обращение с народом, улучшение нравов с целью исправить и совершенствовать себя самого и управлять людьми, наверное, согласится в том, что получил не слабую помощь.
В царствование Шэнь Ди, в год Цюй Яо (1191 год н. э.), во второй лунный месяц, в день цзя-цзы в городе Синьань, или Новый Мир (по-простонародному называемый Гуйчжоу). Предисловие Чжу Си[66].
Предисловие ученого Цзэн-цзы
Вот что сказал ученый Цзэн-цзы: Да-сюэ (Великая наука) оставлено Кун-цзы и его учеником (Цзэн-цзы), для того чтобы те, которые начинают изучать нравственные и политические науки, пользовались ею как вратами для входа на дорогу мудрости. Как видно, люди древности, которые занимались методически, опирались единственно на эту книгу; и те, которые хотят изучать Лунь-юй и Мэн-цзы, должны начать свои занятия с книги Да-сюэ, тогда они не подвергнутся риску заблудиться.
Великая наука
1. Великая наука, или мудрость жизни, состоит в том, чтобы раскрыть и поднять светлое начало разума, которое мы все получили с неба; она состоит в том, чтобы обновить людей, в том, чтобы научить людей свое высшее назначение полагать в совершенстве, иначе сказать, в высшем благе.
2. Прежде всего надо знать цель, к которой надо стремиться, иначе сказать, последнее свое назначение, и потом уже принимать решение (избрать путь); как только будет принято решение, можно обладать спокойным и невозмутимым духом; раз дух спокоен и невозмутим, можно уже пользоваться такой душевной ясностью, которой ничто не может нарушить, можно размышлять и составлять суждение о сущности вещей; размышляя и составляя суждение о сущности вещей, можно достигнуть и того совершенства, к которому стремятся.
3. Все, что бывает в мире, имеет свою причину и производит свои действия. Все дела людские имеют свое начало и свои последствия. Познавать причины и действия, познавать начала и последствия – значит приближаться к тому разумному знанию, через которое достигается совершенство.
4. Древние цари – те, которые желали раскрыть и поднять в своих государствах (народах) светлое начало разума, который мы получили от Неба, прежде всего старались хорошо управлять своими царствами. Те, которые старались хорошо управлять своими царствами, желали прежде всего учредить хороший порядок в своих семьях. Те, которые старались учредить хороший порядок в своих семьях, старались прежде всего исправить самих себя. Те, которые старались исправить самих себя, старались прежде всего установить правду у себя в сердце (душе). Те, кто старались установить правду у себя в сердце (душе), старались прежде всего о том, чтобы желания их были чисты и искренни. Те, которые старались, чтобы желания их были чисты и искренни, стремились прежде всего к тому, чтобы усовершенствовать насколько возможно свей суждения о добре и зле (нравственные познания). Усовершенствование суждений о добром и злом (нравственных познаний) состоит в том, чтобы углубляться и проникать в начала и причины поступков.
5. Когда углубишься и исследуешь начала и причины поступков, тогда суждения о добре и зле (нравственные познания) достигают последней степени совершенства. А когда суждения о добре и зле (нравственные познания) достигнут последней степени совершенства, то и желания станут чистыми и искренними. А когда желания чисты и искренни, сердце становится правдиво и прямо. А когда сердце правдиво и прямо, то человек исправляется, становится лучше. А когда человек исправляется и становится лучше, то и в семье учреждается порядок. А когда в семье порядок, то и народы хорошо управляются. А когда народы хорошо управляются, то и весь мир будет жить в мире и прекрасном согласии.
6. От человека, находящегося на самой высокой ступени общественной лестницы, и до человека темного, находящегося внизу, для всех одна обязанность: исправлять и улучшать самого себя; иначе сказать, самосовершенствование. Это – твердое основание, исходная точка всякого прогресса и всякого нравственного развития.
7. Не в порядке вещей, чтобы из того, в основе чего беспорядок и путаница, могли вытекать последствия, имеющие место тогда, когда основа в порядке.
Относиться легко к самому главному и первостепенному и серьезно к тому, что не важно и второстепенно, это тот путь, которым никогда не следует ходить.
Собственно говоря, только приведенные выше изречения приписываются Конфуцию и изложены в книге, называемой Цзин, или «Главная книга» (книга по преимуществу), которая и переведена выше и содержит только одну главу. Но мы приводим дальше и комментарий Цзэн-цзы, понимавшего учение Конфуция в его первоначальной чистоте и, как мы раньше говорили, бывшего одним из учеников Конфуция, через которого и распространилось конфуцианство. Комментарии эти представляют мысли Конфуция.
Первоначально мысли эти были написаны на бамбуковых табличках. С течением времени таблички эти перепутались, и порядок, в котором были первоначально изложены мысли эти, был нарушен[67].
Цзэн-цзы исследовал смысл книг, определил порядок, в каком должны были следовать таблички, и писал содержавшиеся в них мысли в должной последовательности.
Комментарии Цзэн-цзы к книге «Великая наука»
I. О долге людей развивать и восстанавливать в первоначальной ясности светлое начало разума1. Гань-гао[68] говорит: царь Вэнь достиг того, что развил в себе и заставил блистать полным блеском светлое начало разума, который мы получили с неба.
2. Дай Цзя[69] говорит: у царя Чэн Тана взоры были постоянно устремлены на блестящий дар разумения, которое мы получили с неба.
3. Ди тянь[70] говорит: Яо мог развить и заставить блистать полным блеском высшее начало разумения, которое мы получили с неба.
4. Все эти примеры показывают, что должно возделывать свою разумную и нравственную природу, как теперь возделывают свою ниву.
II. О долге обновления или просвещения народов1. В изречениях, вырезанных на ванне царя Чэн Тана, говорится: каждый день совершенно обновляй себя; делай это снова и еще снова, и постоянно снова.
2. Гань-гао говорит: старайся о том, чтобы народ обновлялся.
3. Книга стихов говорит:
«Хотя фамилия Чжоу с давних пор обладала царской властью,Но пример, который она получила с неба и которым светила людям (в лице Вэнь-вана), был новый».4. Это показывает, что нет ничего, чего бы мудрец не испробовал, стремясь к последней степени совершенства.
III. О долге полагать свое окончательное назначение в совершенствовании или в высшем благе1. Книга стихов говорит:
«Народ предпочитает устраивать свои жилища в районе 1000 ли (ста лье) от местопребывания царя».
2. Книга стихов говорит:
«Желтая птица, жалобно поющая, – миень-ман, – устраивает свое гнездо в темных расселинах гор».
Учитель (Кун-цзы) говорит:
«Устраивая там свое гнездо, она показывает, что знает предопределенное ей место; неужели же человек (разумнейшее из созданий) не может знать больше птицы!»
3. Книга стихов говорит:
«О, как добродетель Вэнь-вана была велика и глубока!
Как он мог соединять пышность с величайшею скромностью при исполнении различных своих обязанностей».
Как царь, он полагал свое назначение в делах человеколюбия и расположения ко всем людям; как служитель он относился с почтением; как сын он полагал свое назначение в проявлении сыновней почтительности; как отец он полагал свое назначение в нежной отеческой любви; как имеющий отношения и ведущий дела с людьми, он полагал свое назначение в проявлении искренности и верности.
4. Книга стихов говорит:
«Посмотри вниз на берега Ки;Они прекрасны и изобилуют зелеными бамбуками!Мы имеем царя, украшенного знанием и мудростью;Он подобен художнику, который работает резцом над слоновой костью;Он подобен тому, кто отделывает и шлифует драгоценные камни.Каким он кажется важным и молчаливым!Как поведение его твердо и благородно!Мы имеем царя, украшенного знанием и мудростью!Мы не можем никогда его забыть!»5. «Он подобен художнику, который работает резцом над слоновой костью» – указывает на науку или на применение разума к познанию начал дел людских; «он подобен тому, кто отделывает и шлифует драгоценные камни» – указывает на совершенствование самого себя. Изречение: «О, каким он кажется важным и молчаливым!» – указывает на опасение, заботливость, которые он испытывает, стремясь к совершенствованию; «как поведение его твердо и благородно» – указывает на заботу его сделать свое поведение достойным подражания. «Мы имеем царя, украшенного мудростью и знанием», «мы никогда не можем его забыть!» – указывает на ту полную мудрость, на то нравственное совершенство, которое народ не может забыть.
6. Книга стихов говорит:
«Как память о древних царях (Вэнь и У) вкоренилась в людях».
Мудрецы и цари, которые им следовали, подражали их мудрости и их заботам делать добро своему потомству. И если народ впоследствии и наслаждался миром и благоденствием, так это вследствие того, что цари эти заботились о благе его и о равномерном распределении земли[71]. И потому-то они и не будут забыты в будущие века.
IV. О долге познания причин и действий и отличия одних от других1. Учитель говорит: я не могу выслушивать жалобы и производить суд, как и другие люди; но не будет ли более разумным и необходимым употребить все от нас зависящее, чтобы помешать самой тяжбе? Злым и лукавым не следует позволять высказывать своих лживых обвинений и вникать в их греховные намерения. Поступая таким образом, достигнут того, что дурные желания людей не будут проявляться. Вот это и называется познать корень и причину.
