Краснокожие

VII. Вызывание дождя

Купец, купивший у Голубого Пера одеяло, правду говорил, что предвидится неурожай. Стояли страшные жары. Солнце палило и жгло траву и посевы. Индейцы глядели с грустью, как скот их с каждым днем тощал все более и более, глядели на свои посевы, на то, как беспомощно опускались плети и листья тыкв, и предвидели голодное время. Надо бы дождя, но на раскаленном небе не было ни облачка, и солнце каждый день подымалось и опускалось в раскаленном душном воздухе. Женщины пришли в волнение и стали умолять вождей народа вызвать дождь. Не раз уже и вожди собирались на совет и, наконец, решили вызвать дождь.

На помост гордо всходит Вор-ра-пи.

Выбор упал на мужественного, красивого, сильного Вех-ки; он должен был вызвать дождь. Весь народ собрался к вигваму Врачевателя; построили около вигвама помост, и на помост этот взошел Вех-ки. Целый день стоял он на помосте, перебирая четки, в то время как внизу, в вигваме, собрались старики с Врачевателем и возносили мольбу Великому Духу, чтобы он оглянулся на Вех-ки и оросил его живительной влагой. Целый день стоял Вех-ки и глядел то на небо, то на собравшийся внизу народ. Солнце склонялось к закату, а воздух был так же накален, как и раньше, нигде ни облачка… Солнце зашло, спустился с помоста и Вех-ки и молча удалился в лес. Теперь он навсегда обесславлен, теперь он будет скитаться в чужих местах, не смея показаться на глаза своему народу.

На следующий день на помост гордо всходит серьезный, мужественный Вор-ра-пи. Он громко и грозно произносит что-то, обращается к солнцу, потрясает копьем и с уверенностью говорит собравшемуся народу, что дождь будет, будет сегодня. Народ приветствует его громкими кликами, заражаясь его уверенностью.

Вор-ра-пи берет лук, натягивает крепкую жилу тетивы, спускает ее. С звенящим свистом срывается с тетивы стрела и, прорезывая накаленный воздух, скрывается вдали. Еще и еще стрела. Время идет, медленно проходит солнце по небосклону, с отчаянием глядит народ на уверенное, мужественное лицо своего любимца, на голове которого колеблются орлиные перья, а сзади, над гетрами из овечьей шкуры, развевается лисий хвост.

Вызывание дождя.

– Будет дождь, – кричит народу Вор-ра-пи. – Не успеет зайти солнце, как будет дождь. О разверзнитесь, небеса! – восклицает он, глядя вверх. – Придите к нам от далекого, безграничного озера, благодатные тучи, пролейте на наши гибнущие посевы свою живительную влагу, напойте истощенную землю!

Еще и еще прозвенела стрела. Вор-ра-пи зорко взглядывается в даль. Вон там, на юго-западе, показалось что-то. Это маленькое облачко. Оно все ближе и ближе. Вот листья на осине быстро затрепыхались, и как будто их трепет сказал что-то листьям других деревьев, и они радостно зашептали и затрепетали. Подул, наконец, легкий ветерок, и все вздохнули, – вздохнули вздохом облегчения.

Вор-ра-пи спокойно и серьезно смотрит на приближающуюся тучу, все чаще и чаще подымаются вихри ветра, кружат на голове его орлиные перья, подхватывают его развевающийся лисий хвост. И вот, наконец, упала одна, другая крупная капля, и зашлепал по пыльной, сухой земле дождь.

Народ славит Вор-ра-пи. Он будет считаться великим. Отныне Вор-ра-пи будет великим лекарем.

Но как же Вор-ра-пи мог так отгадать, что будет дождь? Почему он так был уверен?

Индеец ответит на это, что, когда их мудрый вождь умеет угодить Великому Духу, он может узнать и его волю, может умолить его сделать то, что нужно народу. Белый же, который внимательно присматривался к жизни индейцев, изучал их нравы и обычаи, ответит на это, что ничего удивительного нет в том, что Вор-ра-пи предсказал дождь. Белые устраивают метеорологические обсерватории, пользуются дорогими приборами и могут предсказать погоду за несколько дней вперед. У индейца такими дорогими приборами служат его глаза, наблюдательность, ум и уменье связывать свои наблюдения над природой. По многим неуловимым для белого явлениям индеец может заметить наступившее изменение в атмосфере и безошибочно предсказать грозу, бурю, дождь. Может это сделать так же, как и его соседи, обитатели лесов, звери и птицы. Вот почему и Вор-ра-пи предсказал народу дождь.

VIII. Как явилась водяная лилия

Почти каждый вечер собирались на лужайке около вигвама Ягу и старые и молодые. Вели тихую беседу, курили трубку мира, иногда Ягу рассказывал им истории и сказки, которые всегда внимательно выслушивались всеми.

Но не было на этих собраниях женщин. Женщины обыкновенно бывали заняты хозяйством, детьми; редко-редко когда молодые девушки соберутся к старой-старой Опечи, усядутся смирно вдоль стен вигвама, и та слабым голосом рассказывает им сказки. Но никто и думать не может, что это сказки, небылица, всякий считает их за истинную быль.

Однажды вечером старая Опечи рассказала своим молодым слушательницам про то, как явилась водяная лилия, которой и старый и молодой всегда любуются, когда она растет на тенистых, задумчивых тихих прудах.

Вот что рассказала Опечи:

«В старину все были счастливы. И взрослые мужчины и женщины были так же счастливы, как и дети. Звери подходили к людям, когда те их звали. Много было везде пищи. Зимы были не такие холодные, как теперь. Все время как будто стояла весна, днем было не жарко и ночью не холодно.

А сколько птицы было в лесах! И какие птицы! Голубые, красные, желтые, – самых разнообразных цветов, какими теперь раскрашивают себя храбрые воины. Птицы эти постоянно пели, и воздух полон был чудесной музыкой их пения. Каждое племя индейцев поступало по правде, и не было на земле войны. Долгое время люди и но знали, что такое драка.

Индейцы садились каждый вечер около своих вигвамов, смотрели на небо и любовались звездами. И увидели однажды индейцы, как одна звездочка покинула небо. Она прошла к земле половину пути и остановилась. Звездочка эта была как огненная птица.

Одному храброму юноше приснился сон об этой звезде, и он поверил ему. Приснилось ему, что явилась к нему во сне звезда и стала около него, как прекрасная стройная девушка. Она заговорила с ним и сказала: „Я покинула мое жилище на небесах. Я увидела краснокожих и полюбила их. Спроси у своих вождей, какой нужно принять мне вид, чтобы я всегда могла находиться около вашего народа и чтобы народ любил меня“.

Юноша проснулся и пошел на совет вождей. Он рассказал, что видел. Мудрые вожди сказали: „Пусть звезда сама решит, какой ей принять вид. Она может поселиться и на верхушке сосны и в сердце цветка, везде она может жить и будет приятна нам, и мы будем любить ее“.

И мудрые вожди набили свои трубки мира табаком и предложили дым их трубок звезде в знак своего привета и любви.

А звездочка спустилась еще ниже, осветила все селение ярким светом и спряталась в белую розу, что растет на горе. Но ей было очень одиноко на горе. Не могла она видеть народа, который так полюбился ей, не могла слышать его речей. Тогда она покинула горную розу и, спустившись, в степь, поселилась в степном цветке. Но огромные стада бизонов проходили по степи мимо цветка, и цветок постоянно дрожал при звонком стуке копыт бизонов.

И увидели мудрые люди, как звездочка поднялась со степи. Они испугались, думая, что звездочка опять хочет вернуться на небо. Но подул нежный ветерок и отнес звездочку к озеру. Звездочка увидела в озере свое отражение, увидела она отражение там и своих сестер, которые были на небе, и остановилась на озере, как лодочка. На следующее утро все озеро было покрыто водяными лилиями.

– Расцвела наша ночная звездочка, – говорили маленькие дети. А мудрые люди сказали:

– Наконец-то белая звездочка пришла жить с нами.

И вышел весь народ, сел в лодки и запел песню новому цветку»…

IX. Как орел спас мальчика

В то время как Опечи рассказывала истории женщинам, молодежь собралась около старого Шин-ге-бе и, молча усевшись на траве, ждала, не расскажет ли он интересной истории. Шин-ге-бе, обращаясь к Заячьему Следу, спросил его:

– А знаешь ты, отчего индейцы носят в волосах орлиное перо?

Заячий След слышал уже, что этот обычай индейцев установился потому, что трудно убить гордую птицу, всегда парящую в недоступных стрелам высотах. Он знал это, но из приличия промолчал, предпочитая, чтобы старик Шин-ге-бе сам объяснил ему.

– Потому носит индеец орлиное перо, что орел благородный наш брат. Орел не обидит напрасно. А был один раз и такой случай, когда орел спас нашего мальчика. Слушайте, как это было.

Все сидели и без того молча и внимательно вглядывались в старого Шин-ге-бе, но при этих словах у всех вырвался напряженный вздох, который у знакомого с приличиями индейца означает, что они все превратились во внимание и молчание.

– «Однажды мальчик Блестящий Луч охотился около высоких гор, – начал свою историю Шин-ге-бе, – и у одной скалы нашел молодого орла с подбитым крылом. Мальчик уже привык охотиться и сразу же увидал, что орел ранен, а к раненому страдальцу надо отнестись жалостливо, помочь ему. И Блестящий Луч не выпустил в него стрелы, а ласково подошел к орленку и стал его ближе разглядывать. Должно быть, орленок выпал из гнезда, а летать еще не умел и, когда скатывался со скалы, повредил себе крыло. Блестящий Луч взял орленка осторожно в руки. Когда мальчик принес орленка в вигвам, то согрел воды, промыл рану, как делал это Великий Врачеватель, и обвязал крыло кожаными ремешками. Потом устроил ему гнездо, положил туда мху и хорошенько покормил. Орел доверчиво отнесся к Блестящему Лучу, потому что за ним ходили как за братом.

Прошел месяц, орел совсем поправился, крыло зажило, он вырос, и отец Блестящего Луча сказал сыну, что теперь пора выпустить их гостя на волю. Мальчик взял орла, посадил к себе на плечо и отправился в самую чащу леса. Он думал, что орел еще не может хорошо летать, и боялся, чтобы другие молодые охотники не подстрелили его. Когда они пришли в самую чашу леса, Блестящий Луч поднял орла и выпустил. Орел поднялся, взмахнул своими огромными здоровыми крыльями и, вдруг почуяв в себе силу, стал подниматься все выше и выше и описывать круги над мальчиком.

Когда Блестящий Луч увидал, что его друг улетел от него, он пошел домой. Но, отойдя уже далеко от того места, где он выпустил орла, и, взглянув наверх, он увидал, что орел все кружится над ним и все смотрит на него. Видно, и орлу тяжело было расставаться со своим другом. И весь день кружился орел над мальчиком и не хотел отлетать от него. Тогда Блестящий Луч спрятался в густой кустарник, так что орел уж не мог его видеть. Орел покружился и, не найдя своего друга, взмахнул крыльями и направился к синевшим вдалеке горам.

Прошло лето, прошла зима, явилась и весна.

Снова все зазеленело и зацвело, ушел лед с озер и рек, и индейцы приготовились к охоте на рыб.

После зимней голодовки всем хотелось полакомиться свежей рыбой. Самая лучшая лососина водилась в реке не много повыше великого водопада Апахохви. Но место это было опасное: очень легко могло снести рыболова течением в водопад, и только самые смелые и осторожные решались охотиться за рыбой в этих местах.

Ранним апрельским утром, только что взошло яркое солнце, Блестящий Луч сел в пиро́гу и отправился один охотиться за лососиной в самое опасное место реки над водопадом. Он и раньше тут бывал, и всегда охота сходила благополучно, потому что он был осторожен и ловко правил веслом, когда течением относило его к водопаду.

Блестящему Лучу повезло в охоте, рыбы было много, и он то и дело таскал в свою пирогу одну рыбу за другой. Он так увлекся своей охотой, что совсем не заметил, как лодку его относило все больше и больше течением к водопаду. Опомнился он тогда, когда было уже поздно. Пиро́гу его вдруг закружило в водовороте, затем ударило о камень с такой силой, что весло его разломилось на две части, потом пиро́га вдруг вынырнула из водоворота и понеслась вниз к водопаду.

Блестящий Луч не растерялся, он сел на корме и стал быстро грести руками, чтобы все-таки бороться с течением, прибиться к берегу, спастись от верной гибели.

А водопад все ближе и ближе, рев и стон его стоят в ушах Блестящего Луча, понявшего теперь, что все усилия его напрасны – гибель неминуема.

Тогда он стал в лодке и, обратившись на восток, запел, как это делает всякий мужественный индеец перед смертью, запел хвалебный гимн Высшему Доброму Духу.

И когда мальчик глядел в чистое, ясное яркое небо, вдруг над ним распростерлось облачко, которое закрыло от него небо. Это был орел, который, раскрыв свои могучие крылья, парил над мальчиком. Блестящий Луч взглянул в глаза орлу и сразу почувствовал в этих глазах не злобу, не охоту на него, а спасение. Лодка неслась уж к краю водопада, а орел падал ниже и ниже, протягивая мальчику свои когти. И в тот самый момент, когда лодка падала вниз, в бездну, мальчик ухватился за лапы орла и повис в воздухе.

И орел и мальчик полетели вниз в страшную пену и брызги водопада. Очень трудно было орлу нести такую тяжесть, орел отчаянно хлопал своими огромными крыльями, спускался все ниже и ниже, направляясь к песчаному берегу водопада.

Наконец, орел добрался до берега, мальчик опустился на песок, но и орел сел тут же, совсем истомленный. Прошло еще несколько минут, и орел снова взмахнул крыльями и медленно-медленно поднялся ввысь. Скоро он исчез из взоров мальчика».

Шин-ге-бе замолчал.

– Ух! – сказали сидевшие рядом, – вот так хорошая история.

X. Игры

Вигвамы оживились после дождя. Все были довольны: довольны были люди, доволен был и скот.

Старики стали поговаривать, что время устроить и праздники. Молодежь, присмиревшая было, тоже оживилась. Теперь чаще, чем раньше, можно было встретить группы мальчиков и юношей на полянках и открытых местах, устраивавших разные игры.

Игры у индейцев не имеют того характера, который они имеют у их соседей – белых. И это вполне понятно. Индейцу не приходится так много трудиться, как белому. Не приходится строить ему дорого стоящих жилищ, покупать одежды, заготовлять в изобилии пищу. Жилище индейца может быть построено в день-два, одежда его незатейлива, а пища раньше, до прихода белых, состояла тоже исключительно в том, что он добывал на охоте и на рыбной ловле. Теперь к этому он прибавляет немного кукурузы и пшеницы. Большая часть времени индейца уходит все-таки на охоту, на движение. А для этого надо быть ловким, сильным, выносливым. И с раннего детства индеец приучает себя к этому. Если ему еще нельзя выходить на охоту, от устраивает игры. И игры эти составляют для него важное дело, в играх должна проявиться вся его ловкость, смелость, крепость. Раньше, когда индейцам приходилось много воевать с другими враждебными им племенами, им приходилось особенно развивать свои физические силы. Убежать от врага можно было или на лошади, или на своих ногах, следовательно надо быть быстрым и приучить себя к долгому и быстрому бегу. Теперь нет уже войн между племенами, но привычка осталась; индеец воспитывается и теперь так же, как он воспитывался и раньше.

На большой лужайке собрались ребята и несколько взрослых. Взрослые выстраивают ребят в ряды, следят за тем, чтобы никто не выступил вперед. Да, впрочем, за этим особенно-то и следить нечего: сами ребята следят за собой, они привыкли к «честной», правильной игре, зная, каким позором грозит всякая фальшь. Далеко, далеко от них, на противоположном конце лужайки, под развесистым дубом стоит один из взрослых с сосредоточенным, серьезным видом и зорко всматривается в стоящих мальчиков. Заячий След сбросил свои мокассины и, весь напрягшись, ждет сигнала. Все глаза мальчиков впились в стоящего вдали индейца. Вот он поднял руку и издал резкий крик.

Игра в мяч.

Мгновенно замелькали в воздухе ноги, и с невероятной быстротой понеслись мальчики через лужайку. Мелькали ноги, мелькали слетавшие с ног мокассины вот один упал, через него быстро перебежали другие, те столкнулись между собой, у этого нос в крови, но нет стонов и плача… Старик индеец объявляет, кто прибежал первым, и побежденные приветствуют шумными криками одобрения и восторга своего соперника и победителя.

За бегом начинается игра в мяч. Игра эта не такая уж простая, как первая, в ней принимают участие и взрослые. Все разделяются на две партии, в каждой партии есть свой начальник, руководящий игрой. На огромной поляне ставят довольно далеко один от другого два высоких шеста. Каждая партия имеет свой шест; цель игры заключается в том, чтобы пригнать мяч к своему шесту.

Все участвующие в игре держат в руках загнутые палки, к которым прикреплена сетка; веревка от сетки зажимается в руке играющим.

Кто-нибудь из стариков бросает мяч, он подхватывается палкой с сеткой и отбрасывается играющим по направлению к своему столбу. Но противники не дремлют, они ловят момент, когда падает мяч, подхватывают его и отбрасывают в другую сторону. Требуется чрезвычайное хладнокровие, ловкость и быстрота, чтобы подхватить мяч и бросить его так, чтобы он не попал к противнику. Играющие сталкиваются, сшибают с ног друг друга, часто сильно ранят друг друга, но и здесь не слышно ни стона ни крика: каждый стыдится обнаружить свою слабость. Если силы равны, партия тянется долго, пока, наконец, какой-нибудь счастливец не пригонит мяч к одному из столбов. Игра кончена. Со всех сторон раздаются радостные клики: «Ге-ге-йа-х-ни-гук!», приветствующие победителей.

Когда индейцы собрались около своих вигвамов и начались игры, они не знают усталости, – целый день проходит в непрерывной смене игр. II мальчики и взрослые все вместе участвуют в общих играх или разделяются на группы и ведут каждый свою игру. В этих играх испытывается не только ловкость ног, быстрота движений, испытывается тут и меткость взгляда, сдержанность и хладнокровие.

Самые маленькие устроили игру – метание кружка. Кружок этот металлический, и бросающий его должен пустить его вперед по гладкой дорожке как можно быстрее, чтобы он докатился возможно дальше. А с боков, далеко от дорожки, привстав на колено, стоят более взрослые мальчики. У каждого из них лук с туго натянутой тетивой и лежащей на тетиве стрелой. Кружок катится по дорожке с страшной быстротой, а сбоку свистят стрелы, ударяются в него, замедляют движение, останавливают его совсем. И чем опытнее стрелки, тем дальше они становятся от дорожки, тем труднее бывает им попасть в кружок. Старики стоят в стороне, молча наблюдают игру и изредка произносят, к гордости стрелков, свое многозначительное «гук». Большей награды и не нужно молодежи.

Но самым любимым спортом и развлечением индейцев являются скачки. С лошадью индеец сживается с тех пор, как он начинает ходить. Это верный и лучший друг индейца с незапамятных времен. И индеец в трудную минуту жизни скорее сам будет голодать, потуже затянет свой пояс, чем заставит голодать своего друга. Правда есть и такие области, где индейцы обнищали, там у них нет ни лугов ни пастбищ, нет поля, где бы они могли посеять себе хотя несколько грядок кукурузы; там понемногу стали выводиться и лошади, или если они и есть, то так же жалки и худы, как и их хозяева-индейцы. Там уж не до скачек, там, впрочем и не до игр: вечно голодные, истощенные, еле двигающиеся, вымирающие индейцы не могут там думать уж об играх. Но там, где у индейца остался лес и луг, там сохранился и верный друг его – лошадь.

Скачки.

И индеец и лошадь, кажется, вполне понимают друг друга, понимают с первого взгляда. Умному животному не нужно кнута или плети, – достаточно взгляда хозяина, достаточно его слова.

Маленькие мохнатые лошадки выведены на опушку леса к полю. Около них собрался народ из вигвамов, все как будто участвуют в том оживлении, которое охватило молодежь. Лошади готовы. Каждая из них понимает, в чем дело. Вот на спину ее вскакивает тот, которого она знает так давно, который постоянно ласково и серьезно с нею беседует. Лошади стоят смирно, редко какая из них переступит ногами, все застыли в напряжении. Еще минута, раздался крик, этот дикий, резкий, проникающий, кажется, во все фибры тела крик, легкий удар ног, и лошадь вынесла вцепившегося в нее и как бы слившегося с ней седока далеко за линию. Ни рвы ни изгороди не служат препятствием для этого бешеного бега. Все дальше и дальше мчатся лихие наездники. Они не стараются употреблять хитрости, лукавства, чтобы опередить противника, не загоняют до-смерти своего друга, на котором так цепко сидят, – нет. Весь вопрос только в том, кто смелее, кто лучше воспитал свою лошадь и приучил ее к быстрому, трудному с препятствиями бегу.

Кончат одни бешеную скачку, на смену им являются свежие, другие. У всех серьезные, важные лица, каждый с трепетом думает, что-то скажут их мудрые, старые вожди о них.

Солнце уже утомилось, медленно идет оно к западу, тени становятся все длиннее и длиннее, кончается день игр. Уставшие, но довольные и возбужденные, понемногу расходятся по своим вигвамам юноши и старики. Еще завтра будет день, завтра будут и игры.

Небо высыпало звездами, бросающими свой мягкий, ласковый свет сквозь темную листву деревьев. Кругом торжественно, тихо. Не нарушают этой тишины сидящие у вигвамов индейцы. Молча посасывают они свои длинные трубки и посылают дым мира к небесам.

Только у одного вигвама тихий говор. Это старик Шин-ге-бе собрал около себя на траве молодых ребят и рассказывает им про Великого Духа. Тихо сидят вокруг него слушатели: мудр старый Шин-ге-бе, и когда он рассказывает что-нибудь, то рассказывает только самое важное, самое мудрое, и каждый с благоговением прислушивается к его словам.

XI. Письмена индейцев

Часто Заячий След прислушивается к рассказам стариков, вслушивается, затаив дыхание, в легенды о подвигах предков, о том, как их великие люди служили на благо своего народа. Он вслушивается жадно, внимательно, все эти рассказы отпечатаются навеки в его памяти, и он передаст их в таком же виде своим детям и внукам.

Так складывается история народа. История эта не записана, она только передается из уст в уста. Передается в этой истории самое важное, самое главное, по их мнению, и потому-то индейцы особенно чтут своих рассказчиков, и, как бы рассказ ни был неправдоподобен или с нашей точки зрения, смешон, индеец не улыбнется, не отнесется к этому легко.

«Ух! – скажет он только с серьезным видом, переводя дух, – хорошая история».

Но есть у индейцев и записи, только они не такие, как у белых, их надо уметь читать, и умеют их читать только мудрые вожди индейцев. Заячий След видел эти записи у старого Шин-ге-бе. Шин-ге-бе читал их ему. Записи эти не что иное как палки, на которых находятся зарубки, часто палки раскрашены. Каждая зарубка указывает на какое-нибудь великое событие в истории народа. Значение каждой зарубки передается старыми вождями народа молодым, и так идет сотни лет.

С глубокомысленным, сосредоточенным видом слушает Заячий След, как ему объясняет Шин-ге-бе значение зарубок: «Явились белые и с севера и с юга. Они мирные. У них удивительные вещи. Кто они такие?» Ни на одно мгновенье в уме Заячьего Следа не возникает сомнения в истинности этих сведений. Хотя он и знает, что белые – ужасные люди, хотя он и слышит об этом постоянно, но он верит этой записи. Верит потому еще, что слышал не раз, что первоначально пришедшие к ним белые были совсем иными: уважали индейцев, свято чтили свои договоры с ними.