Тихий омут

Он уже перекинул одно копыто на улицу, когда резкий крик его остановил.

– Постой!

Эзеот медленно обернулся и сложил на груди руки, дескать, ну, что ещё?

– А твой Протогор может помочь мне отомстить… за семью?

– Не знаю, – пожал плечами бес. – Я не могу говорить за Протогора. Наверное, как договоришься. Одно могу сказать совершенно точно, это ему по силам.

– Я согласна, – услышала Ия свой голос и невольно вздрогнула, таким жутким он был в тот миг. – Устрой мне встречу с дедером.

Чёрт тепло улыбнулся и снова возвратился в молельню.

Глава 14

Взгляд неотрывно следил за курящейся в углу лампадкой. Дымок принимал самые сказочные и невообразимые очертания. То оборачивался густым облаком, то становился похожим на смешные кошачьи мордочки. Однажды живое воображение Анея вырвало нечто похожее на горбатую саахадскую лошадь – верблюда. Их мальчишке довелось увидеть полторы седмицы назад, когда в Храмовые скалы прибыли паломники из страны песков. Более чудного создания и придумать было сложно. Они так смешно жевали колючки, что не было сил сдерживаться от смеха. А когда одному из них вздумалось плюнуть в кого-то из выпускников, то-то было весело.

Прошло уже семь дней после того, как их едва не размазали привидения старой часовни, но никаких разбирательств пока не последовало. Аней постепенно расслабился, как и все остальные. Кроме, разве что, Ливы. Девчонка всё ходила какая-то мрачная. Ту парочку влюблённых Аней больше не видел.

Мысли почему-то настырно уходили далеко от учёбы, и никак не выходило обратить их в нужное русло. Перед мысленным взором пролетало тёплое лесное озерцо, в котором так любилось купаться с друзьями. Спелая зелень клёнов и елей… И земляника, густо разбросанная в сочной высокой траве.

Здесь, среди серого безмолвия и каменного холода, взгляду порадоваться было не на что. В Храмовых скалах отродясь ничего не росло, словно это место Господь специально создал для самосозерцания и отрешения от мирских сует. И – кто знает? – не от того ль жрецы для своих одежд выбрали зелёный цвет? Чтобы, тоскуя по дому, можно было хоть на минутку увидеть знакомую зелень, пусть даже и неживую, не настоящую.

Перед десятком учеников взад-вперёд расхаживал отец-наставитель Фракья. Поговаривали, что он является наставником рытников, а у обычных послухов ведёт всего несколько лекций. Он уныло и неинтересно рассказывал историю одного пастора из какого-то далёкого края, который из глины создал себе слугу.

– Свои еретические изыскания описал сей недостойный сын Святой Церкви в богомоерзком трактате «Голем». Что в последствии обернулось многими бедами, когда оный трактат попал в руки к чернокнижникам.

«Зачем мне об этом знать?» — подумал Аней, едва не засыпая.

Монах, между тем, продолжал говорить себе под нос, ни к кому конкретному не обращаясь.

– Големы имеют вельми крепкий стан, могучие руки и пустую голову. Креатуры сии могут говорить, сиречь, складывать простые фразы, но даже элементарное мышление им недоступно. На челе начертано колдовское заклинание, дарующие голему извращённое подобие жизни. Нас интересует последнее слово заклинания, которое читается как «ЭМЭТ», что значит «жить». Против голема бесполезны обычные способы воздействия.

«Наконец-то что-то интересное. Неужели не только рытников наставляют, как бороться с чудовищами, но и нас чему-то научат?»

– Он не боится, – бубнил отец-наставитель Фракья, – ни воды, ни жара. Самое прочное и острое оружие лишь затупится о него. Но истине говорю вам, в начале кроется и конец. Если стереть с чела голема первую букву в слове «ЭМЭТ», то получится «МЭТ» – «умирать». И голем обратится во прах.

Скрипнула лёгкая дверь, покрытая святыми символами. В келье показался здоровый лысый монах с маленькими глазками и большим носом. Его рот, по обыкновению, растянулся в широкой улыбке. В общем, мужчина производил впечатление дурачка, но здесь таких было много. Их считали божьими людьми.

– Тебе чего, Шарлей? – тихо произнёс лектор.

Слабоумный медленно вытянул перед собой руку и пальцем показал на Анея. А потом скрючил обе кисти в нескольких непонятных жестах и снова показал на мальчишку.

– Хм, – на миг задумался монах. – Ладно, Аней, ступай с Шарлеем.

Юный послух смерил взглядом детинушку и нервно сглотнул. Юродивый Авоська по сравнению с ним казался птенцом на фоне коршуна. И хотя слободский дурачок ни разу не сделал ничего худого, мальчишка боялся его до дрожи в коленках. Чего уж говорить о здоровом, богатырского покроя Шарлее?

Кто их блаженных знает? Мало ли, что в голову взбредёт.

– Ну-ну, смелей, – поторопил наставник.

Мальчик осторожно выбрался из-за небольшого древнего столика и, понуро опустив голову, поплёлся за юродивым. Всю дорогу страшный божий человек смеялся не пойми чему и хитровато поглядывал на парня, будто знал о нём что-то очень занятное. Или собирался учинить какую-нибудь каверзу.

Стоило Анею подумать об этом, как внутри всё похолодело. Ледяными пальцами страх сдавил глотку и так не отпускал, пока они не оказались перед расписной арочной дверью, инкрустированной по краям золотом. Со святым перечёркнутым кругом в середине.

За ней скрывалось то, где парнишка не чаял появиться хоть раз в жизни – келья святейшего Ерга, архипрелата Храмовых скал. Человека-легенды, истории о чьих благочестивых деяниях передавалось из уст в уста. И, наверняка, после смерти святого отца о нём напишут житие.

Дверь бесшумно отворилась, и мальчишка вошёл. Келья слабо напоминала комнаты простых монахов. Конечно, она так же была внутри скалы, стены испещряли плесень, плющ и оспины, но у дальней стены находился добротный, дающий много тепла, очаг. Вокруг было много свечей, стоявших здесь повсюду: на полу, на подсвечниках, на столе. У стола, нещадно забросанного какими-то свитками, перьями, испачканными кляксами, множеством чернильниц и какими-то вещами, о которых Аней и не слыхивал никогда, стояло два стула. Один находился за столом ближе к стене. Его сидение, спинка и подлокотники были обшиты бархатом. Стул, стоявший напротив, чуть беднее, да и стоял как-то подальше первого, кажется, прибитый ножками к каменному полу кельи. Совсем далеко, в практически неосвещённой части комнаты находилась широкая кровать с балдахином тёмно-зелёного цвета.

За столом сидел Ерг. Голова и руки заметно тряслись, но взор на удивленье оставался острым. Старец тепло улыбнулся и указал на стул перед собой:

– Здравствуй, Аней, присаживайся, – как только эти слова были произнесены, Шарлей расхохотался и вышел вон.

Мальчишка проводил его перепуганным взглядом и повернулся к архипрелату. Анею казалось, он вот-вот провалится под пол. Такого страха и неловкости ему испытывать ещё не доводилось. Ещё бы! Толковать вот так – с глазу на глаз с самим преподобным Ергом… Тут уж было от чего голове пойти кругом.

– Я бы хотел, чтобы до определённого срока предмет нашего разговора не стал достоянием общественности…

Аней торопливо закивал, сам не до конца понимая, на что, собственно, соглашается. Такому человеку, как святой отец, отказать было просто невозможно.

Старик по-доброму прыснул в кулак.

– Я хочу сказать, что ты не должен никому рассказывать, о чём мы с тобой говорили.

Сообразив, чего от него хочет отец-настоятель, мальчишка закивал ещё сильнее.

– Вот и славно, – облегчённо выдохнул Ерг. Можно подумать, он опасался другого ответа. – А дело вот в чём, Аней…

Настоятель сложил ладони в замок и на какое-то время задумался. Его взгляд блуждал по полу исписанным тетрадям, берестяным стаканам с писалами и подсвечникам.

– Гм, все мы, – наконец продолжил святой отец, потирая большие пальцы, – так или иначе, противостоим злу. Каждый несёт свой крест в собственном круге. И неважно приходской ли это игумен или член Священного Синода Храмовых скал. Мы все несём в себе бремя противостояния дедеру, ибо являемся последним рубежом. Не станет нас, и человечество падёт под ударами дедеровой кузнецы.

Мальчик слушал его, не смея шелохнуться. Мало того, что его без всякого предупреждения привели к самому святейшему архипрелату, так того понесло в пространные рассуждения, абсолютно непонятные простому слободскому мальчугану. Нет, разумеется, общий смысл сказанного не понял бы разве что младенец, но вот только к чему это всё? Наверное, учёный муж пытался что-то втолковать помимо произнесённого. И не исключено, что всё это, опять же, можно было изложить куда проще и на порядок понятнее. Но перебивать и переспрашивать Аней даже не решился.

– Уверен, тебе ведомо, что в Храмовых скалах обучаются не только представители, гм, верховного духовенства, но и ещё совершенно специфический род священнослужителей. Гм, в народе их, кажется, называют белыми жрецами. Ну, или чаще – цепными псами Храма. Это те из нас, кого Господь отметил своей дланью, чтобы противостоять злу лицом к лицу. И, в общем-то, немудрено, что силы белых жрецов простираются далеко за рамки обычных человеческих возможностей.

Ерг закряхтел и поднялся. Он тихонько, опираясь на широкую изогнутую трость, подошёл к Анею и положил руку мальчишке на плечо. На сморщенном лице настоятеля мелькнула ласковая улыбка.

– Здесь, в Храмовых скалах, их называют рытниками. С норальского это значит «несущий свет». Они приносят свет даже туда, где тьма укоренилась настолько, что никакими общепринятыми методами не получается её одолеть, – Ерг присел на краешек стола перед Анеем и заглянул ему в глаза. – Рытником суждено стать далеко не каждому. Для этого нужен особенный дар, и в тебе он есть. Догадываешься, откуда я это знаю?

Архипрелат замолчал, наблюдая за реакцией семинариста. Конечно, Аней догадывался. И дурак бы догадался – всё из-за того, что они с друзьями устроили ночью в часовне. Мальчишка покраснел от стыда.

– Гм, Аней, я бы хотел предложить тебе судьбу несколько отличную от той, какую ты представлял, отправляясь сюда. Я хочу, чтобы ты стал рытником. Тебе придётся навсегда забыть о служебном росте при Храме или, быть может, о собственном тихом приходе где-нибудь в небольшой слободке. Но взамен тебе откроется такое, перед чем оказывались лишь избранные.

– Мир нуждается в тебе, Аней. – чуть помолчав, продолжал настоятель Храмовых скал, – В тебе и таких, как ты. В ваших талантах. Я не могу приказывать… или даже просить. Но предложить – непременно. Вряд ли когда-нибудь у тебя появится возможность иметь собственный дом и малых деток. Домашние щи будут для тебя самым изысканным лакомством. Твой враг будет самым страшным врагом, способным существовать под этими небесами. Он будет менять личины, имена… Он постарается стать другом и отвратить тебя с истинного пути. Будет трудно, Аней. И возможно, когда-нибудь, какой-нибудь Безумный рив придёт за твоей головой. Но мир нуждается в тебе. Рытники нужны людям, как никогда ранее.

Преподобный засучил рукава и подошёл к подсвечнику. Дрожащей рукой смёл несколько огарков и заменил новыми свечами.

– На самом деле, я должен жестоко наказать тебя и всех твоих друзей за эту неслыханную дерзость! – неожиданно воскликнул Ерг и ударил кулаком по столу. Аней вздрогнул. – Самое меньшее, я должен выгнать вас всех взашей, но дар белого жреца – штука редкая, разбрасываться грешно. Ради этого я даже готов пощадить всех, кто был в ту ночь под Угрюм-горой. Ступай, Аней. И обещай крепко подумать.