Жизнь и учение Конфуция

От рождения Конфуция до занятия им первой общественной должности (551–531 годы до н. э.)

Конфуций родился тогда, когда отец его Шу Лянхэ был уже стариком. Отец его, будучи солдатом, женился рано, но жена рожала ему только дочерей – девять дочерей и ни одного сына. От наложницы у него был сын по имени Бо Ни (Мэн Пи), горбун. Когда ему было уже семьдесят с лишком лет, он стал искать другую жену из рода Янь, от которой впоследствии родился Янь Хай, любимый ученик его сына. В семье Янь было три дочери, младшую из которых звали Янь Чжи. Янь однажды говорит им: «Я знаю Лянхэ, коменданта Цзоу. Отец и дед его были только учеными, но предки его до них происходили от мудрых императоров. Это человек десяти футов роста и необычайной силы, и я бы очень желал породниться с ним. Хотя он стар и серьезен, вы не должны отклонять его. Которая из вас трех будет его женой?» Две старшие дочери молчали, а Янь Чжи сказала: «Зачем ты спрашиваешь нас, отец? Это тебе надо решать». «Хорошо, – сказал отец в ответ ей, – ты будешь его женой». Янь Чжи сделалась поэтому женою Лянхэ и родила Конфуция, которому дали имя Цю, а прозывали Чжун Ни.

Событие это произошло в 21-й день 10-го месяца, на 21-м году правления герцога Сина из Лу, то есть на 20-м году царствования императора Лина, или в 551 году до н. э.[11].

Место рождения было в округе Цзоу, где Лянхэ был губернатором. Но честь месторождения Конфуция оспаривается двумя местами в двух разных частях этого округа.

Материал, который мы имеем о ранних годах жизни Конфуция, очень скуден. На третьем году его жизни умер отец. О Конфуции рассказывается, что когда он был мальчиком, то обыкновенно играл в разные священнодействия и представлял всевозможные церемонии. О школьной его жизни мы не имеем сведений, которым можно было доверять. Сам он говорит о себе, что в пятнадцать лет ум его стал склоняться к учению[12], но семья его находилась в бедности. Впоследствии, когда люди удивлялись разнообразию его познаний, он объяснял это, говоря: «Когда я был молод, положение мое было низким, и поэтому я старался изощрять свои способности во многом, но все это были пустяки»[13].

Когда ему было 19 лет, то он женился на девушке из государства Сун. В следующем году у него родился сын Ли. По случаю этого события герцог Чжао прислал ему в подарок пару карпов. Этим он показывал свое благоволение, почему сын Конфуция и был назван Ли, то есть карп. Впоследствии отец дал ему кличку Бо Юй, то есть первая рыба. О рождении других детей его нигде не упоминается, хотя мы знаем из «Разговоров» (5:1), что он имел по крайней мере одну дочь. То, что герцог Лу послал ему подарок по случаю рождения Ли, указывает, что он и тогда уже занимал известное общественное положение и пользовался известным уважением.

Вероятно, через год после своей женитьбы Конфуций занял первую общественную должность как хранитель зерновых магазинов, а в следующем году ему было поручено управление общественными полями и имуществом. Менций (Мэн-цзы) говорит об этом периоде, что служба Конфуция поясняла учение его о том, что высший человек иногда может занимать должность ввиду своей бедности, но в таких случаях он должен стараться занимать должности низкие и не стремиться ни к чему иному, как только к скромному исполнению своих обязанностей. Согласно этому, Конфуций как смотритель магазина говорил: «Мои расчеты должны быть правильны, потому что ни о чем ином я больше и не забочусь». И когда он был управителем общественных полей, то говорил: «Быки и овцы должны быть сильны и жирны, и лучше других, потому что у меня нет ничего другого, о чем бы я заботился»[14]. Отсюда нельзя видеть, занимал ли эти должности Конфуций как государственные или же служил по найму у рода Цзи, в пределах юрисдикции которого он жил. Но подарок карпа герцогом заставляет предполагать первое.

Начало трудов Конфуция как учителя. Смерть его матери (530–526 годы до н. э.)

На 22-м году Конфуций выступил на учительском поприще. Дом его сделался убежищем для молодых пытливых умов, которые желали постигнуть учение древности. Как бы мала ни была плата, которую могли предложить ему ученики, он никогда не отказывал им в учении[15]. Все, чего он требовал, это горячее желание к совершенствованию и некоторая доля способностей. «Я не открываю истины, – сказал он, – тому, кто не жаждет приобрести знания, и не помогаю тому, кто не ищет понять самого себя. Когда я открою одну часть предмета кому-нибудь и он не может из этого понять трех остальных частей, то я не повторяю моего урока[16].

Мать его умерла в 528 году до н. э., и он решил, что тело ее должно лежать в том же самом месте, где был похоронен его отец, и что их общее место успокоения должно быть в Фане, первом жилище Куна в Лу. Но тут-то и явилось затруднение: гробница его отца была уже двадцать лет у дороги Пяти Отцов, по соседству Цзоу; можно ли было перенести прах? Его облегчила в этом затруднении одна старуха по соседству, сказав ему, что гроб был положен в землю, как во временную обитель, а не погребен как следует. Узнав об этом, он выполнил свое намерение. Оба гроба были перенесены в Фан и положены в землю вместе без всякого промежутка между ними, что было обычаем в некоторых китайских королевствах.

Конфуций носил траур по своей матери согласно обычаю – три года, хотя этот период обыкновенно не соблюдался, на самом же деле носили двадцать семь месяцев. Спустя пять дней после окончания траура, он заиграл на флейте, но не мог петь. И лишь еще через пять дней он мог играть и петь.

Конфуций изучает музыку, посещает двор Чжоу и возвращается в Лу (526–517 годы до н. э.)

Когда траур по матери был окончен, Конфуций жил в Лу, но что он там делал – неизвестно. Вероятно, он продолжал поддерживать разных изыскателей, которых он раньше поощрил производить исследования по истории литературы и по изучению организации государства. В 524 году до н. э. глава небольшого государства Тань явился при дворе в Лу и на обеде, данном ему герцогом, произнес замечательную речь, в которой он обнаружил превосходное знание истории и древних порядков управления народом. В провинции Тань особенно почитали императора Чжао-хоу, ближайшего потомка Хуанди, и глава этого государства искренне думал, что знал все о том предмете, о котором шла речь. Конфуций, услышав об этом, дождался посетителя и разузнал от него все, что тот мог сообщить[17].

К 523 году до н. э. – когда Конфуцию было 29 лет, относится рассказ об изучении им музыки у знаменитого Ши Сяна. Когда ему исполнился уже 30-й год, он, как сам рассказывает нам, «стоял твердо»[18], то есть был тверд в своих убеждениях относительно тех предметов, которые он изучал и к которым ум его склонен был уже пятнадцать лет перед этим. Однако протекло еще пять лет, пока положение его как ученого и проповедника стало определенным, хотя по некоторым источникам можно догадаться, что все это время уважение и внимание к нему мыслящих людей и его родного государства все более и более возрастали.

На 24-м году царствования герцога Чжао в 517 году до н. э., один из главных министров Лу, известный под именем Мэн И, умер. Последний период жизни своей он с особенной болью видел свое невежество относительно исполнения церемоний и поставил себе задачей исправить это. На смертном ложе он обратился к своему главному чиновнику, говоря: «Знакомство с приличиями – это основа для человека. Без этого он не имеет средств твердо стоять. Я слышал, что у нас есть Кун Цю, который хорошо постиг все это. Он происходит от мудрых, и хотя фамилия его была знаменита в Суне, между его предками был Фу Фухэ, который отказался от герцогства в пользу своего брата, и Чжэн Каофу, который прославился за свою скромность. Цан Хи заметил, что если мудрые люди, разумные, добродетельные, не достигают славы, то надо быть уверенным, что среди их потомства явятся славнейшие. Слова его теперь оправдываются. Я разумею Кун Цю. После моей смерти вы должны сказать Хэ Цзи, чтобы он пошел и изучал приличия у него». Вследствие этого завещания сын Мэн И[19] и брат его, а может быть только близкий родственник, по имени Наньгун Цзиншу делаются учениками Конфуция. Богатство их и значение в государстве дают Конфуцию то положение, которого он раньше не занимал, и он говорит Цзиншу о своем желании, которое и раньше имел, посетить двор Чжоу для того в особенности, чтобы посоветоваться относительно обрядов и музыки с Лао Таном. Цзиншу доложил об этом герцогу Чжоу, который предоставил коляску и пару лошадей в распоряжение Конфуция для этой поездки.

В это время двор Чжоу находился в городе Лои, теперешней части Хэнань, провинции того же названия. Состояние Китая в то время было аналогично с положением европейских королевств в феодальную эпоху. При начале династии различные княжества империи были отданы родственникам и приверженцам царствовавшей фамилии. Таким образом, существовало тринадцать более или менее важных княжеств и множество незначительных. В течение первого периода царствования династии, самого блестящего, император, или государь, был действительным главой над всеми начальниками и князьями, но с течением времени надзор этот свелся почти к нулю. Начальники, или князья, соответствовавшие европейским герцогам, графам, маркизам и баронам, ссорились и воевали между собой, и сильнейший между ними открыто не признавал своего подчинения государю. Подобное же положение вещей существовало в каждом отдельном государстве. В государствах этих существовали фамилии, которые выделяли из себя по наследству министров, и те постепенно захватывали власть своих правителей, в свою очередь, часто были низвергаемых своими низшими чиновниками. Таково было состояние Китая во время Конфуция. Зная это, легче понять положение мудреца и те реформы, которые он хотел, как это мы увидим дальше, ввести.

Прибыв в Чжоу, он не имел аудиенции у двора или у кого-нибудь из главных министров. Он не был при дворе как политик, а лишь как исследователь обрядов и изречений основателей династии. Лао-цзы, которого он хотел видеть как известного основателя секты даосов-рационалистов, не согласных потом с последователями Конфуция, был тогда казначеем. Они встретились и обменялись мнениями, но вполне достоверной передачи их разговора не сохранилось. В пятой книге Ли-цзи, которая озаглавлена «Философ Цан спросил», Конфуций четыре раза обращается с вопросами к Лао-цзы относительно некоторых особенностей погребальных обрядов, и в «Семейных изречениях» (книга 24) он рассказывает Цзи Кану о том, что он слышал от него относительно «пяти ди». Сыма Цянь, сочувственно относящийся к Лао-цзы, передает, что Лао-цзы читал Конфуцию поучения в таком роде: «Те, о которых вы рассказываете, умерли и кости их превратились в прах, остаются только их слова. Когда умный человек идет за веком, в котором живет, то подымается кверху, а когда он встает против него, то двигается так, как будто ноги его спутаны. Но слышал я также, что хороший купец, обладающий огромными богатствами, глубоко закопанными, кажется таким, как будто он беден, и что высший человек, добродетель которого совершенна, кажется внешнему миру глуповатым. Отрешитесь от вашего гордого вида и многочисленных желаний, от ваших причудливых привычек и дикого нрава. Это не даст вам никаких преимуществ. Это все, что я имею сказать вам».

С другой стороны, передают, что Конфуций так говорил своим ученикам: «Я знаю, как птицы могут летать, как рыбы могут плавать и как животные могут бегать, но бегущий может попасть в западню, плавающий может попасть на крючок и летающий может быть застрелен в воздухе. Но вот есть дракон; я не могу передать, как он взлетает по ветру сквозь облака и подымается к небесам. Сегодня я видел Лао-цзы и могу сравнить его только с драконом».

Когда Конфуций был в Лои, то он ходил по земле, предназначенной для великих обрядов в честь неба и земли, осматривал изображения в доме Света, построенном для того, чтобы давать аудиенцию князьям государства, исследовал все устройства храма и дворца предков. Все это произвело на него глубокое впечатление. «Теперь, – сказал он со вздохом, – я познал великую мудрость герцога Чжоу и понял, как дом Чжоу достиг императорской власти». На стенах дворца Света были изображения древних государей от Яо и Шунь до современных. К картинам были приложены похвалы или угрозы. Тут же была картина герцога Чжоу, сидящего с ребенком, племянником, королем Чжэном на коленях и дающего аудиенцию всем князьям. Конфуций глядел на эту сцену с молчаливым восторгом и потом сказал своим последователям: «Вот вы видите здесь, как Чжоу сделался великим. Точно так же, как мы пользуемся стеклом для того, чтобы исследовать форму вещей, так мы должны изучать древность для того, чтобы понять настоящее». Во дворце и храме предков находилась металлическая статуя человека с тремя застежками у рта, а спина его была покрыта свертком, на котором была написана проповедь об обязанности быть осторожным в словах. Конфуций обратился к своим ученикам и сказал: «Заметьте это, дети мои, слова эти истинны и вполне соответствуют нашим чувствам».

Относительно музыки он производил исследования у Чжэн Хуана, к которому относится следующее замечание: «Я заметил у Чжун Ни много примет мудреца: у него глаза реки и лоб дракона, характерные особенности Хуанди: руки его длинны, спина у него, как у черепахи, и он девяти футов шести дюймов росту, совершенно похож на Тана успешного. Когда он говорит, он хвалит древних царей. Он ходит по путям скромности и вежливости. Он наслышан о всяком предмете и обладает чрезвычайной памятью. У него, кажется, неистощимые познания о вещах. Не возрождается ли в нем мудрец?»

Приводим эти заметки о пребывании Конфуция при дворе Чжоу как единственные, которые найдены и которым можно доверять. Он недолго оставался при этом дворе и в том же году вернулся в Лу и продолжал трудиться, поучая других. Слава его сильно возрастала. С различных сторон к нему стекались ученики, и число их достигло наконец трех тысяч. Некоторые из них впоследствии прославились между его последователями. Нет никаких данных предполагать, что ученики его образовали общину и жили вместе. Быть может, некоторые из них и делали так.

После этого мы постоянно находим Конфуция среди общества восхищающихся им учеников. Но большая часть их должна была иметь свои собственные занятия и пути для добывания средств к жизни и, вероятно, приходила к учителю только тогда, когда хотела спросить у него особенного совета или поучиться.

Конфуций удаляется в Ци и возвращается снова в Лу в следующем году (516–515 годы до н. э.)

За год до возвращения Конфуция в Лу в государстве этом происходили большие беспорядки. В нем было три рода, неправильно породнившихся с герцогским домом и державших долгое время правителей в зависимом от себя состоянии. Они являются часто в «Разговорах» под именами Цзи, Шу и Мэн. И хотя Конфуций свободно говорил об их узурпаторстве[20], но он также был в некоторой зависимости от рода Ци и находился в частом общении с членами всех трех родов. В 516 году до н. э. герцог Чжоу стал в явно враждебные отношения с ними и, будучи побежден, убежал в государство Ци, прилегавшее с севера к государству Лу. Сюда также ушел и Конфуций, чтобы избежать начавшихся беспорядков на родине. Ци находилось тогда под управлением герцога, впоследствии провозгласившего себя королем, который «имел тысячу упряжек, каждая из четырех лошадей, но в день его кончины народ не мог помянуть его ни одним добрым словом»[21]. Главным министром у него был, однако, Янь Ин, чрезвычайно способный и достойный человек. При дворе его сохранялась музыка древнего мудреца, императора Шуня, первоначально перенесенная в Ци из государства Цэнь.

Судя по «Семейным изречениям», по дороге в Ци случился инцидент, который может служить образчиком того, как Конфуций пользовался всяким случаем для беседы со своими учениками. Когда они проходили около горы Тай, они встретили рыдающую женщину, склонившуюся над могилой. Конфуций выглянул из своей коляски и, прислушавшись некоторое время к тому, что говорила женщина, послал Цзы Лу спросить у нее о причине ее горя. «Вы плачете, как если бы вы испытали печаль из печалей», – сказал Цзы Лу. Женщина отвечала: «Да, это так. Отец моего мужа погиб здесь от тигра, муж мой также, а теперь сына моего постигла та же участь». Конфуций спросил ее, почему она не ушла с этого места, и на ее ответ: «Потому что здесь нет жестокого правительства», – обратился к своим ученикам и сказал: «Запомните это, дети мои, жестокое правительство гораздо хуже тигра».

Как скоро они перешли границу Лу, он тотчас же заметил по походке и манерам мальчика, который нес кувшин, влияние музыки древних и приказал кучеру своему торопиться ехать в столицу. Прибывши туда, он услышал мелодию и так был поражен ею, что в течение трех месяцев не мог испытывать вкуса пищи. «Я не думал, – сказал он, – что может быть такая прекрасная музыка, как эта». Герцогу Цзину поправились беседы с ним, и он предложил ему управлять городом Линцю, от доходов которого он мог бы получать значительную поддержку для себя; но Конфуций отказался от этого предложения и сказал своим ученикам: «Высший человек должен получать награду только за те услуги, которые он оказал. Я подал совет герцогу Цзину, а он, еще не послушав его, захотел одарить меня таким местом. Он очень далек от понимания меня».

Однажды герцог спросил его по поводу управления и получил характерный ответ: «Существует правление, при котором князь есть князь, министр есть министр, когда отец есть отец, а сын есть сын»[22]. Однажды, когда Цзы Лу спрашивал Конфуция, что бы он считал более всего необходимым, если бы ему было вверено управление государством, Конфуций ответил: «Надо под словами понимать то, что они действительно означают»[23] Ученик понял, что ответ был широк по своему значению, но он был в сущности тот же самый, который был сказан герцогу Цзину. Природа обладает совершенно достаточными данными для того, чтобы можно было управлять при всевозможных общественных отношениях. Если то, что дала нам природа, поддерживать и развивать согласно его истинному значению, то можно было уверенным, что овладеешь хорошим управлением. Это и было первым принципом в политической этике Конфуция.

Что касается «исправления имен», то исправление означает здесь то, чтобы назвать вещи их именами, люди же всегда склонны этого не делать и путать понятия; добро называть злом и наоборот.

В другой раз герцог на подобный же вопрос получил ответ, что искусство управления лежит в экономном пользовании доходами, и, так как такое рассуждение ему понравилось, он решил удержать философа в своем государстве и предложил ему управлять полями Ниси. Его главный министр Янь Ин разубедил его, однако, в этом намерении, говоря: «Все эти ученые люди не практичны, их нельзя слушать. Они высокомерны и самодовольны в своих мудрствованиях и не удовольствуются низкими местами. Они придают высокую ценность всем похоронным обрядам, предаются часто своей печали и растратят свое имущество на роскошные похороны, так что будут только вредны для нашей жизни. У этого господина Куна тысячи странностей. Нужны целые поколения, чтобы разобраться в его учении о церемониях: о том, как идти вверх и как идти вниз. Теперь не время рассуждать о его правилах приличия. Если вы, государь, желаете воспользоваться им для того, чтобы переменить привычки Ци, то вы при этом не ставите первой заботой ваш народ»[24]. Может быть, слова эти и не принадлежали Янь Ину, но они должны представлять довольно точно чувства многих государственных деятелей эпохи Конфуция. Герцог Ци вскоре устал иметь у себя такого учителя и заметил: «Не могу я обходиться с ним, как обходился бы с начальником рода Цзи». Наконец, он сказал: «Я стар, не могу пользоваться его учением[25]. Замечания эти высказывались прямо Конфуцию или доходили до его слуха[26]. Самоуважение не позволяло Конфуцию оставаться дольше в Ци, и он вернулся в Лу.

Конфуций находится без должности в Лу (515–501 годы до н. э.)

Вернувшись в Лу, он оставался долгий период, около пятнадцати лет, без всякой общественной должности. Это было во время больших беспорядков. Герцог Чжао все еще находился в бегстве в Ци, правительство было в руках знатных родов до самой его смерти в 509 году до н. э., когда законного наследника отстранили, а другого члена герцогского дома, известного под именем Дин, возвели на престол. Таким образом, власть династии еще более ослабела, чем прежде; с другой стороны, начальники родов – Цзи, Шу, Мэн – едва могли держаться против своих собственных чиновников. Между последними в особенности были опасны Ян Ху и Гуншань Фужао. Одно время Цзи Хуань, наиболее могущественный среди начальников, был посажен Ян Ху в темницу и вынужден был заключить с ним условие, для того чтобы получить свободу. Конфуций никому не отдавал предпочтения, никого не одобрял и тщательно избегал этих начальников. О том, как он держал себя между ними, мы имеем указания в «Разговорах» (17:1). Ян Ху пожелал видеть Конфуция, но Конфуций не пошел повидаться с ним. Тогда Ян Ху послал в подарок Конфуцию свинью, а этот, выбрав время, когда Ху не было дома, отправился к нему, чтобы отплатить ему визитом за его подарок. Однако он встретил его по дороге. «Пойдемте со мной, позвольте мне поговорить с вами, – сказал чиновник, – может, ли быть назван благочестивым тот, кто держит свои драгоценности за пазухой и оставляет семью свою погрязшей в раздорах?» Конфуций отвечал: «Нет». «Может ли быть назван мудрым тот, кто стремится заниматься общественными делами и постоянно теряет возможность сделать это?» Конфуций опять сказал: «Нет». Собеседник его добавил: «Дни и месяцы проходят. Годы не будут ждать вас». Конфуций сказал: «Правильно, я желаю занять должность». Китайские писатели красноречивы в своей похвале мудреца за сочетание вежливости, приветливости, твердости, которые он проявил в этом деле. Для Конфуция, однако, было хорошо, что все эти пятнадцать лет он был свободен от общественных занятий. Он воспользовался ими лучше, занявшись изысканиями в области поэзии, истории, обрядов и музыки. Множество учеников продолжало посещать его, и нам передают, как он пользовался их услугами, перерабатывая результаты своих занятий.

К этому же периоду мы должны отнести единственный рассказ о разговоре Конфуция со своим сыном Ли. «Слышали ли вы от вашего отца какой-нибудь урок, отличный от того, что все мы слышали?» – спрашивал однажды один из учеников его Ли. «Нет, – сказал Ли, – он однажды стоял один, когда я переходил поспешно через двор и сказал мне: «Читал ли ты оды?» На мой ответ, что еще нет, он прибавил: «Если ты не изучишь оды, ты не будешь годен, чтобы разговаривать со мною». В другой раз в том же самом месте и при тех же обстоятельствах он сказал мне: «Читал ли ты о правилах приличия?» На ответ, что нет, он прибавил: «Если ты не изучишь правил приличия, ты не можешь установить своего характера. Только эти две вещи и слышал я от него». Ученик был восхищен и заметил: «Я спрашивал об одной вещи и получил три. Я услышал и относительно отца, и относительно правил приличия, узнал я также, что высший человек держит своего сына на почтительном расстоянии»[27].

Легко можно поверить, что это почтительное расстояние было тем правилом, которому Конфуций обыкновенно следовал при обхождении со своим сыном. Торжественная важность есть то качество, которого отец должен держаться. Не следует исключать при этом любезность, но она не должна выходить из особо назначенных для этого пределов. При этом, однако, мало места остается для игр и развития естественных чувств к детям.

В это же время произошел развод Конфуция с его женой, если только он имел место вообще, так как это спорный пункт. Любознательный читатель найдет обсуждение этого вопроса в примечаниях ко второй книге Ли-цзи. Но все данные заставляют считать неверным предположение, что Конфуций отпустил свою жену. Когда она умерла, Ли громко рыдал о ней установленный для этого период до тех пор, пока Конфуций не прислал к нему записки, убеждавшей его, что он должен подавить свою печаль, и послушный сын осушил свои слезы[28]. Но в одном случае, именно по поводу смерти своего любимого ученика Янь Хуэя, Конфуций дал волю слезам, которые текли без меры и вне всяких пределов приличия[29].

Конфуций занимает должность (500–490 годы до н. э.)

Мы подходим к короткому периоду чиновной жизни Конфуция. В 501 году события дошли до своего апогея, и соперничество между начальниками главных трех родов и их министрами окончилось поражением последних. В 500 году до н. э. средства Ян Ху истощились, и он убежал в Ци, так что государство освободилось, наконец, от главного зачинщика волнений, и Конфуцию теперь можно было бы занять место, если бы только представился случай. Случай этот скоро представился, и в конце этого года он был сделан начальником городского управления в Чжунду. Перед самым его назначением случилось следующее обстоятельство. Когда Ян Ху убежал в Ци, Гуншань Фужао, который и раньше был верен ему, продолжал поддерживать восстание и поднял город Пи против рода Цзи. Отсюда он послал письмо Конфуцию, приглашая его присоединиться к нему, и мудрец, кажется, был склонен идти туда, но ученик его Цзы Лу восстал против этого, говоря: «Нет, вы не можете идти туда. Зачем вам думать о свидании с Гуншанем?» Конфуций отвечал: «Неужели нет никакой причины в том, что он приглашает меня? Если кто-нибудь будет пользоваться мною, разве не могу я достичь тогда того, чего хочу?»[30]. На самом деле он, однако, не пошел, и нельзя предполагать, что желание пойти было у него серьезно. Между серьезным тоном бесед его с последователями можно встретить примеры шуток и того, как он забавлялся тем, что могут сказать о нем ученики. Вероятно, этот разговор был одним из подобных.